Врач уральского онкоцентра 30 лет пишет книги для подростков: как за это время изменились дети. Интервью

Наша встреча со Светланой Лавровой началась с разговора о том, верит ли она, что получит престижную международную премию. Писательница твердо уверена в том, что не получит эту награду. Причина в том, что за 20 лет существования этой премии ее никогда не давали российскому детскому писателю.

«Я далеко не первый номинированный на эту премию автор из России. И вообще, я далеко не лучшая — соискателями на эту премию были и Владислав Крапивин, и Нина Дашевская. Но даже им не дали. Друзья и читатели сейчас говорят мне: «Мы будем держать за тебя кулачки», на что я отвечаю: «Распустите ваши кулачки, премию не дадут», — сказала она.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

— Как врач-нейрофизиолог начала писать детские книги? Что к этому подтолкнуло?

— Детские книги я начала писать раньше, чем стала врачом. А сочиняла я их вообще с детства. Еще когда была маленькая, вокруг меня всегда вертелась какая-то детвора и говорила: «Ну Свет. Ну расскажи сказку!» Я и сочиняла, рассказывала — никаких проблем. Потом моего мужа забрали в армию и мы с двухлетней дочкой поехали с ним за Полярный круг. И там было как-то очень печально. Мне было тяжело, и вдруг муж сказал: «Что ты страдаешь? Пиши сказки!» И вот так я начала писать книги для дочери. В принципе, как и многие молодые мамочки. И так я 10 лет писала в стол: печатными буквами в обычных тетрадках.

В издательства я сама рассылать книги не рисковала. Но у меня есть подруга Оля Колпакова — она взяла мою рукописную книгу «Пираты настольного моря», набрала ее на компьютере и отправила в издательство «Дрофа». Потом взяли вторую, третью книгу. После я уже начала посылать книги в издательства сама.

Сейчас пишу в выходные и во время отпуска. По времени — в среднем на книгу уходит три-четыре месяца. Но самое быстрое — например, я написала за три дня сказочную повесть об Атлантиде «Когда спящий проснулся». Но перед этим я три месяца читала исследования об Атлантиде.

— Сколько вы зарабатываете на этом?

— У меня есть договоры с «роялти» (вид лицензионного вознаграждения, периодическая компенсация, как правило, денежная, за использование патентов, авторских прав, франшиз, природных ресурсов и других видов собственности, — прим. ред.), еще я получаю единовременные вылаты от 13 до 70 тысяч рублей. Но, конечно, это не основной заработок и пишу я не ради него — у меня есть любимая работа, на которой я получаю зарплату. Ведь только на единовременные выплаты не проживешь, но это приятный бонус — можно отправиться в хороший отпуск. Но вообще, я не очень люблю обсуждать свои гонорары — среди писателей это не принято.

— У вас уже прошел детский возраст, у вашей дочери тоже. На какого школьника вы ориентируетесь — на того, которым были вы и ваш ребенок, или на современного?

— Конечно, когда я пишу, у меня образ сегодняшних школьников, к которым я совсем недавно ездила на встречу в Полевской. До пандемии коронавируса я вообще очень часто общалась с детьми, но сейчас вылетела из графика. Такое общение обязательно для меня, они подают прекрасные идеи. Например, когда упал метеорит, я приехала в Челябинск. У ребят перед встречей со мной был урок физкультуры — они пришли все красные, распаренные, и им всем хотелось со мной общаться.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

Через 15 минут после своего выступления я поняла, что не перекричу их, и сказала: «А давайте теперь вы рассказывайте. Где вы были, когда упал челябинский метеорит?» И они начали говорить потрясающие вещи — пожалела, что не могла записывать в процессе, потому что тогда бы сбился настрой. Я только стояла и пыталась запомнить. Потом эти кусочки из их рассказов вошли в книгу «Коты, призраки и одна бабушка», где действие происходит в Кыштыме — недалеко от Челябинска.

— Так, а что они рассказывали?

— Ну, например, говорили: «Когда падал метеорит, папа высунулся в форточку и начал его фоткать. Я кричу: «Папа, папа, побежали скорей!», а он в ответ: «Подожди, я сфоткаю, потом побежим!» Или: «Когда упал метеорит, мы спали: мама, я и кошка. Когда упал метеорит, я упала на кошку, а мама на меня. Да, вы смеетесь, а кошка потом хромала». Или еще пример: «А я, когда упал метеорит, была занята — мне аппендицит вырезали». Вот такие прекрасные истории, которые сам писатель не придумает. Хотя, может, какой-то и придумает, но я — нет.

Еще, знаете, бывают хорошие читатели с конструктивной критикой. Один раз совершенно прекрасный мальчик сказал мне: «Я читаю все ваши книги, мне все нравится, но у вас все герои очень похожие». Да, это действительно так, все мои девочки очень похожи. Сочинить принципиально нового героя очень сложно. Это болезнь многих авторов, и моя в том числе.

После этого я написала «Трилобиты не виноваты». Там главные герои — мальчики. По идее, она вообще не должна была быть напечатана, потому что действие происходит 440 миллионов лет назад и там не то что людей нет, там на Земле одни водоросли и бактерии. Действие происходит в воде, где есть школа для трилобитов, потом там начинается война.

— Сейчас у детей кумир — рэпер Моргенштерн, а их жизнь завязана на Тик Токе. Детская литература должна растить читателя и объяснять, что такое хорошо, а что плохо. Что вы хотите донести до своего читателя?

— Ой, я сама не знаю, что хорошо, а что плохо. Еще и читателю объяснять? Пишешь не для того, чтобы кого-то воспитывать.

— А для чего тогда вы пишете? Какая ваша цель?

