«Красную книгу придумали охотники». Сергей Ястржембский — о людях с ружьями, охраняющих дикую природу
Сергей Ястржембский путешествует по миру, охотится и снимает кино о животных. Его студия выпустила более 70 документальных фильмов, в том числе драму «Кровавые бивни» об истреблении африканских слонов, и расследование «Тигры и люди» — о том, как выживают амурские тигры на Дальнем Востоке.
Последний фильм, «Надежды выстрел», Ястржембский адресовал зооактивистам, требующим запретить охоту и фермы, где разводят диких зверей. После Московского международного кинофестиваля, где режиссер впервые показал фильм зрителям, публичные споры между охотниками и их оппонентами возобновились. Ястржембский призывает сделать из охоты отрасль экономики, которая будет приносить доход в казну и регулировать популяции животных.
— Снимая фильм, вы хотели доказать, что протесты зооактивистов необоснованны?
— Это ответ на негативный информационный фон, сложившийся в России и мире вокруг охоты на диких зверей. Мы видим, как за последние годы усилилось давление со стороны зоорадикалов и зоошизы, вбрасывающих в СМИ и социальные сети заведомую ложь. У многих людей, далеких от этой сферы, складывается искаженное представление об охоте. Поэтому я решил кое-что объяснить. Это не пропаганда, а рассказ о том, как охотники сохраняют дикую природу и ее разнообразие.
— Кого вы относите к «зоорадикалам» и «зоошизе»?
— Я говорю о так называемых защитниках прав диких и домашних животных, которые ставят их на одну доску с человеком. Они считают, что у животных — такой же объем прав, что и у человека, чего не может и не должно быть. Более того — они приписывают животным качества и свойства, присущие только человеку как высшему продукту эволюционной цепочки. Говорят, что звери могут дружить, любить, страдать от одиночества, испытывать чувство благодарности. Подтверждений этому нет, однако зоорадикалы принципиально выступают против охоты, подменяя научный подход эмоциональным контентом.
— Защитникам животных проще убедить публику в своей правоте, чем охотникам, которым для этого нужны убедительные аргументы.
— Мы говорим об очевидных вещах. Есть много факторов, наносящих природе непоправимый вред — мусорные полигоны, вырубка девственных лесов (особенно — в Бразилии и России), экологические катастрофы вроде разлива дизельного топлива под Красноярском, который устроил «Норильский никель». От пластиковых бутылок в океане ежегодно гибнет миллион животных. Но у зоорадикалов главные враги — охотники и охотничьи хозяйства.
— Наверное, у них есть разделение труда. Одни выступают против вырубки лесов, другие — против охотников с ружьями.
— Сейчас речь идет о рациональной сберегающей природу охоте, основанной на данных науки, которая позволяет определить размеры популяции животных и те квоты, которые могут идти на отстрел. В странах, где такую охоту практикуют, можно увидеть потрясающие охотничьи хозяйства и растущее поголовье животных. Ни одному виду там ничего не угрожает, потому что охота в союзе с наукой сохраняет все популяции. В том числе благодаря тому, что диких зверей выращивают на специальных фермах. Это называется дичеразведение.
— Есть такие страны, где охотники и дичь живут в гармонии с природой?
— Возьмите Южно-Африканскую Республику — ее пример показателен. В 70-е годы прошлого века диких зверей там было 500 тысяч голов. Но экологическая емкость природы позволяла многократно увеличить общую популяцию. Сейчас животных — около 25 миллионов. Такого результата удалось достичь благодаря новой системе охотничьего хозяйства, основанной на дичеразведении. Это высокоприбыльный бизнес, ежегодно приносящий в казну ЮАР порядка $2–2,5 млрд налогов. В отрасли занято 250 тысяч человек. Природные ресурсы неисчерпаемы, если рачительно ими пользоваться и создавать условия для воспроизводства окружающей среды. Дикой природой нужно управлять, не допуская, чтобы она истощалась. Это очень важно — охота не должна приводить к деградации или исчезновению зверей.
— А если экологической емкости, как вы говорите, недостаточно, чтобы прокормить большое количество зверей, их отстреливают?
— В той же Южной Африке избыточная популяция слонов. Если ее не сокращать, слоны уничтожают флору и другие животные остаются без еды. В России сейчас избыток медведей, которых около 300 тысяч, и волков — их примерно 70 тысяч. Но вместо того, чтобы сокращать популяции хищников, чиновники начали ограничивать охоту на них. Только из-за волков мы ежегодно теряем примерно 400 тысяч копытных травоядных животных. На Сахалине, на Камчатке, в Магаданской области, под Красноярском медведи каждый год нападают на людей, поэтому их численность нужно жестко регулировать.
— Россия тоже может стать Южной Африкой?
