«По понятиям нас учили жить начальники». Откровения воспитанника уральского детдома для осужденных подростков

Об истязаниях воспитанников спецучилища стало известно в марте текущего года. Согласно официальной информации, 46-летний заместитель директора по режиму СПТУ Сергей Бакшаев обвиняется в совершении семи эпизодов избиений воспитанников. Сейчас он отстранен от занимаемой должности и находится под домашним арестом.

Корреспонденту Портала 66.ru удалось встретиться с воспитанником училища Артемом, который сыграл одну из ключевых ролей в громких событиях, произошедших в училище.

— Как ты оказался в Рефтинском спецучилище?

— Туда я попал в 2013 г. за нанесение телесных повреждений. Заступился за девушку неудачно, меня и закрыли в Рефтинское СПТУ. Когда я туда попал, недели две лежал в специзоляторе, затем выпустили на группу. Сначала я был в четвертой группе. Начал осваиваться, познакомился с пацанами. Там были свои понятия. Трудно было, но я в эти понятия вник. Позже я понял, что эти понятия вводил Бакшаев Сергей Геннадьевич (замдиректора Рефтинского СПТУ), чтобы ему было легче вылазить из любой ситуации, чтобы его слышали, чтобы не было кипиша. У него это все получалось.

Месяца через два-три мы чего-то накипишили с пацанами. Меня вызывает к себе Сергей Геннадьевич. Поговорил со мной просто и жестко. Морально. Через неделю мы вновь накипишили. Он меня снова вызвал, но теперь уже наказывал физически: по ногам, по плечам — кием. Говорил: «Будете кипишевать — с каждым будет такое». После этого меня закрыли на несколько дней в «запрещенную комнату». Это помещение 2×2, решетка, кровать, голые стены, нет ни вентиляции, ни окна. В этой комнате очень сложно находиться. Сидишь, лежишь, заняться нечем. Сложно не сойти с ума. Это как карцер.

Хуторной (Алексей Хуторной, директор СПТУ) про эту комнату знал. Он сам приходил, смотрел, как я там. Я просил выпустить меня. Он говорил: «Нет, полежи. Мы подумаем над твоим поведением». Я был там два-три дня. После того как меня выпустили, я все обсудил с пацанами и пошел к директору. Я спросил: за что меня туда закрыли? Он сказал, что ничего об этом не знает. Я спросил: как так, ведь он сам приходил ко мне? Он сказал, что это был не он. Включил дурачка, короче.

Месяцев через пять-шесть меня вновь вызывает Сергей Геннадьевич. Снова накипишили. Все повторяется, только теперь не кием, а ладонью. Меня снова закрыли, но уже на неделю. Со мной рядом закрыли еще одного парня. Хуторной опять приходил, спрашивал: «Что, нравится кипишевать?» Я говорил: «Нет, не нравится. Так получилось. Нелепая ситуация, в которой я был не прав. Я это осознал». Он такой: «Нет, ты не осознал. Поэтому ты будешь здесь».

На тот момент Хуторной был оформлен моим опекуном. То есть мне было некому сообщить о том, что происходит. Поэтому в том числе об этой комнате все знали и молчали. А после 3 декабря 2015 г., когда случился бунт из-за Бакшаева, Хуторной приказал снести эти комнаты, и из них сделали раздевалку. После 3 декабря, когда приезжала Яна Лантратова (член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека), он просил нас сам лично, чтобы мы сказали, что у нас директор хороший. Что Хуторной ничего не знал. Мы согласились. Яне так и говорили, что директор у нас хороший. Но получилось все по-другому.

После того как возбудили уголовное дело и Бакшаева уволили, Хуторной поставил на его место почти такого же сотрудника по режиму — Панферова. Он не бьет, но делает еще хуже. Он нанял новых режимников. Стали часто проводить досмотры личных вещей, установили на этаже камеры. Хотя по закону за личной жизнью воспитанников наблюдать нельзя.

Хоть воспитанникам СПТУ и запрещено накалывать татуировки, но они активно подражают старшим.

— Ты в самом начале сказал про понятия. Что это такое?

— Это воровские понятия. Когда я приехал в СПТУ, там уже это все было. Сергей Геннадьевич это все организовал. Там были смотрящие, которые отвечали за группу. Были придержанные к смотрящим, которые стоят за ним и смотрят, чтобы не было кипиша. И были шныри — постирай, сходи, принеси... Сергею Геннадьевичу так было проще работать. Он мог подойти к смотрящему: «У тебя там какой-то кипиш. Надо сделать, чтобы его не было». Если смотрящий ничего не делал, то он вызывал его к себе в кабинет и там с ним расправлялся морально или физически. Получалось, что у детей было свое общество, в котором они жили по понятиям.

— Как становились смотрящим?

— Это долго объяснять. Если вкратце, то нужно очень много знаний. Я имею в виду не учебу, а понятия. Их все нужно знать. Я, например, год этого добивался.

— Ты стал смотрящим?

— Да, в СПТУ я был смотрящим. Самое главное для смотрящего — общаться на жаргоне, нужно делать правильные поступки, отвечать за своих, а не за администрацию. У меня получалось. Но по сути это все делалось для показухи.

— Кто назначал смотрящих?

— Общество, находящееся в этом учреждении. Бакшаев тоже был за.

— Эти понятия в СПТУ — это АУЕ?

— Да.

— Как это расшифровывается?

— АУЕ — «Арестантский уклад един».

