Нравственность. Осознанность. Свобода. Как НОС Сергея Кияницы помогает ему продавать картины

Фото: Антон Буценко, 66.RU
Уральские горы Сергея Кияницы

— Расскажите, пожалуйста, у вас академическое образование?

— У меня художественная школа новосибирская, потом художественное училище имени Шадра в Екатеринбурге, потом я поехал в Питер, там немножко поучился, но не окончил. В один момент мне надоел академизм, хотелось развиваться, я тогда тяготел к авангарду и импрессионизму. Больше к современным западным тенденциям, и из-за этого уехал в Чехию учиться. Потом вот вернулся. Но база изначально академическая.

— И что к академической базе добавилось, какие-то эксперименты?

— Еще когда в «Шадре» учился, я уже экспериментировал, курса с третьего я начал искать, мне тогда уже скучно было просто копировать реальность и подчиняться всем правилам. Я добавлял какого-то цвета своего, утрировал, например, тени холодные, грубо говоря, я их мог где-то увести там в синие совсем, как импрессионисты делали, добавлял элементы авангардные. Меня как-то раз даже отругали, сказали, что это все круто, но есть определенные академические каноны, мы тебе поэтому на просмотре ставим троечку. А мне всегда хотелось свободы и двигаться дальше.

— К чему двигаться дальше?

— Ну, к своему языку художественному. У меня своя философия, как вести работы, это определенное искажение формы, искажение цвета, подчинение определенным пластическим решениям. Но в основе я все равно оставляю академическую платформу. Я всегда любил рисовать, мама на этом акцентировала внимание. Меня отвели в художественную школу, и тогда у меня на всю жизнь зафиксировалось ощущение, что я художник. В общеобразовательной школе у меня не было особых успехов: сидя на физике, я думал, когда это закончится, чтобы я мог убежать в художественную школу, потому что меня там ценили, там были выставки, там я был личностью.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— А что на алгебре не рисовалось?

— Да я всегда рисовал.

— Вместо того, чтобы слушать?

— Конечно, и помню, тогда популярны еще были гелевые ручки, они только появились, и меня все просили татуировки им рисовать. Рисовал сначала солдатиков, потом девушек из комиксов. У меня уже тогда, мне было лет тринадцать, эти картинки начали покупать знакомые, за три копейки, конечно.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— Тогда появились мечты о богемной жизни художника? Потому что есть стереотип, что у творца, условно, с утра бокал шампанского. И вообще, живут художники, как в романах Ремарка и Хемингуэя, в окружении красивых женщин. Или я ошибаюсь и это все-таки работа и тяжелый труд?

— Жизнь художника волнообразна. Она и прекрасна, и трудна одновременно. Я — творческий человек, считаю себя художником, хотя я не настолько улетевший, как, допустим, Ван Гог. Ему же было пофиг, продается или нет. Он писал — с ума сходил. У меня все равно есть связи с галеристами, есть коммерческие заказы. Поэтому все волнообразно. Естественно, когда есть продажи хорошие, тогда есть и богемная жизнь, о чем говорил Ремарк.

— Ну то есть с утра бокальчик?

— С утра я, конечно, не пью.

— Ну ладно, вечером.

— Вечером, конечно, джазик, винцо. Иногда с друзьями собираемся у меня в мастерской, хорошую музыку включаем и друг друга пишем.

— Ухо отрезать никогда не хотелось? Как Ван Гог?

— Ухо отрезать? Ну если только другому человеку, себе — нет.

— Я где-то читала, что Микеланджело один раз так захотел нарисовать труп свежий, что он натурщика убил, я не знаю, насколько это правда. Вы настолько натура увлекающаяся, я не про криминал сейчас, а про то, что вся жизнь — искусство, все ради этого?

— У меня вся жизнь завязана на творчестве, конечно. Музыку я очень люблю. Круг общения мой составляют люди из искусства. Я этим живу. Но я не сказал, что у меня были какие-то сумасшедшие выходки.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— Ну а самое грандиозное, что было ради искусства сделано? Может, полотно какое-то огромное нарисовано или, я не знаю, дорожный знак для инсталляции был украден? В студенчестве все шалили.

— Всякие граффити мы делали, социальные надписи типа как Бэнкси, ну, опять же, политические заявления, лозунги, рисунки.

— Про Путина?

— Таких банальных не было, были и про бога, и такие, которые призывали к осознанности.

— А вы осознанный человек?

— Стремлюсь к этому, скажем так. Если бы я был полностью без привязок, без зависимостей, то тогда я бы мог сказать, что я осознанный. Но полная осознанность — это практически просветление. К этому я стремлюсь, но пороки, конечно, есть пока.

— Какие?

— То же вино, есть у меня есть какие-то привязки, что-то еще. Это путь к осознанности, он же длиною в жизнь. Все равно есть раздолбайство легкое, ночные гуляния, девушки там какие-то.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— Как вы думаете, художник должен быть голодным, ну, чтобы творчество, как у Пастернака: «И чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». Вот это вот «навзрыд» должно быть всегда?

