«Трещины во льду — километр вниз. Оступился — и всё, конец». Антарктический FAQ от участника метеоритной экспедиции

С тех пор как экспедиция в составе шести опытных искателей метеоритов вернулась из Антарктиды в Екатеринбург, вы, дорогие читатели, в комментариях и электронной почтой спрашиваете нас о том, чего мы сами не знаем и знать не можем. Потому, когда мы приехали на интервью с Михаилом Ларионовым, с которым знакомы еще со времен первых выездов ученых к местам падения осколков легендарного Челябинского метеорита, мы не стали задавать ему свои вопросы. Мы задали ему ваши (конечно, предварительно отобрав самые частые из них). И он честно на них ответил.

Справка: Михаил Ларионов, доцент на кафедре физических методов и приборов контроля качества физико-технологического института Уральского федерального университета с 2013 г. Занимается спортивным туризмом с 1997 года, за это время участвовал в 36 спортивных походах 1–4 к.с. в пешем, лыжном, горном, водном и велотуризме. Руководитель походов 4 к.с. в пешем туризме, 3 к.с. в лыжном и велотуризме. Имеет первый разряд по спортивному туризму. Совершал сложные походы в районах: Прибайкалье, Камчатка, плато Путорана, Алтай, Кавказ, Западный Саян, Урал, Тянь-Шань. С его участием был разработан и проведен спортивный поход 4 к.с. в ранее не изученном районе Восточного Казахстана — хребет Саур. За всё время путешествий были совершены восхождения на категорийные перевалы и вершины 2А туристской классификации, максимальная достигнутая высота — 3700 метров. Председатель турклуба Уральского федерального университета «Романтик» с 2003 по 2005 г. С 2005 по 2015 г. — зампредседателя турклуба. Член маршрутно-квалификационной комиссии (МКК) турклуба, секретарь МКК, руководитель школы начальной туристской подготовки. Участник и руководитель полевых отрядов 6 метеоритных экспедиций Уральского федерального университета в различных климатических зонах: Чинге-2007, Североуральск-2008, Дронино-2011, Сеймчан-2012, Челябинск-2013, Мурманск-2014. В результате было обнаружено и привезено в УРФУ для исследования свыше 200 кг метеоритного вещества.

Как там на Южном полюсе вообще? Сурово?

Там хорошо. Мы ожидали, что будет очень холодно и очень тяжело. На деле — ничего особенно страшного или внезапного. Хотя, конечно, не без приключений.

В Антарктиду вылетали из Кейптауна. Самолет задержался на день из-за погоды. Посадить самолет на лед — это непросто. Поэтому все летчики, которые работают на этом рейсе, — высокой квалификации, каждый из них — Герой России.

Я, если честно, до сих пор не понимаю, как они вообще посадили самолет. Когда заходили на посадку, земля с небом сливалась. Облака, а сразу под ними — лед. Сплошная белая стена. Черные точки полосы стали заметны за считанные секунды до соприкосновения с землей. Пилот потом сам признавался, что горизонт в последний момент увидел.

Добрались до станции. Их там много, но сосредоточены они на окраине материка — в самых теплых местах. Есть, впрочем, американская станция прямо на полюсе и наша — «Восток». Она расположена на большой высоте. И в самое теплое время года температура там не поднимается выше -30 по Цельсию. А зимой, в полярную ночь, опускается ниже -70. Не представляю, как они там работают. Сами рассказывают: «Выходишь на улицу, улыбаешься — и зубы от мороза трескаются тут же».

Но мы так далеко не забирались. Застряли на станции еще на пару дней из-за непогоды, а потом вылетели вглубь Антарктиды на самолете. Сначала планировали на вездеходе добраться. Но нам сказали: «Не повезем. Сумасшедших нет. Там трещины во льду — до трех метров шириной. Вся машина туда провалится запросто. А трещину эту не увидеть, проморгать — плёвое дело».

Для самолетов это тоже опасно. Когда нас уже обратно забирали, мы посадочную полосу размечали рюкзаками. Расставили их, ждем, самолет уже на посадку идет. И тут замечаем, что наша полоса упирается аккурат в такую вот дыру во льду — прямо в том месте, где самолет должен остановиться и пойти на разворот. Хорошо, что заметили. Быстро перенесли разметку на 50 метров вправо.

Мы сами этих трещин не сильно боялись. Команда у нас подготовленная, опытная. Но, конечно, ходили парами в связках. Потому что глубина трещины может быть и километр, и три. Оступишься, провалишься — и всё, конец. Там и останешься.