— У вас еще шныри были. Как ими становились?

— Это те, кто не добился уважения. Те, кто не умел общаться. Им ничего не надо, ни этого АУЕ, ни еще чего-то. Они просто жили в выгоду себе. Или они… как бы это сказать… Мне неприятно об этом говорить. У них могли быть проблемы на воле. Вы поняли с чем. Он приезжал в СПТУ, об этом говорил — и становился шнырем.

— Как именно ты смог стать смотрящим?

— Это все решалось в узком кругу пацанов. Я же говорю, что ни разу не работал на администрацию. Хуторной просил меня уладить кипиш. Я ходил, разбирался, да. Но чтобы доносить — нет, такого не было. И потому Бакшаев Сергей Геннадьевич всегда грыз меня. Он хотел, чтобы я ему все доносил. Но я отказывался.

— А активисты, те, кого называют «козлами», у вас были?

— Нет. Стукачи были. «Козлов» не было. «Козлы» и стукачи — это разные вещи.

— А что дальше происходит с этим укладом, с понятиями, когда ребенок, подросток выходит из стен СПТУ?

— Если пацан хотел, то он и дальше жил по понятиям. Если нет — то нет. Это как большая детская забавная игра, можно так сказать.

— Ребенок мог из Рефтинского СПТУ попасть в кировградскую воспитательную колонию для несовершеннолетних. Там тоже играют в эту игру? В 2007 г., когда там произошел бунт, он начался с криков: «АУЕ!»

— Там все то же самое.

— Кто-то с воли, может быть, реальные «авторитеты», участвуют в этой игре, поддерживают ее?

— Там кому-то звонили. Но это всё фигня.

Воровские звезды — любимая тема наколок в среде АУЕ.

— Ну, хорошо. Я слышал, что Бакшаев был изобретателен в своих наказаниях?

— Он мог ударить, мог наорать, оскорбить. Мог ударить ладонью или пнуть со стула. Мог закрыть в комнату у КПП, про которую я рассказывал. Мог угрожать, как мне, что когда ты освободишься, он встанет у забора, подкараулит и переломает ноги.

— Кому-нибудь реально ломали ноги, руки?

— Я не знаю такого. Возил детей в полицию, там окунали в унитаз. Меня тоже возили. Но со мной просто разговаривали. А так возили в полицию Асбеста и Рефтинского.

— А кто конкретно окунал?

— Уф… Ну те, кто в полиции работал — друзья бакшаевские. Одного сотрудника из Рефтинского уже уволили.

— А зачем нужно было возить в полицию?

— Наругать. Чтобы дети всё поняли.

— Многие преподаватели детдомовцев говорят, что дети очень сложные и иногда без применения силы просто не обойтись. Оправдываются так. По-твоему, наказания в СПТУ были адекватны вашим проступкам?

— Не всегда. Например, кто-то у воспитателя что-то стащил — просто взял без спроса, допустим, скотч, за это уже Бакшаев применял физическую силу. Но такие вещи ребенку можно словами объяснить. Наверное, Бакшаев просто вошел во вкус. Он все время говорил, что ему за это ничего не будет, потому что за ним стоит полиция Асбеста и Рефтинского. Он нас туда и возил, чтобы это показать и припугнуть, чтобы мы не жаловались никуда.

— Судя по произошедшим в СПТУ событиям, эти методы воспитания не особо помогали.

— Да просто не было уже сил все это терпеть. Мы в декабре 2015 г. устроили бунт. Информацию про него тогда от всех скрыли. Мы знали, что будут последствия, что кто-то из нас за это уедет в Кировград (Кировградская воспитательная колония, — прим. ред.). Мы сознательно пошли на это, чтобы власти услышали о Бакшаеве и Хуторном, которые некомпетентно относятся к детям.

3 декабря на вечернем построении собрались кучкой, крикнули: «Вперед!» — и выскочили на улицу. Сначала разбили окна у мастерских. Потом разбили стекла в самом центре. На этажах немного побили. Прибежал Хуторной, стал нас успокаивать. Мы ему начали объяснять, что это все из-за Бакшаева Сергея Геннадьевича. «Вы нам много раз обещали, но так его и не уволили», — объясняли мы. Человек 60–70 выбежали на улицу, перелезли через забор и начали бегать по поселку. Всем этим мы хотели привлечь внимание, чтобы люди нас услышали. Затем мы сами вернулись в училище, успокоились и разошлись по группам. Хуторному мы заявили, чтобы он убрал Сергея Геннадьевича. Директор нам пообещал, что все сделает.

Прошла неделя. Половину пацанов перевели в другие училища. Мне повезло, я там остался. Кого-то отправили на условно-досрочное освобождение. Мне тоже пообещали.

— Получается, тебя так пытались купить?

— Да. Купили. Но меня не выпустили, и Бакшаев остался на своем месте, продолжать заниматься тем же, чем и раньше. Нас кормили завтраками. Бакшаева убрали только после приезда Лантратовой.

— Почему Хуторной покрывал Бакшаева?

— Бакшаева все боялись, а Хуторной этим пользовался.

— На данный момент известно, что по уголовному делу проходит только четыре потерпевших воспитанника. С твоих же слов выходит, что пострадавших должно быть куда больше.

— Свое дело сделала эта АУЕ. Далеко не все рассказали следователям. По понятиям ведь нельзя что-то рассказывать полиции.

Фото: Валерий Горелых; архив 66.ru