«Мне под землею даже дышится легче». Один день с маркшейдером

Профессия маркшейдера — не самая известная и распространенная. Скажем, я о сути работы этих специалистов не узнала бы, если бы в далеких нулевых не познакомилась с творчеством группы «Маркшейдер Кунст» — просто полезла в словарь посмотреть, что же это за зверь такой, маркшейдер.

Оказывается, в горном деле маркшейдер — один из главных специалистов. Именно поэтому Ольгу Малышеву можно назвать Хозяйкой Медной горы — она работает на подземном руднике «Сафьяновская медь», где добывают сырье для УГМК, и от ее указаний зависят действия буквально всех подразделений.

О сути маркшейдерской профессии мы беседуем, трясясь в подземном автобусе, который везет нас к месту проведения сегодняшних работ — на горизонт –200 метров. Рудник «Сафьяновская медь» разрабатывается взрывным способом. Здесь нет шахтеров с отбойными молотками. Руду в очистных камерах дробят взрывники, закладывая от 30 до 50 зарядов, затем ее грузят с помощью специальных машин на самосвалы и вывозят на поверхность. Да, все верно: самосвалы ездят под землей. «Сафьяновская медь» — это такой небольшой подземный городок со своими магистралями и второстепенными улочками. Общая длина подземных дорог — около 25 км. «По сравнению с каким-нибудь Гайским ГОКом наш рудник — малюсенькая деревушка. В Гае протяженность подземных дорог — более 300 км!» — рассказывает Ольга.

Подземные улицы — однополосные. Чтобы две машины могли разъехаться, через определенные промежутки в шахте сделаны камеры разворота. Пешеходы здесь тоже встречаются — им отведена правая сторона улицы.

Несмотря на скромные размеры шахты, путь на горизонт –200 метров занимает минут 15–20. Движение под землей, как и в обычном городе, регулируется светофорами — несколько раз нам приходится останавливаться и пережидать, пока пройдут груженые машины.

— Это руду везут?
— Нет, это вот с пустой породой самосвалы.
— А как определяете?
— По количеству камней в кузове, — смеется Ольга. — Порода — легкая, ее можно много навалить. Руда намного тяжелее, такое количество самосвал бы не потянул.

Просто так спуститься в шахту невозможно: вначале мы проходим инструктаж, нас учат обращаться с «индивидуальным спасателем» — прибором, обеспечивающим запас кислорода на случай непредвиденной ситуации. Затем выдают снаряжение — мужские кальсоны и тельник, теплые носки, штаны, куртки, резиновые сапоги. Обязательно шлем и ремень — на него будет вешаться аккумулятор для фонаря. Фонарь непростой — это маячок, по которому диспетчер отслеживает всех, кто находится в шахте. Правда, пока на «Сафьяновской меди» по маячку могут только сказать, на каком горизонте ты находишься. В дальнейшем зону сузят до 20–30 м.

От поверхности до нашего места высадки — примерно 3 км по подземным дорогам.

— А если напрямую, вверх, над нами 200 метров камня?
— Не 200, а 400. Это так называется — «горизонт минус 200». Но мы ведем отсчет от нулевой отметки. А поверхность шахты расположена выше — 200 метров над уровнем моря, все-таки мы в горах живем. Вот и получается, что над нами сейчас почти полкилометра земли.
— И вам не страшно вот так каждый день ходить? А если обвал?
— А вот наша маркшейдерская служба нужна в том числе и для того, чтобы никаких обвалов не было. Во-первых, мы следим за тем, чтобы выработка шла в строгом соответствии с проектом. Во-вторых, принимается она только после того, как проведен определенный комплекс работ: сначала предварительное укрепление специальной арматурой, затем капитальное — бетоном. В-третьих, есть признаки, по которым можно спрогнозировать приближение обвала: камушки начинают сыпаться, вылетает порода с боков, появляются непривычные звуки, воздух начинает по-другому двигаться. Маркшейдеры тоже все это контролируют.
— В вашей практике обвалы случались?
— Я попадала под действие горного удара. Правда, не на этой шахте: «Сафьяновская медь» к ним не предрасположена — здесь и породы меньше выбрано, и за безопасностью следят тщательно. Я раньше работала в Североуральске, вот там ЧП и случилось.
— Страшно?
— Приятного мало. Ощущение такое, будто в другое измерение попал: пласты породы начинают двигаться, звук такой — прямо ложись и помирай. Но ложиться никак нельзя, надо выбираться. У нас так получилось, что быстро попасть на поверхность не смогли — путь был небезопасным. Спускались на самый нижний уровень и оттуда своим ходом шли наружу. Долго это было. С десяти часов утра начали выбираться и только к вечеру, часам к пяти вышли. Не знаю, случись это сейчас, проделала бы опять такой путь, по всем этим наклонным выработкам.

