Мы сидим в гримерке после концерта. Вера — красивая, в черном платье, вокруг нее цветы, она час разговаривала с поклонниками, ставила автографы на своих книгах, она, очевидно, устала. Но мы разговариваем, пока хватает слов, а когда я уже стою в дверях, в теплой куртке, она обнимает меня. Я очарован.
Я много слышал о Вере. Ее любит моя жена, мой китайский друг Григорий Потемкин часто слушает ее в машине, я видел ее эфиры, случайно читал ее стихи. Мне хотелось с ней поговорить. Я попросил о встрече, ее помощники попросили прислать вопросы. Я абсолютно не понимал, что написать, чтобы интервью состоялось. Слишком легко было «нажестить» и получить отказ. Но написал. Мне ответили:
— Вы можете прислать более интересные вопросы?
— О чем, например?
— О том, как Вера развивается как гениальный поэт.
Я поудивлялся, но добавил пару вопросов, а пару убрал. В фойе Театра эстрады директор Веры Полозковой Петр попросил не спрашивать, «как она пишет стихи», — о «вдохновении», «творческом методе» и вот этом вот всём. Я решил вообще не задавать никаких вопросов — как пойдет, так пойдет.
— Хочу сказать спасибо вам, Вера, за то, что сделали нам всем больно. Ощутимо больно. Объясню почему. В своих стихотворениях вы показываете собирательный образ героя — идеального молодого человека: бунтаря, интеллектуала, романтика, человека слова и дела. На него хочется походить, хочется быть ему созвучным. Ему где-то 18–25 лет, иногда он мужчина, иногда — женщина. Но я понимаю (как, впрочем, и большая часть аудитории), что почувствовать в себе такого человека уже не смогу. Я сегодняшний гораздо хуже, чем я 20-летний. Говоря вашим языком, тогда было серебро и мед, сейчас — прах и пепел. Предательство идеалов молодости. И от этого, конечно, было очень больно…
— Мне кажется, что те серебро и мед, которые бывают с нами с 18 до 25, — настолько невероятны, что просто невозможно, чтобы они воплотились в нас взрослых. Опыт горечи меняет людей. Когда тебе 19 лет, ты всемогущий, но ты даже не представляешь, что тебе нужно будет сделать, через что пройти, а уцелеть внутри всего этого невозможно… Один из текстов, который мы сегодня читаем, был написан в 17 лет, и я понимаю, что описанного в нем человека я уже почти и не помню. Да и у меня в то время были совсем другие представления о том, какой я буду, когда мне будет 30 или больше. Но это изначально нереализуемая история. Наверное, именно поэтому так горько об этом вспоминать. Но если вы способны это признать, то самого главного вы не потеряли. Это значит, та острая чувствительность, которая бывает в 19 лет, когда мы можем принять все близко к сердцу и горячо пережить, — осталась.
— В кого тогда должен превратиться ваш герой, когда ему исполнится 30 или 35?
— Непонятно… Все внешние признаки нас с вами никак не описывают. Не важно, в вечерних платьях мы сидим или в джинсах, едем в машине какого-то немыслимого класса или в трамвае. Живем мы в большом доме, с детьми или мы одни — все это уже давно ничего о нас не рассказывает. По этим признакам нельзя понять: счастливы ли мы, удалось ли нам себя реализовать, есть ли у нас какая-то правда в жизни?
Несчастным можно быть в любых обстоятельствах. Можно нагрузить себя всеми этими вещами (не по силам!) и чувствовать себя ужасно. В то же время можно быть путешественником, у которого нет дома, и прекрасно себя чувствовать. Главное — есть ли у нас та самая важная вещь, которая заставляет нас быть остро причастными к мирозданию. Когда жизнь, которая происходит с тобой, — живая, когда ничто тебя не оставляет равнодушным. Это нужно сохранить. Вот это важно. Где ты живешь, какие статусные штуки на тебе висят, кем ты работаешь — это уже десятый вопрос.
