«Пионерлагерь для взрослых дядь»: вечный полярник – о быте Антарктики, шустрых пингвинах и бездне вокруг

Иван Мизин — биолог с душой полярника. К своим 50 годам он исследовал почти все северо-западное побережье России, а также десятки островов и архипелагов в российской Арктике, целый год провел в Антарктиде. В марте 2020 года в мире объявили о локдауне — это в особенности ударило по профессиям, которые связаны с путешествиями. Когда Мизин ехал в аэропорт, чтобы в очередной раз улететь за Полярный круг, ему позвонили и сказали об отмене поездки из-за карантина. Произошла одна из самых страшных для Ивана вещей — он не попал в экспедицию. Три года назад Мизин рассказал 66.RU, как работают и отдыхают за полярным кругом, почему жить там гораздо комфортнее, чем в городе, и как экспедиция меняет человека.

«Поспал, поел — отдых закончился»

Мои родители — геологи. В первую экспедицию я отправился в 12 лет, когда отец взял меня с собой в зону Курской магнитной аномалии, на Михайловский карьер. Он описывал керны (столбики породы, добытой с помощью бурения, — прим. ред.), а я наблюдал за работой самосвалов и экскаваторов. Это на меня «неблагоприятно» повлияло настолько, что я с подобными путешествиями связал свою жизнь.

В следующий раз я попал в экспедицию после второго курса. Договорился с лабораторией морских млекопитающих в Камчатском отделении Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, прилетел на Камчатку и устроился лаборантом на научно-исследовательское судно — это была моя практика от Воронежского университета, в котором я учился. Добираться надо было двумя самолетами. Билеты в одну сторону мне помогли купить родители, как сейчас помню — дорога обошлась в 132 рубля. На обратный путь я заработал уже сам.

Фото: предоставлено 66.RU Иваном Мизиным

Экспедиция длилась два с половиной месяца, мы изучали морских котиков на Командорских островах, считали китов и моржей в Наваринском районе. Все пролетело как один день: постоянная смена мест, непривычная для меня природа, новые люди и ни минуты свободного времени. Поспал, поел — отдых закончился. В общем-то, другого было не нужно. Когда ты молодой, зачем тебе отдыхать?

В 2012 году я начал работать в национальном парке «Русская Арктика», сейчас я ухожу в экспедицию на 2–3 месяца каждый год, нас забрасывают в национальный парк на ледоколе либо по воздуху. Мы работаем постоянным коллективом, люди приезжают со всей страны, как правило, все знакомы десяток лет. Выезды начинаются весной и заканчиваются осенью. Иногда стоит приехать домой, как приходится уезжать снова.

Спасение пингвинов как форма досуга

Попасть в Антарктиду довольно несложно. Для этого нужно подать заявку на участие в экспедиции — это можно сделать через официальный сайт постоянно действующей Российской Антарктической экспедиции или отдел кадров. Затем необходимо пройти медкомиссию и собеседование. Причем не обязательно иметь научную специальность. Например, в Антарктиду нужны повара, механики-водители, врачи, IT-специалисты.

Я по профессии биолог. В Антарктиде я был в 2009–2010 годах, в основном изучал птиц и зверей. В зимовке тогда участвовало около 100 человек со всей России, нас привезли на материк и расселили по пяти круглогодичным станциям. Я попал на станцию «Мирный», там жили 33 человека — большой коллектив по антарктическим меркам. Это была 54-я Российская Антарктическая экспедиция, такие отправляются на южный материк ежегодно с 1956 года.

Фото: предоставлено 66.RU Иваном Мизиным

Современные полярники меньше чувствуют оторванность от мира. Сейчас в Антарктиде есть интернет, можно заходить в соцсети и постоянно находиться на связи. В 2009 году такого не было, мы звонили домой раз в неделю и раз в неделю писали одно короткое письмо — вот и все общение с миром.

Раз в две недели я дежурил: убирался на кухне — она же камбуз (там все помещения называются по-морскому). В свободное время читал и занимался в спортзале. Но главным развлечением было другое. По роду профессии я много наблюдаю за животными. Я видел, как у пингвинов рождаются птенцы! Они очень маленькие и милые. Однажды нам пришлось спасать птенцов из ледового плена. Мы с коллегами только начали рабочий день и шли считать антарктических птиц. В снегу мы увидели непонятные отверстия, стали копать, а в лунках — птенцы императорских пингвинов. Мы их вытащили и отправили обратно в колонию (так называют стаи пингвинов), чтобы они нашли родителей.

Однажды мне нужно было ловить пингвинят, чтобы их помечать (это необходимо для ведения учета). Было очень смешно, я бегал за ними, падал, а коллеги, вместо того чтобы помочь, снимали это на камеру и хохотали.

«Раньше кино показывали, а теперь все приезжают с ноутбуками»

Самым сложным для меня было войти в ритм станции: совмещать быт и профессиональные обязанности. Я привык где-то за месяц. У некоторых этот процесс происходит дольше, болезненней. Никто не знает, как он себя поведет в условиях Антарктиды. Там случается много вещей, которые не зависят от человека. Бывает, что дома нужно сидеть по нескольку дней, так как метель не выпускает наружу. Если ты такой весь из себя нервный, тебе будет тяжело.

