19 августа танки вошли в Москву, а ГКЧП — Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР — попытался устроить государственный переворот. С одной стороны оказались сторонники реформ, с другой — целостности СССР. По мнению участников комитета, перестройка и связанные с ней реформы вели к развалу страны из-за нового союзного договора между республиками Страны Советов. Вместо СССР должен был появиться Союз суверенных государств, в который планировали вступить не все республики Советского Союза.
Представители официальной власти назвали действия ГКЧП путчем или антиконституционным переворотом, поскольку Комитет попытался захватить власть, введя в столицу войска. Среди путчистов были высшие руководители СССР: вице-президент Геннадий Янаев, председатель Совета министров Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов, глава МВД Борис Пуго, председатель КГБ Владимир Крючков.
На улицы вышли сотни тысяч человек, Белый дом готовился к штурму, а по телевизору крутили «Лебединое озеро». Борис Ельцин, тогда президент РСФСР — самой крупной республики страны Советов, — готовился к борьбе за власть. К вечеру 19 августа люди уже начали строить баррикады. Это известные факты.
Но мало кто знает, что во всей этой неразберихе из Москвы в Свердловск вылетели 35 человек и спрятались в бункере. Это было резервное правительство на случай, если Белый дом возьмут, а Бориса Ельцина убьют или заключат под стражу.
В состав правительства тогда вошли:
«Около пяти вечера я заглянул в приемную О. И. Лобова. […] Приглушенным голосом, чтобы в кабинете, где нас было двое, никто не слышал, он сказал:
— Президентом принято решение о создании резервного правительства. Есть по этому поводу указ. Мне поручено возглавить миссию. Сейчас составляю список резервного правительства, оно должно срочно вылетать «на точку». Вы не возражаете войти в его состав?
Я задал один вопрос:
— Где эта «точка», если не секрет?
— Вам я скажу. «Точка» находится в Свердловской области, — ответил мне Лобов», — вспоминает в своих мемуарах бывший председатель Государственного комитета по архитектуре и строительству РСФСР Борис Фурманов.
В этот же вечер группа чиновников попыталась улететь из аэропорта Внуково, но, несмотря на секретность операции, информация о ней просочилась в ГКЧП. Путчисты распорядились не допустить вылета самолета.
«Лобов звонил министру этой самой гражданской авиации, кому-то еще и еще, получал на словах осторожную поддержку, но положение не менялось. Он убеждал аэрофлотовских товарищей, разговаривал с экипажем и командиром самолета. Переговоры продолжались часа полтора, только нас в итоге оставили на земле», — вспоминает Фурманов.
Улететь удалось только на следующий день, 20 августа, из Домодедово. Но и там выпускать группу не хотели, ответственность на себя взял командир судна и вывез чиновников.
Группа Лобова — он работал с Ельциным еще в Свердловске — прилетела в столицу Урала, здесь их сопровождали Эдуард Россель и Федор Морщаков. Последний — еще один соратник Ельцина, у которого в Свердловске были хорошие связи.
«Важные министры на тот момент были в Москве. В составе группы были специалисты, которые занимались вопросами экономики, ЖКХ, строительства, нефтью. Они потом не стали политиками известными, но они отвечали за ключевые отрасли», — пояснил 66.RU руководитель научного отдела Музея Б. Н. Ельцина Евгений Емельянов.
«Вершители людских судеб понимали, что в случае захвата сторонниками ГКЧП Белого дома члены правительства будут арестованы и на воле не останется лидера, способного сгруппировать вокруг себя единомышленников. Эта роль при обсуждении всеми отводилась Лобову: он первый заместитель председателя правительства РСФСР, человек, близкий к Ельцину, хорошо известен в хозяйственных и политических кругах страны по своей предыдущей работе», — пишет Фурманов.
Бункер построили еще 80-е годы. Это был специальный запасной командный пункт для размещения правительства РСФСР на случай ядерной войны. Убежище спроектировали так, что оно в теории должно было выдержать попадание ядерной боеголовки. Бункер и сейчас остается действующим секретным объектом, поэтому его фотографий в открытом доступе нет.
«Там двери очень мощные, глухие, герметично закрывающиеся. Запас воды, питания и воздуха. Для обеспечения кислородом под землей была устроена сложная система фильтрации», — рассказывает Емельянов.
В мемуарах Фурманова написано, что бункер имел размеры 40 на 40 метров, располагался на пятиметровой глубине.
«В зале заседаний висела карта с изображением двух полушарий нашей планеты, но она явно не подходила для данного момента, неся излишнюю информацию о странах мира. Однако и это упущение не являлось главным. Запасной пункт управления страной задумывался и создавался на случай межгосударственных конфликтов, а не внутренних раздоров, которых в принципе не могло быть в социалистическом государстве. Поэтому идеология создания управляющего центра не ориентировалась на неразбериху, перевороты, гражданские волнения в самой стране», — пишет Фурманов.
Фото: Настя Кеда, 66.RU |
---|
Фурманов уточняет, что бункер был огромный, но без излишеств: бетонные стены без отделки, зал для проведения заседаний штаба, маленькие кабинеты с телефонными аппаратами, общие комнаты для ночлега, специальные помещения с системами автономного обеспечения жизнедеятельности затворников.
Мебель в бункере была скромной: небольшие столики, простые стулья, лавки, нары в два яруса для отдыха и сна. Ничего лишнего. В избытке были лишь плакаты, развешанные везде по стенам. Правда, когда группа обустроилась на месте, у них сразу же случилась серьезная проблема.
«Линии связи, которые в этот бункер вели, они шли через свердловское управление КГБ, которое, оказывая поддержку ГКЧП, эти линии им, естественно, отрубило. И, как вспоминает Борис Фурманов, выяснилось, что в бункере, кроме этого, нет никакой связи с внешним миром помимо радиостанции», — рассказывает сотрудник Музея Б. Н. Ельцина.
«Мы оказались в бункере без телефонов, а до кого в тайге можно докричаться. Была допотопная радиостанция с антенной, которая вещала в радиусе 50 километров. Как раз в этой зоне практически отсутствовало жилье, и уж точно не было радиолюбителей, настроивших свои приемники на неизвестную волну нашей станции», — пишет Борис Фурманов.
Правда, связь удалось восстановить, через какое-то время и министры, и замы приступили к своей миссии. Они стали обзванивать глав регионов и узнавать, на чьей они стороне — Ельцина или ГКЧП.
«Когда наступил мой черед, то в списке субъектов административно-хозяйственного деления оказались Ивановская, Иркутская, Калининградская, Калужская области, Кабардино-Балкария, Калмыкия и почему-то Бурятия. Приплюсовали мне еще и Свердловскую область, как родную. Распределение утвердили, и с этого момента все, как и я, имели адреса, по которым предстояло связываться, объясняться, уточнять и навязывать позицию центра», — рассказывает Фурманов.
В бункере резервное правительство провело всего два дня. 22 августа чиновникам сообщили, что Борис Ельцин победил, путчисты сдались и можно возвращаться в Москву.
«Столовую наполнили радостные возгласы:
— Победа! Победа!
Желающие не ограничивали себя в выпивке, хотя водку в граненые стаканы наливали, не перебарщивая, ровно по сто грамм, ибо другой объем мог показаться неприличным», — заканчивает воспоминания о командировке Фурманов.