— Не цель, это, скорее, функция организма. Например, когда началась пандемия коронавируса, я полтора года не писала. Ну не писалось. Когда люди вокруг умирают, знаете, детские сказки про драконов и принцесс как-то не пишутся. Когда спрашивают, какая в моем произведении основная мысль и что я хотела этим сказать — тут я замираю. Я не знаю! Мне обычно читатели говорят, что я хотела сказать тем или иным произведением и чему оно посвящено.

— Не кажется ли вам, что книги такого формата, которые вы сейчас принесли, теперь не очень популярны? Я имею в виду то, что бумаге сейчас сложно конкурировать с электроникой.

— Вот это четвертый тираж (показывает книгу «Кто украл дракона»). Еще не взяла книгу, у которой пятый тираж. Значит ничего, популярно. Я не жалуюсь на читателя — мои книги хорошо читают дети в Свердловской области.

К примеру, «Верните город на место» — это про Ирбит, «Обезьяна из «Пятого А» — это Камышлов. Правда, ее (книгу «Обезьяна из «Пятого А», — прим. ред.) никак не могут издать в Москве. Мне там сказали: «Мы издадим, только уберите вы этот Камышлов, кто его знает вообще?» Я ответила на это: «Нет уж, спасибо! Я эту книгу писала по заказу камышловских пятиклассников, и либо она выйдет в таком формате, либо не выйдет вообще». Вот она до сих пор и не вышла.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

— Если честно, я большой разницы между «вчерашними» и сегодняшними детьми не вижу. Да, ритм убыстряется, и дети вместе с ним. Но каких-то архетипических изменений я не замечаю. Это те же дети — они могут быть добры и жестоки, они любят обниматься, но могут и ударить, они так же хотят, чтобы их любили.

Все говорят мне: «дети не такие, дети не такие». Может, я не с теми общаюсь просто. Но я узнаю в них себя. Мне с ними комфортно. И сейчас, я считаю, у нас хорошая молодежь. Во все времена были подонки и сейчас есть. Но большая часть молодежи — хорошие ребята, и раньше было так же.

— Мне кажется, что сейчас дети все равно не так способны к вдумчивому чтению.

— Говорят, что дети сейчас мало читают, а мне кажется, что они читают примерно так же. Когда я была маленькая, у нас классная руководительница всегда ругалась, что во всем классе читают только Морозова и Хлынова. Морозова была я, а Хлынова — моя подружка. И сейчас происходит то же самое — кто-то читает, а кто-то нет. И это нормально.

У меня, конечно, не репрезентативная выборка, потому что на встречи приходят читающие дети и я вижу в основном их. Но нельзя говорить, что те, кого мы считаем нечитающими, вообще не читают. Просто они читают не совсем то, что нам бы хотелось. Они читают фанфики или что-то подобное. Ничего страшного — начнут с фанфиков, а потом перейдут на хорошую литературу.

— А может, и не перейдут.

— Может, и не перейдут. Они же не делают ничего плохого, не читая, они обедняют этим только свою жизнь.

— Листаю книгу. Вижу, что иллюстрации не профессиональные. Вы сами их делаете?

— Большая проблема в книгах у меня с рисунками — большинство не очень хорошо проиллюстрированы. Я начала рисовать сама после того, как художники стали делать очень много ошибок. Например, в книге у меня одноногий скелет, а ему рисуют две ноги. Девочка — блондинка, а ей рисуют темно-коричневые волосы. Поэтому я начала сама делать иллюстрации к некоторым книгам. Конечно, я рисую хуже художников, но зато получаю бездну удовольствия.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

— У писателя-классика Владислава Крапивина прекрасно получалась одна вещь — читатели ассоциировали себя с главным героем. На ваш взгляд, что нужно для достижения такого эффекта и удается ли это вам?

— Теоретически не знаю, а практически умею. У меня, конечно, идентификация происходит среди девочек. И это понятно — я и сама была девочкой, и дочка у меня. Мой возраст — это дети от 10 до 13 лет. Но, отвечая на вопрос, — вообще, я слаба в теории. Меня много раз приглашали в жюри различных конкурсов, и для меня это всегда была каторга, потому что я понимаю, что вот это, например, сделано не так, а почему — объяснить не могу.

— А как вы тогда понимаете, что создали успешную книгу и в ней все так? Смотрите, как дети реагируют?

— Ну, во-первых, как я сама реагирую. Потому что все равно где-то внутри меня сидит ребенок. Во-вторых, как реагирует моя семья и, в-третьих, как реагируют мои читатели. Но в-третьих — не по важности, а по хронологии. А некоторые вещи вообще просто пишешь для себя без надежды, что кто-то возьмется это опубликовать.

Например, «Рубин для мастодонтов» я хотела написать очень много лет, но написала за три месяца. Как говорил Булгаков в своем произведении «Мастер и Маргарита», «человек внезапно смертен». Я могу умереть в любой момент, хотя бы от того же ковида. И очень обидно не написать то, что хотела. Я получила бездну удовольствия, пока писала.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

— Все-таки у меня создается ощущение, что вы больше пишете для себя. Это просто творческий порыв.

— Пишу для себя, да. Лев Толстой же прекрасно сказал: «Если вы можете не писать, не пишите». Вот я не писала полтора года, потому что могла не писать. И знаете, это так хорошо. Оказывается, те, кто не пишут, — счастливые люди.

— А почему тогда снова начали?

— Да вот, почему-то началось! Я даже еще боюсь говорить, что снова начала, потому что вдруг новая волна опять перебьет все.

Фото: Ирина Смирнова для 66.RU

Вам понравилось? Еще больше классных новостей и историй — в нашем Telegram-канале. А еще любую публикацию там можно обсудить. Или, например, предложить нам свою новость. Подписывайтесь!