Наш первый герой — кандидат медицинских наук Вадим Гусев, заведующий неврологическим отделением ГКБ №23. Его специализация — инсульты, дело небыстрое, но от этого не менее нужное. В его отделении люди заново учатся ходить и говорить, иногда удаются большие и маленькие чудеса. Так, симпатичная девочка Настя попала к Вадиму с параличом после травмы. После нескольких процедур паралич удалось снять, а сам Вадим получил на медицинском конкурсе приз за результат лечения.
| «У нас, невропатологов, наглядный эффект от лечения бывает редко. Ну, знаете, как в кино бывает — травматолог достал пулю из человека, и тот открывает глаза. У хирургов так же все просто — убрал аппендикс, и человек встает, чувствует себя хорошо. Большинство наших пациентов перенесли инсульт или травму, мы делаем для них массажи, тренажеры, понимая, что эволюции уже не случится. Или же по 14 дней учим заново ходить. Недавно появились другие методы работы, позволяющие достигнуть видимых улучшений, и это воспринимается как маленькое чудо». |
Азиатские языки — хорошее лекарство от деградации мозга
В последнее время общество сильно изменилось. Меня это не столько волнует, сколько интересует. На примере нескольких последних лет — появились другие способы обмена информацией. Появился разлом — мы недопонимаем как старшее, так и младшее поколение. Не знаем, что читать, а что нет, чему верить. Это коснулось и моей узкой специальности, неврологии.
Есть пожилые и молодые врачи, первые имеют практический опыт, вторые — новые алгоритмы лечения, и опыты эти совершенно не пересекаются. Пожилые доктора лечат инсульты, и довольно успешно, при том что в новых книжках говорится, что так лечить неправильно, пусть это и помогает. А молодые врачи при лечении опираются только на «продвинутые» алгоритмы и лишены личного позитивного опыта.
Одной из последних моих пациенток было 70 лет, женщина страдала нарушениями памяти. В свое время была программистом, а теперь на пенсии, в полной растерянности. Раньше я таким всегда говорил: учите иностранный язык, желательно восточный, чтобы задействовать оба полушария мозга. А сейчас у нас появился Google–переводчик с любого языка мира, а некоторые программы переводят и с устной речи — это то, о чем мечталось много лет назад. Я думаю, наши заболевания тоже будут преобразовываться вслед за средой.
Вы все давали «клятву Гиппократа»
Во-первых, как таковой клятвы не существует — есть «клятва советского врача», она осталась и с Гиппократом во многих вариантах не совпадает. Когда к нам пациенты с таким вопросом обращаются, мы говорим: «А вы ее читали? Вы думаете, что там сказано, как нужно действовать в приемном покое?».
Конечно, морально врач и сейчас немного отличается от любого другого человека. Изменилось воспитание среднестатистического гражданина — врачей как раз воспитывали нормально. «Люди в белых халатах, элита, интеллектуалы, ответственные», — я точно знаю, что в высшей школе до сих пор так к этому относятся, и именно так воспитывают молодых врачей.
В неотложной больнице бизнесмен и бомж могут оказаться на соседних койках
Мы работаем в особенной, неотложной больнице. А это значит, что зачастую пациенты поступают в нетрезвом состоянии или состоянии стресса. Контингент? Зависит от человека, понятно, что в больнице он ведет себя не так, как в жизни, и срез общества у нас специфический. Я хочу сказать, что клиенты, к примеру, УГМК «Здоровье» и приемного покоя 23 ГКБ — это две большие разницы. В неотложные больницы везут всех найденных на улице. На соседних каталках могут оказаться депутат и бомж. Травма не щадит никого. Хотя и здесь есть своя специфика.
Статистика говорит, что в большинстве случаев травмируются люди под градусом. Многие говорят, что у детей не так, а и там все так же. Ребенок в 2 часа ночи упал с качелей и сломал руку, вопрос — что он делал в 2 часа ночи на качелях? Ждал, пока его мама допьет бутылку до конца и решит, что будет делать дальше.
Хамят много. Иногда они делают это правильно — долго нет врача. Но, я вас удивлю, за рубежом все совершенно так же. Мы же все «Доктора Хауса» смотрели — пациенты там ждут в приемнике часами. В Англии запросто с обострением язвенной болезни можно просидеть (а не пролежать, как у нас) несколько часов, пока дойдет до тебя очередь. Ты в талончике 276, а на приеме всего шесть врачей. Раньше тебя не осмотрят, если не скорая привезла, а сам пришел. В этом смысле у нас лучше.
Если инсультом болеют дети — мы делаем что-то не так
На самом деле главная проблема инсульта — это катастрофичный рост заболеваний. Инсульт молодеет. Лет 20 назад, когда я начинал работать в медицине, 30-летний пациент с инсультом — это было такое ЧП, на которое все сбегались смотреть, публиковали в медицинских журналах.
Я спускаюсь в приемник и вижу 25-летнего парня, такого, характерного. Курящего наверняка. Вижу, что у него резко ослабели руки, и другие симптомы, и могу предположить инсульт, хотя 15 лет назад это было последнее, о чем бы я подумал. А сейчас моя супруга заканчивает диссертацию по детским инсультам. Что случилось? Изменилась генетика или образ жизни?
Проводится целая конференция по изменению кровотока в мозге у детей, а значит, мы что-то делаем не то. Конечно, народ об этом не думает и продолжает курить. Скорую не вызывают, едят не то, не следят за собой. Раньше я работал в 9 больнице, и они до сих пор не могут поменять документацию по инсульту — в их таблице детского инсульта просто не существует.