У нас в коллективе всякие люди были. Некоторые замыкались в себе и какое-то время не выходили из спален, кто-то срывался на всех и скандалил по мелочам. Но в целом команда подобралась спокойная, со временем все привыкли друг к другу. Я до сих пор с товарищами из той экспедиции общаюсь, почти все ездят в Антарктиду каждый год. Иногда я специально приезжаю в Санкт-Петербург проводить или встретить друзей — именно оттуда отправляются в большинство экспедиций.

Фото: предоставлено 66.RU Иваном Мизиным

Сейчас в Антарктиде стоят двухэтажные дома из металла, в них есть комнаты, санузлы и лаборатории. У каждого участника экспедиции своя комната. Еще есть общий дом с кухней (камбузом), столовой (кают-компанией), комнатами с бильярдом и теннисными столами. Раньше еще кино показывали, а теперь все приезжают с ноутбуками и смотрят то, что хотят, по отдельности.

Кормят на станции три раза в день. Каждое утро в 7:00 будят по общему радио и рассказывают о погоде за окном. В 8:00 — завтрак. Затем все занимаются своими обязанностями, кто идет работать на метеоплощадку, кто развозит воду или чистит снег. Мы с коллегами осматривали острова, считали птиц и наблюдали за территорией вокруг станции. Я называл это пионерским лагерем, только для больших дядь.

У нас были очень хорошие бытовые условия. По дому я особенно не скучал. Да и чего скучать? Тебя кормят, поят, заботиться ни о чем не надо. А когда ты живешь в городе, то постоянно думаешь, где достать еду, как ее приготовить. В Антарктиде такие вещи исчезают — многих это привлекает.

«Ощущение бескрайности и пустоты»

Из Антарктиды я приехал другим человеком. Начал иначе относиться к человеческим отношениям и стал медлительным, прекратил спешить. До конца это сформулировать не могу, просто чувствую, что стало по-другому. Некоторые люди настолько меняются, что их предыдущая жизнь им перестает нравиться, и они все время возвращаются назад — для них это необходимость.

Фото: предоставлено 66.RU Иваном Мизиным

Масштабы природы поражают меня в каждой экспедиции, как впервые. Особенно в Арктике: там испытываешь ощущение бескрайности и пустоты. Нет линий электропередачи, нет высоких деревьев. Это невероятное сочетание минимализма и масштаба окружающего. Ты будто окунаешься в огромную бездну и начинаешь жить внутри нее.

Главное отличие Арктики от Антарктиды в том, что в Антарктиде одному не выжить. В арктических экспедициях человек может жить, занимаясь охотой, рыбалкой. В Антарктике это невозможно, там все куда более сурово.

Мне было почти 40 лет, когда я отправился в Антарктиду. До этого я участвовал в северных экспедициях, имел опыт армейской службы — трудные условия жизни для меня привычны. Так что, отвечая на вопрос, было ли мне страшно, я могу сказать: нет, не было. Наоборот, я боюсь, что через какое-то время я не смогу участвовать в экспедициях. Боюсь внезапно и тяжело заболеть и не иметь возможности помогать близким. Больше ничего.

Зачем люди отправляются в экспедиции?

В Арктику попасть несколько проще, чем в Антарктиду. Есть несколько способов, например, можно посмотреть волонтерские программы. На Ямале и Камчатке это здорово развито. Можно подумать, какие навыки нужны, чтобы туда поехать (возможно, чему-то научиться дополнительно), оценить свое физическое состояние, решить, кем ты хочешь быть, и сопоставить это со своими возможностями. А дальше действовать.

В экспедицию не отправится тот, кто не хочет узнать нового. Хотя, черт его знает. Иногда люди едут на Север, чтобы просто получить хорошую зарплату. Да, вопреки стереотипам, в экспедиции отправляются не только романтики. Я, к сожалению, романтик, за деньгами не гонюсь. Вообще, мне кажется, нужен баланс, чтобы одни искали себя, а другие занимались однообразными, не очень привлекательными вещами.

Фото: предоставлено 66.RU Иваном Мизиным

Я был бы не против застрять в Арктике из-за пандемии, но не сложилось. Меня сняли с самолета в марте прошлого года, я должен был лететь в экспедицию и буквально по пути в аэропорт узнал, что улететь не смогу. Остался дома, наблюдал за птицами у себя в области. Потом ограничения сняли, и мы с коллегами в конце лета полетели считать медведей.

Жена привыкла к моим разъездам, дочь тоже — она уже взрослая. Еще у меня есть брат, он сам сейчас в Антарктиде находится, ездит туда в течение последних 20 лет и заканчивает свою пятую зимовку.

Скоро мне исполнится 51 год. Долго работать я не планирую, но лет пять бы еще «побегал». Это не такой уж и большой возраст для участника экспедиции. У нас в Арктике и Антарктике было много людей за 60 и за 70 лет.

Людей постоянно тянет назад, я могу их понять. Долгое пребывание вне людей, безжизненные пейзажи: темные камни, синее небо, белые снег и лед, метели, морозы и больше ничего. Когда ты в такой обстановке находишься из месяца в месяц, что-то в тебе меняется. Появляется какая-то… всеобщая тоска, понимаешь, что другая жизнь искусственна. Только, увы, совсем без нее не получается.