Через пять минут после окончания полуторачасового бенефиса я встречаюсь с Александром Незлобиным в гримерке. Когда он стоит на сцене с микрофоном в руках, то выглядит агрессивно. Он говорит про угрюмую Россию. Монолог щедро приправлен матом и шутками про подростков, суицид, измены и педофилию — совсем не тот уровень юмора, к которому все привыкли.
В гримерке передо мной — другой Незлобин. Его усталость переполняет маленькую комнату. Неожиданно для меня — он заикается, хотя на сцене этого не было. Он признается, что не спал трое суток.
— Если в «Википедии» забить «Александр Незлобин», то там сказано, что вы — один из основателей стендап-движения в России.
— Это я сам написал (смеется).
— В любом случае вы — один из первых, кто стал выходить на сцену, стоять и что-то говорить в микрофон, пытаясь рассмешить аудиторию.
— Ну, у нас было хорошее наследие в виде Задорнова и других юмористов. Но, да, я, наверное, один из первых, кто начал делать не эстрадный монолог.
— Вы его начинали, а теперь вам на пятки наступают молодые и злые. Насколько, кстати, новое поколение влияет на ваше творчество?
— Мне кажется, что на меня влияет все. Когда я больше недели общался с Гариком Мартиросяном, то начинал говорить с армянским акцентом. Мы все впитываем то, что нас окружает.
Мне нравятся молодые комики, но если я начну повторять то, что они делают, — будет фигня. Это не будет органично. А ведь кайф стендапа в том, что только тебе подходит то, что ты думаешь и говоришь.
Пока я еще присматриваюсь к комикам, которые пришли из блогов. Они постепенно начинают писать смешные вещи, потому что у них нет ценза. Они могут в одном предложении, приправленном матом, упомянуть и церковь, и Путина. Если брать того же Поперечного, то он появился в правильное время — на телевидении вдруг исчезли резкие темы, а в интернете про них говорить можно.
Фото: 66.RU |
---|
— Но ведь комик Незлобин тоже сильно поменялся.
— Он не может не поменяться. Если бы этого не произошло, я так бы и шутил про то, что человек написал на машине «помой меня», а потом сам пошел мыть руку. Но мне это уже не смешно. А я не могу говорить о том, что мне не нравится.
Комик Незлобин сейчас переживает тяжелые времена, потому что появился продюсер Незлобин, плюющий на проблемы комика. Например, в этом году из-за графика съемок шоу «Слава богу, ты пришел!», которое стартует на СТС, нам пришлось отменить пару концертов и заплатить неустойки. Например, я отменил австралийский тур, когда понял, что не справляюсь. А у меня так с детства устроено, что свои желания я всегда задвигаю куда-то далеко, ставя потребности коллектива на первый план. И в этот раз на авансцену вышла компания «Свердловск», которую мы организовали с Сергеем Светлаковым.
— А почему в этом шоу нет вас? Почему вы за кадром, а Светлаков — в нем?
— Я сам себя вырезал при монтаже первой программы. Я слишком к себе критичен. Я сплю на лавочке, постоянно что-то дописываю, доделываю. Я не могу думать еще и о том, как выгляжу в кадре.
Фото: 66.RU |
---|
— Но концерты вы все-таки продолжаете давать. И если пару лет назад вы выступали в ККТ «Космос», то сегодня — в «Максимилиансе».
— Когда я выступал в Comedy Club, мы давали концерты на 4.5 тысячи человек. У нас была установка, что мы ездим только в большие залы. Сейчас я выбираю площадки сам. И для меня комфортно, когда в зале — от 200 до 600 зрителей, не больше.
Да и юмор сильно изменился за эти годы. Стал жестче, прямее. Сегодня, например, я не рассказал пару заготовленных шуток. Я просто понял, что они не для этой аудитории.
— Например?
— Да неважно. Я люблю, когда шутки вызывают эмоции. Потому что круто, когда зритель что-то выносит с концерта кроме смеха. Например, представим, что как-нибудь в конце выступления я расскажу залу, что у моей дочери, к примеру, проблемы с опорно-двигательным аппаратом. А потом попрошу ее выйти на сцену и станцевать. Она выйдет, станцует, все будут умиляться.А потом я скажу, что это не моя дочь. И таких проблем у нее никогда не было. И люди будут недовольны, потому что они-то хотят «жести», потому что только это их способно сейчас зацепить. Потом я попрошу выйти на сцену уже как бы свою родную дочь. Поцелую ее в щеку, а потом скажу, что и это не моя дочь. Зал опять будет негодовать. И так я могу повторять вновь и вновь, чтобы все задумались, каким стало общество.