Город бесов сто лет назад: как православные патриоты бились с молодыми революционерами в 1905 году

Высочайший манифест

17 октября 1905 года Николай II подписал знаменитый «Высочайший Манифест об усовершенствовании государственного порядка». Этот документ являлся своего рода первой конституцией России. Манифест давал народу различные свободы, но в первую очередь ограничивал власть царя наделением Государственной думы законодательным правом.

Урезать собственные права Николая II заставила революционная ситуация 1905 года, а последней каплей стала политическая стачка, приведшая к остановке работы предприятий по всей России. Екатеринбург не оставался в стороне. В городе также бастовали железнодорожники и рабочие Верх-Исетского завода.

Фото: Анна Коваленко, 66.RU

18 октября по всему городу проходили собрания, на которых зачитывали и обсуждали царский манифест. Среди прочих мест екатеринбуржцы собрались и на Кафедральной площади.

Из воспоминаний члена подполья РСДРП, товарища Безруковой: «Когда собралась толпа, тут не было организованного выступления нашей организации. Это был поток и прилив чувств обывателя. Здесь выступления были произвольные… Мне помнится тот энтузиазм, который пронизывал всю толпу… Я говорила, что это провокационный манифест, что этому манифесту доверять нельзя, что нужно принимать самые решительные меры борьбы, и призывала к оружию».

Стихийный сход перерос в демонстрацию. Толпа потребовала освобождения политзаключенных и направилась к тюремному замку. Его строения и сейчас продолжают использоваться по назначению, здесь расположились нынешние ИК-2 и СИЗО-1 Екатеринбурга.

Воспоминания Безруковой: «Было даже намерение разбить ворота, но потом организация выделила делегацию, которая отправилась в тюрьму. Вышедший к нам товарищ сказал, что заключенных обещали освободить завтра утром, что сегодня с губернатором еще не успели снестись. А пока разрешили только открыть камеры и оповестить заключенных этой радостной вестью. Камеры были открыты. Мы обошли всех заключенных. Поздоровались с ними. На улице мы страшно волновались. Были настойчивые требования освободить немедленно».

Впрочем, другой источник, газета «Уральская жизнь», писал, что к демонстрантам так никто и не вышел из тюрьмы, а сотрудники отказались выпускать заключенных. Из раздосадованной толпы даже раздались выстрелы. Гражданское население в то время вполне легально владело огнестрельным оружием.

Фото: Анна Коваленко, 66.RU
В 1905 году центральная площадь Екатеринбурга именовалась Кафедральной. А место памятника Ленину занимал Богоявленский собор.

Ничего не добившись, демонстранты вернулись на Главный проспект, нынешнюю улицу Ленина, по которому дошли до Городского театра, где сейчас находится кинотеатр «Колизей». Толпа ворвалась в театр и заставила оркестр исполнять революционные песни. Уже из театра демонстранты разошлись по домам.

Вечером 18 октября различные политические силы стали готовиться к наступлению следующего дня, чтобы постараться возглавить активные массы горожан. Ведь всем сторонам было ясно: продолжение следует.

Черносотенцы против революционеров

«У нас было условлено, что фабрика и заводы выйдут несколько позднее, — вспоминал события того дня активный участник революционного подполья на Урале, один из лидеров зарождавшейся в Екатеринбурге объединенной боевой дружины революционных партий Федор Сыромолотов. — Было условлено, что слишком рано демонстрацию делать не стоит, потому что народу на площади может не быть. Мы рассчитывали, примерно, пустить рабочих на площадь у Кафедрального собора часам к 11.00. Погода была прекрасная. Отдельные кучки товарищей уже толпились около Кафедрального собора. Помню, товарищ Марк (Минкин) размахивал руками и пел: «Тяжко, братцы, нам живется на Руси святой», ему подтягивала кучка товарищей, человек 5-6. Часов в 10 утра еще было безлюдно. Я несколько раз проходил, чтобы выяснить положение. Характерно, что полицейских нигде не было видно. Наша публика шла как-то туго, малоорганизованно. Рабочие еще не появились ни от Ятеса, ни от Верх-Исетска. Но народ уже копился».

Утром 19 октября на главной площади Екатеринбурга стали собираться две толпы. Рабочих пытались собрать под своими флагами революционеры-подпольщики.

Совсем другая публика пришла в это время в Богоявленский собор, на службу. В ней преобладали лавочники и мясники. Те, кого принято относить к черносотенцам — правым патриотам, монархистам и консерваторам. Они также выступали против царского манифеста, считая, что нельзя идти на уступки революционерам. Главными врагами России, царя и народа, черносотенцы, конечно, считали евреев. К тому моменту подобная публика уже организовала множество погромов в черте оседлости по всей России. Лидером екатеринбургских черносотенцев историки считают золотопромышленника, купца Владимира Козицына.

По другую сторону от храма, на площади со стороны нынешней улицы 8 Марта, тогда называвшейся Уктусской, собирались рабочие и революционеры. Все ждали появления Якова Свердлова. В то время его знали как товарища Андрея. Практически неизвестный юный социалист прибыл в Екатеринбург в сентябре. Его политическая звезда только восходила.
Импровизированной сценой для его выступления на площади должен был стать обычный ящик.