— Сейчас у нас есть риск скатиться с вами до обсуждения смысла жизни. А счастье — это простое, воспринимаемое понятие. Чтобы быть счастливым, достаточно чувствовать себя счастливым.
— Я представляю, что Боженька устроен так, что сам себя познать не может. Мы у него в качестве пальцев, которыми он трогает мир, получает массу важных опытов в жизни и рефлексирует по этому поводу. Поэтому у нас нет цели быть счастливыми: нам нужно много чего исследовать, прежде чем успокоиться. Нам нужно многое открыть, понять. Мир меняется очень быстро, и те, кто живет по устаревшим шаблонам, за ним не успевают. Мы родились внутри огромной работы, и если мы эту работу продолжаем производить, то чувствуем себя в потоке. Если мы отгородились от нее 18 стенами, это значит, что на самом деле нам очень плохо. Даже если со стороны кажется, что нам удалось идеально пристроиться в этом мире.
— А вы себя чувствуете проводником Бога?
— В хорошие дни — да. В плохие дни я чувствую себя алюминиевой стружкой внутри большого завода, на котором производятся важные вещи, а я уже давно не там. До рождения ребенка это чувство было преобладающим. Я не понимала, что я здесь делаю, куда я рвусь и куда хочу. А сейчас уже понятно: есть простое и внятное дело, которое нужно делать изо дня в день — и ни о чем не спрашивать.
— Как вы думаете, сколько из тех, что пришли на ваш концерт, чувствуют себя проводниками?
— Мы никогда этого не узнаем. Самое интересное в том, что у каждого своя задача. Каждый исследует Бога по-своему, шаблона не существует. Одни готовят как боги для своей семьи и своих друзей, другим нужно объехать полмира, третьи книжки пишут, четвертые должны исследовать, как мигрируют птицы, и строить графики их движения (я видела это на Уральской индустриальной биеннале. Там человек на протяжении полугода сидел и описывал траектории полета птиц). Но мы никогда не узнаем, какое место наше предназначение занимает в общей мозаике. Нам видны миллиметры из того, что доступно. А если отступить на несколько шагов, то, может быть, и предстанет общая картина. Просто мы очень маленькие для того, чтобы увидеть ее целиком.
— Большинство сегодняшней аудитории — женщины. Мужчины, которых я увидел, производят впечатление, что их привели. Но важно не это. Вы показываете им образ мужчины, который недостижим в реальной жизни. А если женщина ярко воспринимает его, она фактически обречена на одиночество. И действительно, мы все видим, сколько вокруг прекрасных, умных, талантливых, но одиноких женщин. Это их требования велики?
— Не знаю… Могу говорить о себе. У всех моих героев есть реальные прототипы. Может быть, я оказалась внутри какой-то счастливой ситуации, потому что друзья у меня всегда были только мужики и старшие товарищи-наставники — тоже. У меня почти нет подруг. Все люди, с которыми я плотно общаюсь последние 15 лет, — это мужчины. И все они поразительные. Просто, понимаете, они не на черных лакированных машинах ездят… У них какая-то невероятная бездна внутри, у них есть терпение, ощущение бытия Божьего, ощущение красоты. Они пограничные, абсурдные, странные, сложные…. Юмор какой-то у них такой…
Вот сейчас в соседней комнате сидит человек, который много лет жил в Москве, а теперь вернулся обратно в Екатеринбург. Мы с ним познакомились, когда мне было 19. Пока я подписывала книжки, он комментировал происходящее, чтобы разрядить обстановку. Было очень много народу, людям приходилось долго ждать, все устали… Он шутил так, что даже если бы я не помнила, где я, я бы знала, что я на Урале. Потому что это уральский способ переживания неловких ситуаций. Это чисто уральская история про то, как люди обживают эту территорию с помощью иронии. Про то, как они себе объясняют этот мир.
— Через юмор?
— Да. На Урале есть местный, эндемичный юмор. Такого больше нигде нет. В том, как люди здесь мыслят, какие фразы они строят, есть большое богатство. Людей, обладающих таким богатством, очень много. И мужчин в том числе… Проблема в том, что мы представляем какую-то киношную, идеальную картинку. Человек приходит — абсолютное совершенство, в шляпе, неуязвимый, безупречный… А таких не бывает. Но самое интересное, что такие люди неинтересны.