От поверхности земли до дна Сафьяновского карьера — почти 200 метров. Под землей — еще столько же. Маркшейдеры точно знают не только месторасположение подземных коридоров, но и точки, с которыми эти объекты соотносятся на поверхности.

За разговорами о подземной жизни наконец прибываем к нужной нам точке: сегодня маркшейдеры должны задать направление в горной выработке — в дальнейшем здесь появится новый коридор, орт №2. Он подойдет к рудному телу, пересечет его и в перспективе соединится с магистральным ходом.

— Чтобы задать направление, мы должны работать в сети, которая состоит из маркшейдерских точек. Вообще все работы в шахте ведутся только от маркшейдерских точек, которые приведены сюда с поверхности.
— То есть вы не только под землей работаете?
— Конечно, нет. Работы на поверхности тоже бывают. Иной раз по брюхо в сугроб зарюхаешься, чтобы раскопать геодезическую метку.
— А вообще какие работы вы делаете?
— Ну если именно обо мне говорить, я в основном руковожу сейчас, — улыбается Ольга. — Я старший маркшейдер на руднике, у меня в подчинении три участковых маркшейдера и горнорабочие. Вот сегодня с нами Артем, он будет основные работы выполнять. Но, конечно, любые действия, которые сейчас делает Артем, я и сама могу сделать. Чем мы занимаемся ежедневно? Измеряем, размечаем, задаем направления. Маркшейдера можно сравнить со штурманом: он намечает путь, по которому потом двигается шахта. Мы можем рисовать строение рудного тела, строить горные выработки под землей, знать точное положение относительно поверхности. Очень много у нас съемочных работ, подсчет объемов, подсчет запасов — все это в нашем ведении. Ну и контроль за безопасностью, о котором я уже говорила.

Артем, горнорабочий, который сегодня помогает Ольге Малышевой, готовится к проведению маркшейдерских измерений.

— Мы сейчас возьмем точки, — поясняет Ольга. — Выйдя из шахты, обработаем их на компьютере, составим план. Для этого рисуется проектный контур выработки, серединная линия, от которой указываются величины до правой и левой стенок. Мы задаем направление в двух плоскостях. По вертикали смотрим на определенные реперы, пишем расстояние от потолка и от почвы, при этом учитываем уклон — он должен соответствовать тому, что нам спроектировал институт, именно под таким уклоном мы должны вести выработку.

Маркшейдерские точки забуривают ручной дрелью.

Для маркшейдерских точек используются деревянные чопики, для направленческих — металлические костыли.

Измерения закончены, теперь самое время подниматься на поверхность. Можно пойти пешком, можно дождаться попутного транспорта. Мы выбираем второй вариант, тем более что ждать недолго: сейчас на самосвал загрузят породу, которую раздробили, чтобы начать прокладывать орт №2. Когда самосвал уйдет и проезд освободится, за нами подъедет автобус.

Пока смотрим, как большие машины маневрируют в узеньких проходах шахты (это возможно за счет того, что передняя часть самосвала поворачивается на 45 градусов относительно задней), разговариваю с Артемом.

— Почему пошел сюда работать?
— На шахту? Не всем же продавать. Мне здесь нравится. Да и работа перспективная. Если учиться, можно построить хорошую карьеру.
— А в чем главная сложность?
— Надо быть очень внимательным. Постоянно за всем следить. Ольга Михайловна очень строга и постоянно нам твердит, чтобы мы всё делали очень педантично. Никакой мелочи пропустить нельзя.
— Не скучно тебе тут?
— Да некогда скучать-то. Работы у нас много. И здесь, под землей, и на поверхности, за компьютерами. Но у нас, в нашем отделе, еще и компания хорошая, ребят молодых много.

