«Маму расстреляли в том же подвале, что и отца»: три истории о жертвах Большого террора из Свердловска

Сотрудники Музея истории Екатеринбурга ищут средства на печать книги воспоминаний о жертвах Большого террора. Для этого им требуется собрать 250 тысяч рублей за 40 дней. Помочь проекту можно по-разному: пожертвовать деньги, купить открытку или книгу, приобрести статус генерального спонсора... Прочитать несколько историй, которые войдут в издание, вы можете прямо сейчас на 66.RU.

Умер по дороге в Соловки

Рассказывает Надежда Вершинина, внучка репрессированного: «Жил дед в селе Южково Багарякского района Шадринского округа. Простой малограмотный крестьянин. В анкете репрессированного в графе «Профессия» написано «хлебороб». И еще было указано, что засевал 14 десятин, имел две лошади, три коровы, 2 поросенка…

У Ильи Глазырина было шестеро детей: два сына, Иван и Василий, и четыре дочери: Мария, Вера, Анна и Елизавета – самая младшая, которой было всего полтора годика, когда арестовали ее отца, а старшей Марии было 17 лет. И жили с любовью, в полном согласии. Бабушка всегда звала своего супруга Илюшенька. <…> Арестовали его 28 марта 1929 года по доносу, в деле он есть. Дед, собираясь, только успел сказать своей жене: «Мать, береги Липочку!» Липочкой звали его младшую дочь Лизу.

Его обвиняли в антисоветской агитации и пропаганде. Она заключалась в том, что он будто бы начиная с 1925 года систематически агитировал против проводимых советской властью на селе мероприятий и подбивал на свою сторону середняков. Говорил, что советская власть — есть власть насилия, что хлеб выгоднее продавать на частном рынке, чем отдавать государству за бесценок. Мол, на рынке можно по 6 рублей за пуд продать, а государство берет всего лишь по 20 копеек. Дед отрицал все обвинения.

Дело квалифицировано по статье 58–10. [Ему дали] Три года концлагерей. Увезли его на Соловки. Однажды бабушке пришло письмо от священника, тот писал, что познакомился с Ильей Титовичем, тот умер от воспаления легких по дороге на Соловки. Тело сняли в Кандалакше. И умер дед на руках этого священника. <…> Оба сына Ильи Титовича — Иван и Василий — погибли на войне, защищали Москву и Ленинград».

Маму арестовали через месяц после отца

Рассказывает Отто Андреевич Збыковский, сын репрессированных: «Мой отец родился 17 июля 1895 года в польском городе Росток Холмской губернии в семье учителя. В 1914 году после наступления немцев его семье разрешили переехать в Пензу. В Пензе [они с мамой] и познакомились, она родилась в этом городе 5 мая 1885 года, с отцом они были ровесники.

В Свердловск семья переехала в 1923 году, через год родился мой брат Георгий, а в 1927 году я. Мы жили в двухэтажном доме в коммунальной квартире в центре города. У нас было две комнаты, у детей была своя, отдельная комната. Дома было очень спокойно и уютно. Я помню, что в комнате родителей стояло пианино фирмы «Беккер», мама часто играла на нем. Она очень любила «Песню без слов» Мендельсона. Папа восхищался ее игрой и однажды даже сказал: «Наталья! Ты вынимаешь мне душу!»

Когда за отцом пришли сотрудники НКВД, он еще не пришел с работы. Они ждали его, затем пришли снова. Меня, 10-летнего ребенка, увели в другую комнату. Был обыск. Когда уводили отца, он зашел в эту комнату и поцеловал меня. Все было так неожиданно, мы не знали, что папа уже не вернется к нам. Это было 17 октября 1937 года.

Позднее, делая запросы в архивы, я узнал, что Андрей Павлович Збыковский был обвинен по ст. 58 п. 6 УК РСФСР в том, что он якобы принадлежал к польским разведорганам, которые возглавлял настоятель католической кирхи ксендз Будрис. Мы же жили в его квартире! Будрис в 1937 году тоже был репрессирован, а впоследствии реабилитирован.

По документам видно, что арестовали отца по доносу некоего Рациберского. На допросах от отца выбивали признание о принадлежности к шпионской организации в пользу иностранного государства.

Мама была арестована через месяц после ареста отца — 16 ноября 1937 года. Обвинения те же самые. Но никаких обвинений в свой адрес мама не признала. Поскольку она имела троих несовершеннолетних детей, местные власти сами не могли решить, что с ней делать, и поэтому послали ее дело в Москву для «внесудебного рассмотрения». Через четыре месяца пришел вердикт за подписями Ежова и Вышинского — «К высшей мере наказания».

Ни в чем не повинную мать троих детей, талантливую молодую женщину расстреляли 2 марта 1938 года. В тех же подвалах [что и отца]. Мои родители реабилитированы посмертно; отец в 1956 году, мать в 1959 году. Похоронены они в огромной братской могиле — сейчас там мемориальный комплекс на 12 километре».

Расстреляли за фотографию

Рассказывает Элеонора Яновна Кузнецова, дочь репрессированного: «Мой отец Ян Юзефович Змичеревский происходил из бедной польской семьи, родился он в 1902 году в городе Люцин Витебской области. В Екатеринбург в свое время переехали мой отец, его брат Владимир Иосифович Змичеревский и сестра Анна Иосифовна Петровская.

Мой отец поначалу работал — 1919–20 годы — в кузнечном депо, затем водителем на товарном дворе железной дороги. Служил в Красной Армии. Отец был членом партии, состоял в гражданском браке с Зарубо Верой Алексеевной, моей мамой, расписались они только в 1953 году. Мама работала в сберкассе.

Его арестовали 16 марта 1938 года. Мама была в положении, и стрессы от ареста мужа даром не прошли — моя сестра родилась семимесячной. В тюрьме отец был до ноября 1938 года, затем был этапирован в Вятлагерь. И что удивительно — отец там сидел недолго, почти год, хотя ему дали пять лет лагерей. Мама туда ездила — это станция Фосфоритная в Пермской области.

Отца обвиняли в том, что он шпион польской разведки. Одновременно был арестован и его старший брат Владимир. А вот его судьба сложилась иначе, Владимира Иосифовича арестовали 3 апреля 1938 года, а 29 июня расстреляли. Якобы он фотографировал железнодорожные составы, которые шли с запада на восток, подорвать хотел поезд с Кагановичем, был шпионом польской, чешской и японской разведок. А он даже неграмотным был, в протоколах допроса ставил крестик…»