Около 11:00 на площади появился Свердлов, и митинг начался.

«Только мы успели поставить ящик, Андрей (Свердлов) влез на него. Я стоял у ящика и у меня был кинжал в руке, — вспоминал Сыромолотов. — Как вдруг налетел пьяный мужик с бутылкой в руке и кричит: «А, жиды…» Это особого впечатления не имело. Мы его вовремя отодвинули в сторону. Андрей стал говорить. Мне запомнилось, что его кто-то быстро сдернул. К этому времени около нас оказалось бушующее море пьяных орущих мужиков, кто с длинными и широкими ножами из мясных лавок, кто с дубинками. Все они галдели и напирали на нас. Один из этой толпы, пьяный голодранец, босой, в разорванной рубахе, кричал: «Долго кровь вы будете из нас пить? Хотите нас жидам отдать! У-у! Мы работаем, кровь из нас течет». А от самого водкой прет вовсю. Натиск становился все сильнее и сильнее. Ивана отшибли. Ящик опрокинулся».

Фото: Анна Коваленко, 66.RU

Многие очевидцы тех событий в своих воспоминаниях указывали, что черносотенцы заранее готовились к жесткой встрече с рабочими и революционерами.

«Прокурор, фамилия его Козицын (брат прокурора был известный черносотенец-золотопромышленник Козицын), жил как раз у Кафедрального собора, и когда я туда вошла, то увидела, что кругом сидят уже подготовленные банды с батогами, — делится своими воспоминаниями Клавдия Новгородцева, в будущем ставшая супругой Свердлова. — Когда я пришла к прокурору, я ему сказала: «Посмотрите, что делается кругом. На площади будет демонстрация. Если вы не предупредите сейчас полицейских о том, что может быть погром, значит, вы берете на себя ответственность за то, что сейчас произойдет». Он при мне позвонил в участок. Этого я все-таки добилась».

Тем временем потасовка между социалистами и черносотенцами начала превращаться в погром.

Сыромолотов: «Мы отбивались с честью. Иван ухлопал человека два-три, я, орудуя кинжалом, был залит кровью. Пьяная банда не могла нас изловить и изуродовать. Мы с Иваном бежали, перепрыгнули через кирпичную стену у дома Атаманова и вошли со двора в Волжско-Камский банк, но на пути перед тем человек 5-6 с дубинками и один с бутылкой водки стали напирать на нас. Я в это время сумел ножом полоснуть этого последнего, и он упал. На мне было серое пальто, и оно было еще раз залито брызнувшей кровью. Иван из револьвера кого-то, может, насмерть убил, а может быть, искалечил. К нам еще пристали. Против нас была компания, человек 8–10 архаровцев. Половина из них, я думаю, пострадала на месте. Но ни мне, ни Ивану ничего не попало».

Те, кто не успел убежать, пытались укрыться от избиений в Волжско-Камском банке — здании, в котором достроили этажи и теперь там находится главк полиции региона, на Ленина, 17.

В разгар погрома к площади приближалась третья толпа — гимназистов, решивших устроить митинг в честь дарованных царем свобод. Колонна демонстрантов шла к Кафедральной площади мимо полицейского участка.

«Вышла я к церкви. В это время идет навстречу колонна учащихся. Я их предупредила, что туда идти нельзя. Мне не верят, — пишет в своих воспоминаниях член среднеуральской РСДРП Римма Куней. — Я встретила знакомого эсера Козырина, ученика художественной школы. Он меня раньше узнал. Я сказала, что там идет избиение, но в это время около полицейской части выстроилась шеренга полицейских, их было очень много. Там были приставы, полицмейстер, околоточные и т. д. Было не меньше 15 человек. Они не загораживали дорогу, а ждали. Тогда мы решили спросить у них. И вот, кажется, Козырин и человек пять спросили: «Правда ли, что там избиение, а можно ли идти туда?» Они благосклонно пропустили. Я пошла с ними же.

Когда колонна дошла до входа в Кафедральный собор и сравнялась с собором, в это время ватага черносотенцев набросилась на них. Между прочим били и Козырина. Он отбивался знаменем. Знамя сломалось, здесь его начали бить по голове. Часть учащихся побежала к загородке, другая часть не знаю куда рассеялась. Я опомнилась, когда на меня замахнулись, я побежала, а в это время кто-то стоял на загородке и ударил меня по лицу ногой, у меня слетела шапка. Я побежала и скрылась в мужской гимназии. Меня потрясло, и я просидела до самого вечера, потому что погромщики все время ходили между гимназией и Уральским горным училищем, не пропуская никого. Тут же расхаживала полиция».

В тех беспорядках на площади погибли два человека: 20-летний репортер газеты «Уральская жизнь» Прокопий Соловьев и 18-летний учащийся художественно-промышленной школы Василий Иванов. Множество человек получили различные ранения.

«Жертвы случайные»

По некоторым данным, в разгар погрома городской глава Иван Афиногенов, несмотря на отсутствие полиции, не побоялся зайти в толпу и увещевать о прекращении насилия. Но его никто не послушал.