Вторая опасность — это пурга. В первый день экспедиции на местности ее не было. От места посадки до будущего базового лагеря мы дотащили провизию и оборудование — по 50–60 килограммов на каждого. Разгрузились. Поставили палатку и выдохнули. Хорошо. Штиль. Солнце светит. Тепло. Отдыхаем, фотографируемся.

И только Андрей, парень опытный, закаленный серьезными зимними походами, принялся стенку из камней вокруг палатки складывать. Давайте, говорит, помогайте. А нам неохота. Мы помогли, конечно, но так, без фанатизма. А он ее складывает, складывает, складывает...

На следующий день нас пурга настигла. И тут уже мы сами, без команды, побежали эту стенку наращивать. Чтобы палаточную ткань ветром не порвало.

А ветер жуткий. Против него шесть метров (чтобы оттяжки палатки проверить) проходишь две минуты. Сдувает. В туалет, простите, отойти — вообще целое испытание. Когда кто-то на это решался, провожали его, как героя, давали ценные советы в дорогу.

Пургу пережидали пять дней. Пять дней сидели в палатке. Спасались от скуки как могли. Кто-то книжки читал, а я, например, в преферанс играть научился.

Когда ветер успокоился немного, облака ушли, мы оделись и пошли собирать образцы. Искали копченые или угловатые — в общем, странные камушки. Опыт, слава богу, есть. Задача — найти непохожий камень. Неподалеку от нашего лагеря было много скоплений породы, но земная-то нам не нужна.

И вот так, с ледорубами и металлоискателем, ежедневно проходили порядка 25 километров по пустой, безжизненной, белой Антарктиде. Живности там немного. Пингвины есть, но мы их так и не встретили — только в Африке, в Кейптауне колонию этих птиц видели. Еще там водятся чайки-поморники. Промышляют тем, что пожирают пингвинов и воруют у полярников шапки — для гнезд.

Зачем вы собираете осколки метеоритов?

На этот вопрос можно отвечать годами. Но я буду краток. Метеорит — это вещество, которое было еще до образования планет. Грубо говоря, сначала были газо-пылевые облака. Под воздействием гравитации они скапливались в метеориты, крупные астероиды и только потом — в планеты.

То есть когда мы изучаем метеориты, мы узнаем, как формировалась Солнечная система. Это интересно. Примерно с той же целью на орбите построили МКС, отправили человека на Луну и собираются покорять Марс, посылают зонды на астероиды. А можно никуда не лететь и изучать то, что само к нам прилетает.

Почему именно в Антарктиде?

Метеоритной экспедиции УрФУ уже очень много лет. Конечно, Антарктида — это далеко не первая точка наших исследований. Мы всегда старались ездить в места, где прошли метеоритные дожди. Ездили, в частности, на Колыму. Там крупный металло-каменный метеорит упал, каждый год оттуда по тонне вещества вывозят. То есть, конечно, найти образцы можно и поближе.

Но у Антарктиды есть неоспоримый плюс. Метеориты она копит миллионы лет. И очень хорошо их сохраняет: помогают холод, лед, сухой климат и небольшое количество осадков. Образцы лежат в толще льда, но он сам (этот лед) движется. Ближе к центру Южного полюса формируются так называемые купола высотой до 3,5 тыс. метров. С них лед сползает к периферии материка. И всё, что на него из космоса упало, тащит за собой. Натыкается на горы, наползает на них. Ветер лед точит, обнажая всё, что тот накопил, — в том числе прекрасно сохранившиеся осколки метеоритов, упавших на Землю много-много-много лет назад.

В итоге образцов более чем достаточно, они разнообразны и найти их относительно легко — не надо прочесывать десятки квадратных километров. Проблема только в том, что вместе с космическими камнями лед вытаскивает на поверхность и земную породу.

Такая примерно логика. Потому метеоритные экспедиции направляют именно туда. Американцы, к примеру, на деньги NASA ездят регулярно, ежегодно с 1975 года. Работают в промышленных масштабах, уже нашли в общей сложности 20 тыс. образцов. А мы до сих пор искали только на территории своей страны. И выбраться в Антарктиду — это на самом деле важное дело для российской науки.

Сколько это стоит и за чей счет банкет?

Общая смета — порядка 10 миллионов рублей. Из них 6 миллионов — это только стоимость перелета из Кейптауна до Антарктиды и обратно. Причем цена все время росла вместе с курсом евро. Главный инвестор — Уральский федеральный университет. Помогли и спонсоры: предоставили деньги, продукты, оборудование, снаряжение, спецодежду.

Когда полетите в следующий раз и полетите ли?

Мы, конечно, собираемся. Но всё будет зависеть от того, будет ли финансирование.