На «Сафьяновской меди» действительно работает немало молодых ребят. Например, геолог Гуля пришла сюда сразу после окончания Горной академии. Она тоже то и дело спускается под землю.

Как правило, подземные работы успевают сделать в первой половине дня, после обеда маркшейдеры работают за компьютерами — обсчитывают сделанные измерения.

— Ольга, как вы вообще решили стать маркшейдером, да еще под землей работать? Неужели с детства об этом мечтали?
— Пожалуй, о такой работе в детстве никто не мечтает. Хотя о шахте, о горном деле я, конечно, знала — мое детство прошло в Североуральске, там практически все в шахте работают, родители с горным делом связаны. Но после школы я хотела поступать на бухгалтера. Приехала в Екатеринбург, сдала экзамены и… недобрала баллов. Зато с этими баллами я легко проходила в Горно-металлургический техникум им. Ползунова. Тогда и подумала: ну ладно, буду маркшейдером.
— Никто не удивлялся в техникуме: девушка — и на такую специальность?
— В техникуме — нет, а вот когда пришла впервые на работу устраиваться, мне сказали: «Девушка, подумайте, куда это вы, под землей работать — мужское дело». Но я уже знала, что это — мое. Я когда на практику приехала, первый раз в шахту спустилась — и сразу поняла: мне это по душе.
— Отсутствие солнечного света не смущает?
— Наоборот, мне под землей даже дышится легче. Когда спускаюсь в шахту, я как будто какой-то энергией заряжаюсь. Ну и, наверное, еще меня подпитывает то, что наша работа очень ценится. Да, она сложная, очень ответственная, нужен постоянный контроль. Но за эту работу тебе действительно благодарны, результатами наших трудов пользуются многие службы.
— А вознаграждается работа хорошо?
— Хорошо. Точных цифр не скажу, по договору трудовому не положено. Но жаловаться не на что. Хотя мне главное даже не это. Зарплата зарплатой, но есть еще и другие способы, которые меня очень мотивируют. Скажем, обучение. Я буквально пару недель назад вернулась с курсов повышения квалификации в Техническом университете УГМК. Очень довольна! И темы интересные, и преподаватели, и ребята, с которыми вместе занимались, — с ними есть что пообсуждать. Вообще нас то и дело отправляют на другие предприятия, опытом обмениваться. И на оборудовании компания не экономит. Есть шахты, где до сих пор по старинке все, вручную, теодолитами. А тут закупают современные тахеометры. Недавно приобрели мощный сканер — мы им работаем в очистных камерах, где руду добывают. Людям туда нельзя — там порода подвижная, может случиться обвал. Сканер позволяет исследовать состояние камеры, рудное тело и так далее.

С помощью этого сканера исследуют очистные камеры. В руках такой чемоданчик не понесешь — он весит под 80 кг и в длину около метра. Сканер подвозят к камере на автобусе, подключают к ноутбуку, и маркшейдеры производят нужные измерения.

Ольга называет себя трудоголиком. И действительно, когда она говорит о работе — глаза горят.

— Ольга, Хозяйку Медной горы в шахте не встречали?
— Я сама хозяйка, меня все слушаются (смеется, — прим. ред.). Я во всякие такие вещи не очень верю. Есть вот примета: каску нельзя менять. Но это по технике безопасности не положено, приходится время от времени новую брать. Был у нас на одной шахте старый уже такой рабочий. У него был обычай — обязательно здороваться с шахтой. Как-то приходит он на место работы, говорит, как всегда: «Здравствуй, батюшка забой!» А ребята спрятались в темноте, да и отвечают: «И тебе по здорову быть, Кузьмич». Вот он перепугался! Впрочем, есть одна примета у меня, которая всегда работает: если день не задался, что-то с утра не получилось, или у меня, или у ребят моих, значит, и в шахте все гладко не пройдет. Так что стараюсь с самого утра с боевым настроением спуститься под землю. И работу сделать, и энергией зарядиться.