— Конечно. Люди слишком буквально понимают эту фразу. Это же метафора, и, да, художник должен всегда быть голодным, он должен быть в поиске. То есть он не должен быть довольным, спокойным и сказать: все я гений, я добился всего или что-то в этом роде, то есть на этом этапе он заканчивается как художник. Он дальше может быть кем угодно: шоуменом, как Никас Сафронов, или бизнесменом, как Пикассо в свое время. Художник для меня, в моем понимании, — это философ, это человек, который создает свой мир, свою историю, у него есть переживания, которые он в художественной форме транслирует миру.
Ты постоянно думаешь, как лучше сказать, что еще найти. Есть разные стереотипы, образы, придуманные людьми, искусствоведами, индустрией, что художник — романтик такой, в берете, в шарфе, с тоненькими усиками, который пишет и плачет. Или что художник — алкаш какой-нибудь, весь в краске, такой странный маргинал, или как Сальвадор Дали, такой успешный весь. Вот я считаю, что это все глупости, потому что художники — такие же люди, как и все, у всех свой характер есть. Но единственное, что объединяет всех творческих людей, я убежден, — это гиперчувствительность, то есть они все как оголенный нерв.

— Тяжело же все время быть как оголенный нерв, это очень много ресурсов забирает?

— Тяжело, на самом деле я считаю, что это причина алкоголя и наркотиков в этой сфере, потому что реально ты тонкокожий человек, много переживаешь, много думаешь. Это понятно, что деструктивно, многие же известные люди и погибали от этого, то есть я не призываю к этому, но я понимаю, почему происходит. Надо находить другие пути — искал, занимался восточными практиками. Но это большой труд, для многих проще купить бутылку, чем позаниматься йогой.

Фото: Антон Буценко, 66.RU
Тренировать надо не только душу, но и тело

— О чем тогда сейчас, в данный момент, больше всего переживаете, думаете?

— Меня давно очень волнует разрушение культуры в обществе, не только русском, вообще во всем мире. Ну то есть я считаю, что культуру расшатывают и идет как бы плохая пропаганда.

— Пропаганда чего?

— Пропаганда плохой музыки, плохих, я не знаю, отношений, плохих фильмов и так далее, на мой взгляд, плохих, низкокультурных, низконравственных, каких-то тупых.
Вторая тема меня волнует — разделение народа и сталкивание людей лбами. Людьми явно манипулируют, как говорится — разделяй и властвуй, да.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— Искусство может этому помешать?

— Искусство постоянно этому всему мешает.

— А как?

— Любыми формами: литература, музыка, живопись, кино. Полно творческих людей, которые постоянно говорят про любовь, про свободу, про осознанность, про дружбу настоящую, которые постоянно тянут людей за собой.
Я как-то видел выступление депутата одного, он говорил, что художники — паразиты в обществе и их надо запретить. Он глупый просто. Человек, что люди искусства вытягивают из «матрицы», он говорит о важном. Напоминает, что не только «бабки» и наслаждения важны.

— Но тогда если говорить про деньги, они же все равно нужны, и коммерчески вы успешный художник?

— Буквально лет пять назад я ходил по старинке: написал картину, иду на выставку, в галерею и предлагаю, прошу — продайте.

— А могут не взять?

— Да, но вот я даже не припомню, чтобы у меня не брали работу.

— Хороший признак.

— Наверное. Мир стал переходить в интернет, и я перевел продажи в интернет. По всему миру мои картины продаются.

— Дорого?

— Это понятие растяжимое. На самом деле у меня недорогие, я считаю, картины. Можно дороже продавать, но я, видимо, стесняюсь. Средняя цена у меня сто тысяч рублей. В Екатеринбурге много где висят мои картины.

Фото: Антон Буценко, 66.RU

— Из чего складывается цена на картину: имя, мастерство?

— Я бы сказал: уровень мастерства, известность и уникальность. Свой стиль много значит.

— А ваш стиль — это какой?

— У меня смесь: процентов тридцать–сорок академизма, это все равно база, там я импрессионизм примешал, живой мазок, какое-то дребезжание, недописанность такая. Я работаю маслом и акрилом. И авангард иногда вставляю, элементы модерна европейского.

— Я посмотрела, у вас на картинах такие действительно плотные густые мазки, основательные, почему так? Это, наверное, все про жизнь с надрывом опять же?

— Я когда в «Шадре» учился, мне кто-то показал Николая Фешина, художника. Это наш русский художник, но его мало знают в России, он больше в Штатах популярен, он туда жить уехал. Когда я увидел его репродукции, был просто в шоке, настолько это круто. Он пишет очень густо, у него мазки прямо торчат, меня именно это зацепило, я не могу объяснить почему.
Когда мазки не такие густые, то нельзя добиться этого эффекта мясистости, когда краска вся переливается, вибрирует. И так я писал потом много лет, и эта техника впиталась в меня.

— В планах сейчас есть что-то грандиозное? Может, второе «Явление Христа народу», но уже в авангарде?

— Самое грандиозное — это мой проект концептуальный, он называется НОС.

Фото: Антон Буценко, 66.RU
Жертвоприношение чиновниками детей войне

— Почему НОС?

— Это аббревиатура: Нравственность, Осознанность, Свобода. Он видится мне грандиозным достаточно, это около двадцати картин такого социально-политического и философского направления. Еще хочу сделать роспись на доме большую.

— Граффити?

— Это называется «мурал». Были разговоры с EverJazzом, но потом как-то не состыковалось. В идеале бы хотелось что-то тоже такое социальное придумать. Я делал росписи, но они все были маленькие: где-то в ресторане или баре, клубе. Хочется сделать большую роспись именно на улице.