«Один день» — проект Портала 66.ru, где мы рассказываем, чем живут люди разных профессий: врачи, дворники, учителя, полицейские, водители и т.д. На самом деле мы готовили этот проект уже давно. И репортаж с места прорыва водопровода записали еще в конце октября. Просто начать решили с самой героической (или нет?) профессии — полицейского. А сейчас наконец-то готовы раскрыть, что происходит внутри желтой аварийки.
В ногах у слесарей стоит железный ящик. Под ним труба с горячим воздухом. Этот железный короб — своеобразная микроволновка. Рабочие с утра складывают в него банки с едой, и в обед включают отопление (солярки выдают только на час). Обедают по очереди: первый ест холодную еду, а последний — кипящую. По-другому никак. Место аварии покидать нельзя, да и вчетвером в двухметровой каморке не уместиться.
Когда я открываю дверь в кабинку, мне помогают подняться две большие руки.
— Ты какого года рождения?
— 1993.
— Эта машинка помладше тебя на год будет.
Если я вам по-честному опишу, как выглядит изнутри кабинка слесарей, их оштрафуют. Или лишат премии. А это почти половина зарплаты. Поэтому я расскажу, чего в крошечной кабинке нет. Нет умывальника, чтобы отмыть руки от грязи. Нет вешалки, чтобы повесить сырые вещи. Нет табуретки, чтобы посадить четвертого человека. Нет столешницы и термоса. А может, и ящика с едой тоже нет (смотря какой инженер по технике безопасности будет).
— По технике безопасности мы в машине не должны ни есть, ни греться. Ничего. Вот приехали, вышли — и все. Больше якобы машина не нужна. Только инструмент берем. Как себя человеком чувствовать? Тут ни туалета, ничего нету. Смена — 12 часов. Вообще караул, хоть соловьем пой! На Ленина стоишь — и куда денешься, куда бежать?
Куда бежать — я тоже не знаю.
В этот раз трубу с холодной водой прорвало рядом с лицеем №110 на ул. Бажова, 124. Мы едем туда. Рабочий день у аварийной службы «Водоканала» начинается в восемь утра, но к раскопке приступают только около часа дня. Пока не выдали разрешение три инстанции (Электросети, Горгаз, Ростелеком) — копать и устранять проблему нельзя, есть опасность повредить подземные коммуникации. Например, наткнуться на трубу с газом или порвать провода.
— Мы можем долго стоять. А прохожие ходят и ругаются, что мы бездельничаем. Мы привыкли и не обижаемся. Их тоже понять можно: воду отключили, вот и нервничают, — рассказывает Кайрат. Ему 23 года, он учится на теплофаке УрФУ и единственный из бригады имеет шанс построить карьеру в муниципальной службе.
Вообще в бригаде пять человек. Два слесаря — дядя Толя и Кайрат, бригадир Валера и мастер Дмитрий. Плюс водитель Юрий. Или Юрка, как представляется он мне. Юрий сразу начинает жаловаться. Видно, что больше обратиться не к кому.
— Ты про начальников плохо не говори, а то придется заявление об увольнении писать, — то ли в шутку, то ли всерьез предупреждает водителя бригадир.
— Пускай пишет, а что такого. Внатуре достали уже. У них один разговор: вы передохните, таджиков наберем. Вы бы предупредили, что придете, мы бы кружки чистые взяли. Не западло из грязной пить? — спрашивает у меня Юрий.
— Не западло.
— В советское время было лучше. Да даже полтора года назад можно было телевизор поставить. Сейчас все запрещено. Выезжаю из гаража — всё проверяют, заезжаю — проверяют. Так и живем. Дурдом, — вздыхает водитель.
— На выезде, — смеется дядя Толя, — На самом деле все держатся из-за графика. Мы работаем четыре через четыре. Правила строгие, но можно и потерпеть. Утром и вечером проходим нарколога, дышим в трубочку. Вон троих недавно уволили из-за того, что пьяные пришли.
— А почему у вас форма такая грязная? Вам ее не стирают?
