Это то самое место, в котором, если верить пресс-релизам полицейских, во времена Ройзмана с наркоманами происходили самые страшные вещи. Их приковывали наручниками к спинкам кроватей, батареям и даже решеткам на окнах, избивали, не давали ни еды, ни воды… Сейчас в карантине находятся пять человек, поэтому нас туда не пустили. За происходящим мы наблюдали с помощью установленных в комнате видеокамер.
На экране — большая комната, в ней, кроме пяти реабилитантов, ряд двухъярусных кроватей и библиотека. Кто-то неподвижно лежит на заправленном пододеяльнике, кто-то просто ходит из стороны в сторону. Все ведут себя тихо. Никто не разговаривает, каждый думает о своем. Наручников на экране не видно. Сотрудники центра говорят, что их и нет.
Как и прежде, наркоманы должны провести в карантине от трех до нескольких месяцев и пережить это время без медикаментов. В фонде уверены, что единственный способ избавить человека от зависимости — полностью оградить его от наркотиков. Медработника в фонде нет и не будет, зато есть один приходящий психолог-волонтер. Правда, в центре признаются, что работы так много, что один он с ней не справляется.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Сотрудники центра просят не снимать карантин даже на экране, но посмотреть дали. На фото: вице-президент «Города без наркотиков» Тимофей Жуков (справа) и руководитель «мужского» реабцентра Роман Батраков (слева). |
Раньше в центр, в основном, попадали те, кто сидел на «крокодиле» или героине, сейчас пошла волна «синтетических» наркоманов, и новому руководству приходится иметь дело с теми, кто принимал соли или спайсы. Ломки, как у героиновых наркоманов, у них нет. То состояние, которое переживают люди, отказавшись от «синтетики», в центре называют словом «война» (имеется в виду война с самим собой).
Из-за «синтетики» человек может не спать и не есть 5 — 7 суток подряд, поэтому сейчас одна из главных задач в карантине — нормализовать сон и пищеварение.
— Самый губительный наркотик сейчас — это JWH, потому что люди сразу сходят с ума. Им начинает казаться, что они умеют летать. Многие гибнут сразу — выходят из окон. Дети думают, что они играют в компьютерные игры, берут топор или нож и идут с ними на улицу.
Синтетические наркотики приводят к необратимым разрушениям мозга: часто человек перестает себя контролировать, становится невменяемым. Но и таких наркоманов на реабилитацию тут тоже берут. За исключением самых запущенных случаев. Родители и сами все понимают, поэтому сначала вызывают скорую, которая везет наркомана на Сибирский тракт, и только потом доставляют его в реабцентр.
Карантин находится под постоянным наблюдением сотрудников центра, сейчас их тут шесть. За новичками следят, чтобы не допустить драк и не дать им себя покалечить. Камеры установлены не только в карантине, но и во всех публичных местах центра: в гостиной («телевизионке»), коридорах, на кухне… Разве что в палатах наблюдения нет, потому что это уже личное пространство, — объясняет Роман. Записи с камер хранятся три недели, потом происходит обновление.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
В центре все снимают на камеры. Таким образом там надеются избежать ложных обвинений в свой адрес. Кроме того, на стенах появились телефоны участковых. И это еще одно отличие от центра под руководством Ройзмана. Любой реабилитант может позвонить участковому, если решит, что его права как-то ущемляются. Правда, личных телефонов ни у кого нет (это одно из условий ребилитации), поэтому звонить придется со стационарного. |
Видеонаблюдение появилось в центре в 2015 году. Так новое руководство решило сделать свою работу максимально прозрачной. Показывать, что происходит в центрах, Андрей Кабанов обещал не только родителям реабилитантов, но и журналистам, и сотрудникам полиции. Правда, оговаривался: «если такая необходимость возникнет». Пока она не возникла.
— Если записи понадобятся, то мы готовы предоставить их — в рамках закона. У нас хорошие отношения с полицейскими, скрывать от них мы ничего не собираемся. Но пока участковые нас об этом не просили.