— Картинка, которую вы нам показали сегодня на сцене, как раз киношная…
— Не-не-не. У художественной действительности свои законы. Понятно, что тут все специально сгущено, утрировано, пересвечено, чтобы было понятно, о чем ты говоришь. А в жизни я замужем вовсе не за Джеймсом Бондом. Как-то мне одна девушка написала смешной комментарий: «Да-а-а, Вера, не за таким мужчиной мы вас представляли замужем. Совсем другого мы рядом с вами представляли». Я ответила: надо же, сколько труда — и все напрасно! Сначала представлять рядом со мной какого-то мужчину, а потом разочаровываться в этом…Если бы кто-то сказал мне, 19-летней, что я выйду замуж за мальчика, который будет младше меня на полтора года, который будет басистом в моей команде, который переедет ко мне с одной бас-гитарой, двумя кедами и четырьмя футболками в сумке, потому что больше у него ничего нет, меня бы это, наверное, расстроило… Но ведь это бездна, а не человек! Он фантастический отец. Ни с одним другим мужчиной я бы никогда не ужилась и вообще бы не нашлась. Внутри него такая вселенная, которая меня окружает, щедра со мной и терпима ко мне, слышит меня, выгораживает меня и перед всеми большими и страшными препятствиями в жизни всегда встает, чтобы меня прикрыть.
Оказывается, вот как это выглядит. А кто знал об этом? Никто не знал. Есть про это даже текст, я сегодня тоже его читала. Но, видимо, когда читаешь этот текст, представляется какой-то киногерой, а он вообще не киногерой. Он — обычный, просто у него сердце на месте. Вот и все.
— Но сегодня ситуация, когда женщина окружена мужчинами, — нетипичная, согласитесь. Я такого не наблюдаю. Напротив — женщины ищут мужчин, мужчины же пресыщены их вниманием…
— Это не всюду и не везде. Есть женщины, которые ищут мужчин. Есть женщины, которые устроены так, что вообще даже никогда не думали, что им нужно в какую-то семью, но потом, когда-то, внезапно в ней оказываются. Но мне кажется, что сегодня очень многие пришли парами. Я не видела ни одну бдительную барышню, чтобы рядом с ней сидел какой-то несчастный зайчик. Это абсолютно равновеликие, красивые люди.
— Не исключено. Я говорю о том, что за последнее время медиа сформировали образ женщины как некоего продукта, который нужно потреблять. Произошла предельная сексуализация женщины…
— Произошла объективация. То, что сейчас происходит, на самом деле глубже и неоднозначней, чем вы привыкли видеть и знать. Есть истории про очень быстрые деньги, очень быстрые отношения, очень быстрые диеты. Но все они не ведут вас к счастью. Подумайте о том, что вас ведет к счастью. Подумайте о том, где у вас сердце отзывается. Не обязательно, чтобы это было желаемо для социума, чтобы вы были окружены большим количеством подчиненных, чтобы вас все облизывали.
Все зависит от того, как настроена твоя оптика. Женщине, которая ищет мужчин в мире, где их нет, нужно переключиться внутрь — все самое интересное происходит внутри. Тогда всё вокруг тебя пересоберется. И тут же найдутся какие-то люди и произойдут совпадения. С тобой начнут происходить вещи, о которых раньше ты даже не мог подумать, появятся знаки…
— Вы думаете, кто-то сегодня способен перенастраивать оптику и смотреть куда-то, кроме как под ноги?
— К сожалению, это правда. Почему-то человек сегодня занимается любой глупостью, кроме того, чтобы понять, где его сердце находится и куда ему хочется. Он занимается всем. Он занимаемся тем, что от него ждут, тем, что в нем не увидели родители. Всем, кроме себя самого. Вот если мы когда-нибудь услышим, что нет ничего главнее, чем заниматься собственной душой, тогда… Может быть, когда мы это услышим, что-то изменится.