— Нет, ты чего! Форму выдают раз в два года. Что хотим с ней, то и делаем. На зиму, представляешь, валенки выдают. Мы по грудь в воде иногда работаем, а они — валенки! Болотники есть, конечно. Но они рассчитаны на год, а за одну зиму приходится пары три сменить — рвутся быстро. Поэтому мы на свои деньги теплые сапоги покупаем.
| Документы подписаны, и бригада начинает ограждать территорию. Ставят таблички, натягивают ленту. Как только всё готово, начинается самая зрелищная часть. Экскаватор начинает пробивать асфальт. Маленький ковш сначала лишь царапает каменную поверхность, но потом она поддается и ломается, как тонкий лед. |
Задача простая: откопать водовод, найти протечку и поставить муфту (это такая металлическая заплатка). Кстати, муфты привозят из Австрии — они хоть и дороже отечественных, зато более надежные.
Процессом управляют бригадир и мастер. Если случайно повредят соседние коммуникации — ответственность на них. Но мастер экскаваторщику доверяет и называет его лучшим из водоканальских.
— Часто случаются аварии? В «Водоканале» говорят, что сети в Екатеринбурге изношены на 60%.
— Это правда, мы видели трубы 1928 года. На окраинах есть даже дореволюционные.
— Проблема только в гниющих трубах?
— Не только. От любых движений в земле случаются прорывы. Хотя недавно, когда было землетрясение, вроде ничего особенного не заметили. Помните, на ЖБИ раньше карьер был? Там что ни взрыв — то на улице гейзер появлялся.
| Глубина раскопки — около трех метров. Главная проблема — несоответствие того, что написано в плане, и того, что на самом деле лежит под асфальтом. Как только добрались до нужной трубы — ищут место прорыва. А оно может быть на 100 метров вправо или влево от точки раскопки. Вскрывать будут все. После ремонта засыплют землей и щебнем. Асфальт появится только к весне. |
Рабочие копают по очереди. Один страхует, другой внизу работает лопатой. Я часик попрыгала с ноги на ногу рядом с ними и пошла греться в аварийку. Там обедает Дмитрий. Мастер ест рис с кетчупом из полуторалитровой стеклянной банки из-под кабачковой икры. Для меня достали кусок домашнего торта.
— Как так получилось, что вы стали мастером аварийной бригады?
— Вообще у меня два неоконченных высших образования. Сначала учился на ветврача в сельхозке. Но так хорошо учился, что в армию отправили. Потом пробовал учиться на юриста. Но это не мое, больно скучно. И я ушел.
— Сюда? В «Водоканал»?
— Ну, я на стройке работал и потом временно пришел в «Водоканал». Скоро 20 лет будет, как я тут.
— Хорошая работа, значит?
— Нормальная. Бывают, конечно, смертельные случаи. В яме разбивались, сверху бетонные блоки падали, когда под крылечком копали. Стенки заваливались, человека землей засыпало. У меня случай был: в колодец полез, а там, видимо, удушающие газы были. Я ходил по колодцу и искал дверь из этой комнаты. Чудом глянул вверх, увидел небо — и на последних остатках сознания вылез. Страховал меня помощник. Потом его Шеремет показывал, наркоманом оказался. Под кайфом был в это время.
— Зато вы делаете нужное и полезное дело.
— Это вы так говорите. Мы когда в ночные смены выходим, не видим особой благодарности за ремонт. Недавно в нашу машину взрывпакет бросили. Это ладно, в 90-е мужики из ружья стреляли. Сейчас максимум — из пневматики. Недавно тоже случай был: приехали на ЖБИ ночью на прорыв, начали копать и, видимо, какого-то ребенка разбудили. Когда из окна в нас полетел третий памперс с какашками — поняли, что пора сворачиваться.
— А почему тогда люди здесь продолжают работать? Какие плюсы?
— Садик есть свой. Сюда идут те, кому скучно в кабинете сидеть. Все-таки работа на воздухе. Люди малопьющие. Курить бросают, хоть и не запрещается это. Работа интересная. Не для книжных людей.
вши?