Родители реабилитантов получили общий доступ к камерам только пару недель назад. Для них в фонде сделали приложение, с помощью которого они могут самостоятельно следить, что происходит в центре.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Камеры появились в центре несколько лет назад, но полный доступ в режиме 24/7 родители реабилитантов получили только сейчас. |
После того, как человек выходит из карантина, начинается самое трудное. Сотрудники центра должны объяснить, что на этом реабилитация не заканчивается и что если он уйдет прямо сейчас, то, вероятно, начнет употреблять снова.
В центре говорят, что в отличие от прежнего руководства, силой никого не удерживают. Все, что они могут, — это приводить аргументы.
— Людям, которые к нам попадают, уже через месяц кажется, что они исправились и готовы к новой жизни. Они просят родителей, чтобы те вернули их домой, то есть в ту же среду, в которой они начали принимать наркотики. Но, как правило, люди, которые уходят спустя 1 — 3 месяца, снова становятся наркоманами. Поэтому мы советуем проходить полную реабилитацию — в течение года. Это тот срок, за который можно отвыкнуть от наркотиков и привести свою голову в порядок. Тогда есть шанс.
Чаще всего с реабилитантами приезжают их близкие, с ними и стараются заключать договор. Как только человек сообщает, что намерен уйти, «старшие» звонят родителям и просят за ним приехать.
— Приезжают родители, и мы их спрашиваем: готовы ли вы взять на себя такую ответственность? Если они говорят, что нет, не готовы, они убеждают человека остаться. Обычно мы присутствуем при разговоре и тоже ищем аргументы. При этом мы не против, чтобы реабилитант, который оказался у нас впервые, получил второй шанс. И бывает, что родители этот шанс ему дают — забирают с реабилитации. Но, опять же, чаще всего заканчивается это тем, что он оказывается у нас снова.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Руководитель реабцентра показывает договоры. Сейчас их стараются заключать не с самими реабилитантами, а с их родителями. На каждом договоре стоит две подписи — реабилитанта и его представителя. |
Саше (имя изменено) 25 лет, он бывший солевой наркоман. В реабцентр его привезли родители. На Изоплите он два месяца и думает провести здесь еще столько же. Может быть, три, максимум — четыре, но не больше.
— Я себя уже нормально чувствую. Такого сильного притяжения к наркотикам, как было раньше, у меня нет. Да, сначала, еще в карантине, было очень тяжело. Это где-то первые 3 — 4 дня. Всего я там пролежал 23 дня. За это время я успел все обдумать, многое переосмыслил. У меня была семья, но из-за наркотиков все рухнуло. С работы пришлось уйти, иначе уволили бы за статью. Я железнодорожник, работал на тепловозе. Употреблял я, в основном, после работы, но утром все еще был под воздействием наркотиков… У меня были галлюцинации. Мне казалось, что за мной все время кто-то следит.
Саша вспоминает, что сначала родители пытались держать его в изоляции — дома, чтобы он не мог достать наркотики, но он всегда находил способ сбежать. Лечение в медучреждении тоже не помогло. Саши хватало на два — три дня, потом он снова сбегал.
— Когда мне уже было совсем плохо, мы с мамой решили, что так больше нельзя. И приехали в реабцентр.
Первое, что видишь, подъезжая к реабцентру, — высокий металлический забор и железные ворота с надписью «Осторожно, злая собака». Сверху — колючая проволока. На окнах здания — решетки. Они тут, кстати, не только на окнах, но и на дверях.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Несмотря на то, что весь дом зарешечен, а ворота — всегда закрыты, некоторым все же удается обмануть систему и сбежать. «Срывы бывают у всех», — говорят реабилитанты. |
Решетки здесь не случайно — реабилитанты признаются, что мысли о побеге время от времени их все же посещают. Борется с ними каждый кто как может, но получается не у всех, рассказывает реабилитант Сергей (имя изменено).
— Между собой мы об этом не говорим, но, конечно, всякие мысли появляются… У нас же есть кролиководы. Бывает, что они оказанное им доверие не оправдывают и сбегают. Иногда их возвращают, иногда они сами возвращаются, потому что понимают — да, сорвались… Мне кажется, что отсюда многие хотят уйти, но понимают, что нужно реабилитироваться.
