«Буду рад, если на браконьера дерево упадет». Один день с лесничим

Дедушка ругал меня, когда я, шестилетняя, ломала ветку и делала прутик-вичку: «Дереву же больно». Если жалость во мне не просыпалась, то дедушка пугал злым лесничим, который придет и посадит меня в тюрьму. Не знаю, сознательно ли меня обманывал дедушка или сам не знал, что на самом деле лесничий не то что маленькую девочку наказать не может, а вообще никого. По крайней мере в Екатеринбурге. Например, увидит лесничий группу «черных лесорубов», которые валят лес, подойдет и погрозит пальчиком: «Ай-ай-ай, как нехорошо». И все. Потому что это максимум его полномочий.

Портал 66.ru побывал на месте лесного преступления и готов рассказать, с кем воюют люди, спасающие пригород Екатеринбурга от пустырей. И чем закончится эта война.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

Вместо фикусов и «тещиного языка» в офисном горшке растут крошечные сосенки. Только этот признак выдает, что этот офис — не простой, а немного волшебный. Ведь люди, работающие здесь, не дают исчезнуть лесам вокруг Екатеринбурга. И благодаря их работе через сто лет будущие екатеринбуржцы смогут гулять (ну или летать на аэромобилях) по еловым рощам.

Екатеринбургское лесничество спряталось в обычном подъезде пятиэтажки у площади Труда. В кабинете за столами четыре женщины что-то печатают. У окна сидит мужчина в рабочей одежде и откровенно скучает. Изредка он обращается к женщинам с шуткой. Они хихикают и снова замолкают. Этот скучающий мужчина — Виталий. По должности он помощник лесника. По факту делает ту же самую работу. Поэтому, наверное, будет честно называть его лесником. Виталий работает в лесничестве вместе с двумя братьями. Старший — лесник, средний — главный инженер.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

Мы с Виталием сегодня поедем на место преступления. Там прошлым летом свалили почти десяток берез. Лесничий спугнул браконьеров, и они бросили все срубленные деревья гнить на земле. Лесник написал заявление о преступлении, но полиция отказалась возбуждать дело. Лишь после жалобы в прокуратуру полицейские решили поискать следы «черных лесорубов». С момента вырубки прошел год.

— А начать искать лесного браконьера через год — это нормально?

— Только один раз мы начали искать преступников сразу же. Я просто заранее договорился с участковым. И мы, как только нашли «самоволку», взяли спилы и поехали по ближайшим лесопилкам.

— Неужели можно вот так запросто определить, то ли дерево было спилено?

— Вот вам же если палец отрезать и приложить, сразу будет понятно, что он ваш, родной.
Смотрю на свои пальцы и ёжусь. Они, конечно, не как березы, сто лет не росли, но все равно жалко.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

Два раза в неделю Виталий объезжает свои земли (выделены жирным черным на карте). Вместе с бригадой они спиливают больные деревья, высаживают новые ростки, чистят лес от мусора и роют канавы, чтобы во время пожара можно было контролировать огонь. Кстати, тушением лесных пожаров тоже занимаются лесники. МЧС подключается, «если только заправка рядом или до забора уже пять метров остается».

— Зря вы так оделись, — скептически оглядывает нас Елена. Она инженер по охране леса. Знает всё про лесных браконьеров и болезни деревьев. Поедет на место вырубки вместе с нами. — Замерзнете! Там снегу по колено.

И Елена оказалась права.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

На седьмом километре Ново-Московского тракта мы падаем из машины прямо в сугроб. Вместе с нами полицейский. Он с угрозами, что сейчас развернется и поедет обратно (мол, журналисты не предупредили руководство), запрещает себя фотографировать. И оглядывается каждый раз, когда слышит звук затвора камеры. А фотограф всего лишь снимает красивый зимний лес.

— Деревья губят не только люди. От морозов появляются трещины, которые постепенно иссушают дерево, — начинает экскурсию Елена. Лесничий быстрее всех ушел вперед, а мы плетемся по снегу позади вместе с Еленой и полицейским. — Еще грибы, сосновые губки… Вон те наросты на деревьях.