В тот же день в 19:00 екатеринбургская дума собралась на внеочередное собрание. Его итогом стало создание Особой комиссии по расследованию. Восемь депутатов, включая самого главу, должны были установить приведшие к погрому причины, чтобы не допустить вспышек насилия, и выявить виновных.

В ходе заседания думы депутатам сообщили, что по Екатеринбургу ползут слухи о готовящихся погромах, которые должны состояться ближайшей ночью. Поэтому следующим решением думы стало создание конных патрулей из полиции и добровольцев. Были ли ожидавшиеся погромы только слухами или их удалось пресечь патрулям — история умалчивает.

При этом полиция и жандармы сами оказались в числе первых подозреваемых. Так, уже 20 октября комиссия потребовала с начальника полиции Николая Хлебодарова предоставления отчета о действиях силовиков при усмирении погромщиков. И хотя позже власти отказывались признавать вину полицейского департамента в произошедшем, многие свидетели и СМИ указывали если не на прямое участие полицейских в погроме, то на их преступное бездействие.
Сам Хлебодаров утверждал, что уговаривал гимназистов не ходить на площадь из-за беспорядков, а после лично пытался разнять погромщиков. По итогам расследования комиссии было уволено 23 полицейских.

Екатеринбургских революционеров события на площади подтолкнули к созданию боевой дружины.

«У нас в дружине было 60–70 человек, у эсеров было человек 40–50, а у анархистов человек 18–20. Как мне помнится, соотношение было примерно такое, — указывает Сыромолотов в своих воспоминаниях. — Вооружение эсеров-анархистов было лучше. Железнодорожники имели свою дружину, специально для охраны порядка на железной дороге и в мастерских».

Екатеринбургская епархия в произошедшем винила только социалистов, евреев и городские власти.

Из речи поучения, оглашенного 21 октября 1905 года в Кафедральном соборе епископом Екатеринбургским и Ирбитским Владимиром (Соколовским-Автономовым): «Нарушение религиозной присяги верности царю есть тяжкий грех клятвопреступления, а некоторые из старших учеников носили знамена с надписью «Да здравствует республика, долой царя». Следовательно, многие из среды молодежи тяжко согрешили, и за то бог их наказал… Совершив свою ужасную и беззаконную расправу с крамольниками, разогнав их, народ скоро покаялся и просил меня вместе с пастырями, и притом на Соборной площади, совершить господу богу молебствие. Конечно, между многими тысячами молящихся были только некоторые христиане, виновные в насилиях. Замечал я и благородных, богобоязненных юношей, в молитвенном благочестивом собрании. Между тем местная разнузданная печать презрительно заметила на своих столбцах, что с архиереем молилась только черная сотня да полицейские. Это ложь. Тебя, благоверный народ, молитвенник в покаянии, благодаривший бога за царские милости, тебя русского богоносца, вольнодумные писатели смеют называть черной сотней… Между тем отцы города не объяснили народу истинного смысла манифеста и предоставили судьбу города кривотолкам евреев и социалистов. Мы сами виноваты, что мало внимательны к духовным нуждам народа».

Кроме того, епископ Владимир лично запретил вносить в храмы для отпевания тела погибших на площади.

Действия главы епархии и его выступление перед прихожанами городские власти посчитали опасными и обвинили в «возбуждении вражды одной части общества против другой». Расследование передали в Святейший синод в Санкт-Петербурге, но похоже, что там оно и затерялось.

Епископу вторил и золотопромышленник Козицын. Через месяц после погрома он выпустил многостраничный текст «Правда о событиях 19 октября» в газете «Екатеринбургские епархиальные ведомости»: «Опомнитесь же, господа, и не клевещите на народ. Он не хотел убивать — в этом убеждают нас все обстоятельства дела. Убеждают даже эти две жертвы (погибшие в беспорядках Соловьев и Иванов, — прим. ред.), жертвы совершенно случайные. Рассудим совершенно хладнокровно и согласимся, что если кто и выходил на бойню и имел в виду устроить ее, то это те, в чьих рядах еще накануне ходил лозунг: «вооружайтесь». Те, кто действительно был вооружен, кто произвел в безоружный народ массу выстрелов, лишь по изумительному счастью несмертельных».

Организаторов бойни следствие так и не установило. Однако под суд попали 24 участника погрома.

Они обвинялись в том, что «причинили соединенными силами побои, раны и другие телесные повреждения евреям, учащимся средних и высших учебных заведений и другим лицам». Сторона обвинения считала, что мотивами насилия стали «побуждения, проистекавшие из племенной и религиозной вражды к евреям, а также из экономических отношений на почве невыгодных последствий забастовок и смут». Двое из подсудимых, Беляев и Оболдин, обвинялись в убийстве учащегося Иванова.

Судебное разбирательство длилось всего четыре дня. В итоге суд оправдал 16 обвиняемых, а восемь виновных приговорил к тюремному заключению на срок от 6 до 8 месяцев.

А место трагедии в площадь 1905 года переименовали в 1919 году, когда из Екатеринбурга ушли части белой армии.