Руководство центра называет решетки «технической формальностью» и говорит, что они для того и нужны, чтобы у новичков не появлялись мысли о побеге. То есть защищают наркоманов от самих себя.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
В спортивном зале — тоже решетки. |
С этим, как ни странно, соглашаются и сами реабилитанты. Несмотря на зарешеченные окна, спертый воздух и отсутствие возможности выйти из здания, чтобы просто погулять по территории, как в тюрьме они здесь себя не чувствуют. Во всяком случае, так говорят. «Не было бы этих решеток — опять бы сбежал, и все началось бы заново», — объясняет Александр.
— У меня был друг, отец которого — бывший героиновый наркоман. Он не употреблял уже 10 лет, но, несмотря на это, иногда рассказывал сыну, как переживал то время. Он любил говорить: «Если ты, Игореха, скажешь мне, что у нас на полочке в комнате лежит героин, я все равно подойду и посмотрю, хотя я знаю, что он там не лежит». Так устроена человеческая психика. Паранойя в головах реабилитантов все равно остается…
Сейчас семь мальчиков из «детского» реабцентра живут в «закрытом» «мужском». Так в фонде хотят избежать возможности побега. Здесь дети занимаются с учителем, который приезжает два раза в неделю. Иногда с учебой помогают взрослые реабилитанты. В центре говорят, что появление детей на режим Изоплита никак не повлияло. Разве что произошли перестановки в палатах — детей стараются селить отдельно от взрослых.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Сейчас во «взрослом» центре семь детей. Их перевели из «детского» за частые побеги. |
— Среди детей побегов у нас не было, но мы понимаем, что такая возможность есть. В «детском» за ребятами присматривает один Александр Федорович. Он уже человек пожилой, он физически не может угнаться за всеми.
Тимофей говорит, что это вынужденная мера, и как только мальчики вернут доверие взрослых, их отправят обратно, в детский. Один из бегунков — Миша (имя изменено), ему 12 лет, он несколько раз сбегал из дома и, пока бродяжничал, стал токсикоманом.
— Он визовский, попал в плохую тусовку. Подворовывал, неделями дома не появлялся. Съездил в Первоуральск, там тусовался, потом вернулся, еще на Уралмаше пожил. Мы его искали неделями. Я сам ездил, возвращал его. В реабцентре он второй раз. Первый раз он пробыл у нас три месяца, потом приехали родители, попросили вернуть его домой. Он сбежал снова.
На этот раз Миша проведет в центре год. Родителей временно попросили не навещать мальчика.
Главный принцип реабилитации — трудотерапия. Поэтому после карантина у реабилитанта появляются свои обязанности и своя зона ответственности.
— Мы объясняем, что у нас тут — мужской коллектив, некая семья. У нас режим, дисциплина. Есть время подъема, есть время уборки, приема пищи, работы. Нам важно, чтобы человек вошел в нормальный режим. Наркотики — это не только зависимость, это еще и распущенность. Она приводит к преступлениям, к аморальному образу жизни. За то время, что реабилитанты находятся у нас, они снова должны стать людьми.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
В центре действует распорядок дня, как в армии. Подъем, уборка, прием пищи — по расписанию. |
В «человеческий режим» в центре приводят не только с помощью трудотерапии, но и с помощью религии. На территории есть церковь, построенная реабилитантами. Каждые выходные на Изоплит приезжает священник и проводит там службу. На нее ходят не только реабилитанты, но и местные. Для них в центре есть отдельные ворота.
Работать в центре можно в автомастерской, слесарном цехе или ухаживать за животными. В мастерской работают сразу несколько человек, один из них — с профильным образованием. Им доверяют ремонт фондовских машин, которые стоят тут же, во дворе. Когда мы заглянули в мастерскую, один из реабилитантов подкручивал старенькую «Ладу».
Рядом, в столярном цехе, делают скамейки для детской спортивной команды. За техникой безопасности следит «трудовик» (очевидно, один из «старших» реабцентра). Закрывать долги, доставшиеся фонду от предыдущего руководства, трудом реабилитантов в фонде не хотят. Поэтому все, что делается в мастерской, отдают бесплатно.
Животные содержатся в строении за домом. Раньше в реабцентре были свиньи, но потом их обменяли на гусей. Их выгуливают в небольшой леваде. Местные говорят, что иногда приходят, чтобы подкормить их хлебом. Рядом, в деревянном сарайчике, разводят кроликов, их же потом и едят.