— То есть когда мы в детстве сшибали эти грибы с деревьев, мы их лечили?

— Ну, вылечить уже зараженное дерево сложно. Непросто с этими грибами бороться, они выпивают сок дерева изнутри. По кроне можно понять, сколько еще растению осталось жить. Когда ему настанет конец — лесничий назначит вырубку.

Вдруг мы замечаем, что Виталий что-то раскапывает. Из-под слоя снега показывается сгоревший автомобиль.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

Этой машины не было, когда лесничий был тут в последний раз. Полицейский отскребает копоть и пытается добраться до номера двигателя — по нему можно найти владельца. Скорее всего, это был угон.

— Это уже моя вторая подобная находка, — расписывается в протоколе лесничий. От ржавой «девяносто девятой» мы поворачиваем направо и уходим вглубь леса.

— Видите маленькие елочки? Это наши. Им, наверное, лет пять. А вообще за год мы посадили около 86 тысяч деревьев. У нас уже своих свободных территорий не осталось, поэтому мы и на территории других лесничеств работаем.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

Наконец добрались. Место преступления — это небольшая опушка в лесу. Вокруг торчат пни в снежных шапках. Летом тут срубили семь берез.

— Как вы нашли это место?

— Заездов в лес не так уж много. Я тут зимой на лыжах два раза в неделю хожу, а летом на машине объезжаю. Сразу замечаю, если кто-то в лес на машине приезжал. Видимо, спугнул браконьеров. Они деревья бросили и ушли в более тихое место.

— Вообще реально поймать преступников?

— Этим полиция должна заниматься. Но я как-то с поличным поймал человека. Вернее, машину. Сам лесоруб убежал. А машину потом на штрафстоянку увезли. Вроде даже дело возбудили. Но уже через две недели эта же машина снова незаконно лес грузила. Что тут скажешь... Я уже и не интересуюсь, наказывают ли людей. Неинтересно.

— Валить деревья — это же опасно? Может придавить.

— Я буду только рад, если на них дерево упадет.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

— Что вы сделаете, если встретите браконьера?

— Постараюсь выезд перекрыть и вызову сотрудников полиции. А что я еще могу? У меня полномочий, наверное, даже меньше, чем у обычного гражданина. Может, еще сфотографирую и номера запишу. Подходить к ним даже не буду, а то еще по голове стукнут и уедут.

Тут наш разговор прерывается — подходит сотрудник полиции. Он чурается журналистов и отводит лесника в сторону. Я ползу к Елене и начинаю ее расспрашивать про екатеринбургских браконьеров.

— Да самое страшное — не у нас. Вокруг Екатеринбурга гектары земли, которые находятся в ведомстве Росимущества. А там сотрудников, чтобы следить за лесами, нет. Вот там вырубок — на миллионы рублей! Браконьеры знают, что эти земли никто не проверяет. Может, их когда-нибудь городу отдадут… А пока мы только новые деревья там посадить можем.

— Чего вам не хватает? Прав?

— Представь, пришли мы, например, в Краснолесье в пожароопасный период. А там люди жгут костры и шашлыки жарят. Мы к ним: «Здравствуйте, потушите огонь и уходите». А они нам: «Здравствуйте. Идите… куда шли». И все. Мы только словами повлиять можем. Ни оштрафовать, ни задержать.

Фото: Константин Мельницкий; 66.RU

К нам наконец возвращаются лесничий с полицейским. Значит, можно идти обратно к машине. Они весело смотрят на то, как я стучу зубами.

— Вы хоть бы джинсы в носки заправили.

— Поздно уже... А вот если честно, вы себе на Новый год живую ель домой поставили?

— Нет, искусственную. Да я почти всё время в лесу провожу — меня елки уже раздражать начинают. Особенно бесит, когда друзья в лес прогуляться зовут, «воздухом подышать». Я стараюсь сигаретами недостаток углекислого газа восполнить.