Молодые специалисты не знают, чем закончилась ВОВ
Я больше десяти лет преподаю будущим психологам высшую нервную деятельность. Группы большие, мы общаемся, и лекции по психологии требуют конкретных примеров из литературы и искусства. Да, конечно, я не понимаю их, некоторые шутки из сериалов. Но и на мои примеры молодые люди не реагируют, хотя я стараюсь брать те вещи, которые читали и видели буквально все. В последнее время оказывается, что они никогда и не слышали таких названий.
Например, «Мастер и Маргарита» — не читали, не слышали о том, что такая книга есть. Это повергает в некоторый шок. И фильмы не знают — не то что «другое кино», но и просто блокбастеры, которые видели буквально все. Да, кое-что кажется мне диким. Наверное, мои студенты — это не сливки интеллектуальной элиты, но с другой стороны, это и не ПТУ, это высшее образование. А они не знают, кто победил в ВОВ, чем закончилась Бородинская битва — примеры из истории не находят в них отклика.
Радует «движуха» по той теме, которой я занимаюсь
У нас сейчас министр здравоохранения — это наш самый авторитетный невролог в стране по проблемам инсульта. В нашем городе. И врачи связывают с этим большие надежды в профессиональном плане. Радует, скажем так, «движуха» по той теме, которой я занимаюсь. Я и 5 лет назад этим занимался, и 10 — это всегда было мне интересно, болел душой. Учил студентов, лекции устраивал. И раньше если находил новую информацию в журнале и на конференции, радовался очень. А сейчас все это происходит прямо само вокруг меня. Из-за чего приятно идти на работу — будущее настало уже сегодня, то, о чем так долго говорилось, наступило.
Сегодня народ пытается отстаивать свои права, но не знает, в чем они заключаются
Проблема взаимоотношений врача и пациента не решается никак, и нет подвижек в этом плане. Возникают вопросы на уровне «кто кому что должен». Люди не понимают, что некоторые вещи мы не можем им дать не потому, что не хотим, а по объективным причинам, а нам это вменяется в вину. Общество меняется, отношение меняется. Может быть, именно так растет общество потребления, но раньше такое отношение к врачу представить было невозможно.
Работать становится достаточно трудно в моральном плане. Сейчас пациенты знают лучше, потому что так написано в интернете. С одной стороны это правильно — народ сейчас воспитан так, чтобы уметь отстаивать свои права. Но как это делать — толком никто не знает. Какие права у них есть — тоже никто не знает. Ну и решают проблемы путем агрессии.
Нельзя сказать, что мы завалены судебными исками или жалобами, но возможно, идем именно к этому. По статистике большинство гражданских административных дел заканчивается в пользу пациента. В основном потому, что судьи, как правило, тоже пациенты, а не врачи. Последний закон, который вышел, — найдете врача, который бы сказал, что он хороший? Таких нет. Недоработанный, сырой, глупый — что угодно.
Возможно, в Орджоникидзевском районе что-то не так с экологией
У меня половина коллег — жители Орджоникидзевского района, интеллигентные люди. Но в 90-х я работал в ГКБ 40, и могу сказать, что контингент пациентов разный. В какой-то мере травмы, безусловно, связаны с районом. Есть здесь определенный процент наркоманов, алкоголиков и неблагополучных семей. А почему? Это сложный вопрос, почему. Но я знаю, что в нашей местности, на Эльмаше, много чисто неврологических определенных заболеваний. Вполне возможно, что-то изменилось здесь — может быть, экология, может быть, генетика.
Профессиональная деформация — это ненормально, даже в нашей профессии
Если с кем-то из отделения или с супругой идем по центру города, видим прохожего с характерными движениями, несвязной речью, безусловно, шутим: «Наш человек». Но не могу сказать, что это мешает в быту. Надеюсь, что деформация у меня не сильно выражена. Все-таки деформация — это плохо, это девиация, а характер должен быть развит равномерно.
Нельзя сказать, что в школе я был буйным хулиганом, а сейчас стал врачом и изменился. Работать мешает — как у всех, лень. Тебе нужно подготовить выступление, а ты лежишь и смотришь кино. Рефлексия после приема остается. Пациент сказал: «У вас все плохо», — и ушел, хлопнув дверью. А я точно знаю, что он не прав. Недолго, но переживаю.
Я стараюсь уважать людей
Хотя, если послушать врачей, которые дежурят в разы больше меня, после смены с ними практически невозможно общаться, приемный покой неотложной больницы — это все-таки очень тяжело. Я сам работал в Новый год, в 7 часов утра 1 января было нечто невероятное. Засилье «отдохнувших»: очень много пьяных, матерящихся, дерущихся людей. Средний «отдых» нашего населения.
Те, кто не смог адаптироваться, ушли из профессии
В современном мире я мог бы сформулировать желание стать врачом. Не то что бы я страшно доволен тем, что я врач, но с момента, когда начал учиться, никогда не мог представить себя кем-то другим. Мне это нравится. Почему? Когда я был студентом, безусловно, очень гордился выбором профессии. Когда стал медбратом, на каких-нибудь тусовках с людьми других профессий говорил гордо (как сейчас говорят, как доктор Хаус): я жизни спасаю, а вы сидите. Конечно, такого сейчас нет. Это просто очень интересно. Возможностей больше, опыт накопился. Появилось спокойное отношение к различным ситуациям. Отношение к жизни изменилось. У кого иммунитет к работе врача не выработался, тот ушел из профессии. И работает уже не здесь.
З.Ы. А вообще, 23-я больница, это ужас ужас.