За кухню здесь отвечает студент-повар Сергей (имя изменено). Каждую неделю вместе с Романом они ездят в магазин — за покупками. Со снабжением, говорит глава реабцентра, сейчас все в порядке, а вот раньше проблемы были. И это еще одно отличие центра при новом и старом руководстве.
Роман — один из тех, кто работал еще при Ройзмане и прошел проверку Кабанова. Возможно, на это повлияло еще и то обстоятельство, что при старом руководстве он поработал немного, всего три месяца. В то время, вспоминает Роман, сотрудникам центра «забывали» вовремя платить зарплату, запросто могли урезать деньги на продукты в два раза.
— Допустим, на две недели нужно было выдать 4 тысячи, а мы получали 3 — 2 тыс. Вот тут сидел Сергей Щипачев (экс-президент фонда «Город без наркотиков», — прим. 66.RU) и говорил: «Я вам потом дам!», когда наступало это «потом», он говорил: «Так я ведь вам уже давал!» С зарплатой — то же самое. Зато сейчас у нас все четко. Есть день зарплаты, есть день закупок. Если нужно что-то дополнительно, например, печь сделать в бане, приходишь к руководству и аргументируешь. Раньше нам бы просто бы сказали: денег нет, мойтесь в душе.
Ребилитация обходится родителям наркоманов в 17 тысяч (примерно 500 рублей в сутки на человека). В фонде говорят, что эту сумму установил родительский комитет. Для сравнения: при Ройзмане было 8 тысяч, в 2015 году, уже при новом руководстве, — 15 тысяч.
— Нужно понимать, что наркоманы тащат из дома гораздо больше. Человек, который систематически употребляет наркотики, — это преступник, который находится в вашем доме. Вы не можете знать, что он сделает в следующую секунду — отнимет деньги, вынесет что-то из дома или схватит нож и зарежет тех, кто окажется рядом, просто потому, что ему что-то привидилось под действием наркотиков.
Иногда на ребилитацию могут взять и бесплатно. Так, например, сейчас в центре два мальчика, чьи родители не могут за них платить.
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
Сами реабилитанты признаются, что о наркотиках иногда все же говорят. Спрашивают, кто что употреблял, обсуждают планы на будущее. |
За готовку здесь отвечает Сергей, ему 17. В реабцентре Сергей уже 9 месяцев, поэтому пользуется доверием «старших». Помогает Роману, выезжает вместе с ним в магазин, чтобы делать закупки. Раньше Сергей учился на повара, но бросил — из-за спайсов.
— Я приехал добровольно, — сразу заявляет Сергей. На вопрос, что значит «добровольно», добавляет: — Ну, бывает, что привозят с захватом, а я — сам, добровольно.
— Почему ты здесь?
— Хочу реабилитироваться от зависимости. Я употреблял соль и спайсы, в основном.
— Долго?
— Полгода. На меня, говорят, страшно было смотреть, довел организм до истощения. Стал прогуливать занятия, практику. Стал забивать уже на все. Были галлюцинации — будто кто-то ходит, меня зовет. Родители заметили почти сразу, но сделать ничего не могли. Разговаривали со мной, пытались на меня как-то повлиять. Но я не обращал внимания на них. Не хотел обращать внимания, нравилось мне это… У меня было чувство свободы…
— Ты скоро уйдешь. Какие гарантии, что снова не сорвешься?
— Я буду стараться держать себя в руках и знать, что есть такое место, куда меня могут привезти в следующий раз, даже с захватом, если сорвусь, и закрыть. Так что буду стараться ограждать себя от наркотиков. Учиться дальше, работу найти.
— Как ты считаешь, ты уже готов уйти из реабцентра?
— Да!
Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
---|
За воротами, действительно, всех гостей встречает немецкая овчарка. Правда, в центре говорят, что на самом деле она не такая уж и злая. |
За год через центр проходит от 200 до 250 человек. В конце каждого года в фонде подсчитывают, сколько ребилитантов не сорвались после выпуска. Делается это так: Роман берет договоры и начинает прозванивать родителей. Спрашивает у них, как дела, чем занимается их сын, не начал ли снова употреблять. По статистике центра, 65% выпускников центра — с положительным результатом.
Это данные за 2016 год. Статистику за 2017-й подведут в декабре.