— В России возможно все, если здравый смысл совпадает с административными решениями. Многие страны мира научились использовать ресурсы природы устойчиво и неистощительно. Примеров много — США, Канада, Южная Африка, Намибия, Венгрия, Германия, Испания, Таджикистан. Они достигли зримых успехов в сохранении редких популяций зверей. У России — колоссальный потенциал для охотничьих угодий, особенно в тех районах, где сложно представить иную хозяйственную деятельность. Я имею в виду многие районы Дальнего Востока, где проживают коренные народы, которые исторически занимаются промысловой охотой. Они же могут работать с приезжими охотниками, в том числе зарубежными, не нанося при этом никакого ущерба дикой природе и популяциям животных.
— В Советском Союзе тоже были зверофермы. Что с ними стало?
— Все новое — хорошо забытое старое. Принципы правильной охотничьей отрасли заложили еще в СССР, но когда ломали прежнюю административную систему, с водой выплеснули и ребенка — вполне здорового. Сейчас Россия возвращается к прежней практике. В стране пока не так много ферм — примерно 250, но они не государственные, а частные. В этом принципиальное отличие от советского опыта, ибо частные хозяйства намного эффективнее. Благодаря решению Госдумы, снявшей административные барьеры, есть все шансы, что отрасль будет развиваться.
— Охотничье лобби в Госдуме — это кто?
— Ядро группы — опытные охотники, которые прекрасно знают охотничьи хозяйства многих стран и пытаются перенести позитивный международный опыт на российскую почву, сообразуясь с местными реалиями. Я рассчитываю, что они продолжат свою деятельность в составе следующей Думы.
— Как изменились российские законы, регулирующие охоту?
— Лоббизм приносит определенные результаты. Я рад, что в Госдуме последнего созыва эффективно работала межфракционная группа по охоте во главе с депутатом Владиславом Резником (комитет по бюджету и налогам), которой удалось сдвинуть с мертвой точки многие процессы в охотничьем хозяйстве страны. Самое большое завоевание — принятый закон о вольерной охоте. Вольер — это специальная территория, иногда — сотни тысяч гектаров, где в полувольных условиях выращивают диких животных. Теперь на них можно охотиться — это серьезный шаг вперед. Еще законодатели изменили федеральный закон «Об оружии», разрешив владельцам нарезных ружей набивать патроны в домашних условиях.
— Ваши оппоненты считают вольерную охоту неспортивной. Получается, охотники платят деньги, чтобы убивать прикормленных животных, которые привыкли, что люди помогают им выживать.
— Зоошиза и вопила по этому поводу, не понимая сути и значения вольерной охоты. Все вольерные охотничьи хозяйства, где зверей становится в избытке, выпускают их на волю, увеличивая тем самым природную популяцию животных. Вольерная охота привлекает охотников, снижает нагрузку на окружающую среду и позволяет сохранять многие виды, которые исчезают или исчезли из мест своего исконного обитания. В частности, это африканские антилопы — например, аравийский орикс или саблерогий орикс. Благодаря вольерам, где есть условия для полувольного содержания и новых генераций, эти виды сохранились. Сейчас идет реинтеграция диких животных, привезенных из ЮАР, в Саудовскую Аравию и Объединенные Арабские Эмираты.
— Если Госдума принимает законы в интересах охотников, как этому могут помешать общественные движения?
— Многие известные люди — амбассадоры международных природоохранных структур — уговаривают национальные правительства запретить охоту. Это приводит к тяжелым последствиям. Наиболее яркий пример — Кения, где 50 лет назад запретили легальную охоту, решив заменить ее фотосафари. Однако браконьеров меньше не стало. Последствия были катастрофическими — страна потеряла 80% лесов и 90% фауны. Таков результат бездумного действия зоошизы и зоорадикалов, которые навязали свою точку зрения кенийскому правительству.
— Наверное, они не верили, что природу будут охранять люди, которые охотятся на диких зверей.
— Красную книгу в 50-х годах прошлого века создали охотники. Это они первыми в мире подняли тревогу и начали бить в колокола. По сути, Красная книга необходима, чтобы сохранять и умножать популяции зверей, оказавшихся в силу разных причин на грани исчезновения. Когда опасность минует, этих животных можно возвращать в охотничий оборот. Так должно быть. На деле наши ученые, получающие гранты международных природоохранных организаций (вот где настоящие иноагенты), всячески этому препятствуют. На Дальнем Востоке защитники природы, прикрываясь Красной книгой, в течение многих-многих лет не позволяли перевести в охотничий оборот поголовье пятнистого оленя — это уже привело к деградации биоценоза. Оленей развелось слишком много, и они стали наносить ущерб живой природе. Поэтому механизм использования Красной книги необходимо пересмотреть. Буду рад, если мне удастся убедить в этом тех, кто принимает решения.
Вам понравилось? Еще больше классных новостей и историй — в нашем Telegram-канале. А еще любую публикацию там можно обсудить. Или, например, предложить нам свою новость. Подписывайтесь!
Редакция 66.RU благодарит Ельцин Центр за содействие при организации интервью.
