«Хайнаньские авиалинии» пару месяцев назад зашли в Кольцово с рейсами в Пекин. Чтобы обеспечить пассажиропоток, китайцы стали партнерами екатеринбургского туроператора «Форсаж-Плюс» (структура AVS-Group).
Лететь было легко. Airbus A330–200, большое расстояние между креслами в экономклассе, «Трансформеры-3» в кресельном мониторе, 0,5 коньяка тайком с коллегами, ужин (говядина или курица?!), доделка одного уже «прокисавшего» интервью — и будто не было 6 часов до Пекина. Туда летели — треть салона пустовала, обратно — самолет был забит до отказа. Очевидно, китайцам лететь к нам нужнее.
Они кошмарно общительны. Безобидное «перемяукивание» нескольких пассажиров с разных рядов моментально превращается в навязчивый гул и крики. Пока стюардессы не скажут т-с-с-с. Они тут — красавицы. Забегая вперед, скажу: в Пекине крайне мало красивых девушек, видимо, всех рекрутировали в бортпроводницы.
В Пекине смог. Удушливая гарь, как кинговский туман, заполняет все жилое. Город находится на дне «горной чашки». Выхлопные газы и промвыбросы копятся, пока их не сдует ветром. Свежий воздух поступает примерно раз в неделю — на выходных.
Половина пекинцев ходит по улице в масках: простых медицинских, гламурных с узорами и стразами, пугающих респираторах 3M. Я дышал без фильтра. Нормально. Голова не болит, кашля нет. И это еще хорошо, говорят принимавшие нас китайцы. Раньше окрестные электростанции работали на угле — город угорал. Перешли на российский газ — вдохнули легче.
Смог особенно заметен на открытых пространствах. Например, на площади Тяньаньмэнь. Она полна провинциалами. Тут кажется, что в масках ходят только столичные жители. Понаехавшие одеты ярко, броско, как цыгане, они галдят, фотографируются на цифровые мыльницы или огромные камеры с мегаобъективами. Пекинцы фоткаются исключительно на смартфоны: iPhone, Samsung Galaxy, HTC One. Еще многих туристов тут зачем-то наряжают в ярко-красные олимпийки с тремя полосками.
Зафигачить лук на фоне китайского знамени, что вздергивают на флагшток каждое утро и спускают в 17:00, в присутствии колоссального стечения зевак — святое дело. Сегодня там висит и флаг России в честь почетного гостя столицы. Интересно, лежат ли в номерах участников саммита АТЭС красные спорткостюмы?
Сегодня город в кольце полиции и военных. Тут и в «мирное время» досматривают на каждом шагу: метро, вокзалы, крупные ТЦ, исторические объекты. Сумки просвечивают, подозрительных — шмонают. Наш гид Саша говорит, что оборудование и спецы остались с Олимпиады. Просто решили не понижать градуса контроля. В центре, в каждом квартале стоит какая-то запредельная боевая машина, с замершими вокруг нее четырьмя солдатами. Открыто фотографировать людей в форме опасно — они могут не понять и отобрать камеру.
В Пекине боятся террористов. Исламистов. Говорят, партия решила укрепить безопасность городов после московского «Норд-Оста». Пока худшее, что случилось в стране, — мартовская трагедия на вокзале в Куньмине, когда десяток мусульман-уйгуров огромными ножами за 15 минут зарезали 33 человека и 130 ранили. В ходе расследования милиция задержала с десяток террористических групп — все с мачете, никакой взрывчатки.
Наши вожатые (китайцы, они представились русскими именами, чтоб не напрягать: Саша, Сеня, Лариса) сказали, что на время саммита АТЭС всем служащим и сотрудникам госкомпаний велели собирать вещички и ехать к родственникам в провинцию. «Мало ли что, лучше пусть город будет пустой. Нам не нужны скандалы. Нельзя, чтоб высокие гости подумали плохое о Китае», — говорит переводчик Лариса. Мне кажется, это слишком, особенно если учесть, что главы государств будут в основном тусоваться на берегу озера Яньци (50 км от столицы), а в Пекине будут проездом. В городе ничего особенного по этому поводу не происходит. Китайцы на перекрестках центральных улиц высадили в огромные клумбы цветочные композиции с символикой саммита и живут дальше.
На рынке есть все. Стоит недорого — минус 20% от нашего Шарташского. Фрукты и овощи дешевле вдвое. Продавец обязательно объяснит лаоваю (глупому белому человеку), какую пользу нанесет организму продукт. Это для почек, это для глаз, это — чтобы не хромать, не икать, не чесаться и т.д. Никто не говорит, что это вкусно. Главное — полезно.
В Китае невкусно. Поразительная особенность китайской кухни: они берут классные продукты (я сам видел, они у них есть) и готовят из них кисло-сладкое, перчено-соленое склизкое нечто, называют это говядиной, уткой, свининой (на вкус все одно и то же) и изящно подают в маленькой посуде. Ну или стряпают что-то совсем безвкусное и приносят к нему тарелку с чем-то чуть ли не шевелящимся, чтоб туда это макать. Словом, три дня в Пекине я ходил голодным.
Мы попробовали поесть везде: в уличных адски вонючих забегаловках, ресторанах при дорогих отелях, отдельных спецзаведениях вроде «утки по-пекински», кафешках внутри ТЦ, массовых столовых… Везде невкусно. И непонятно. Вроде есть меню на английском, но без картинок. Ткнешь в строчку, начнешь расспрашивать — не понимают, кивают, приносят опять какую-то дрянь. А потом к ней торжественно добавляют кусок горелой жирной утиной кожи, делят на всех, макают в сахар... пробуй, правда классно!
Еще мне показалось, что, говоря с китайцем на английском, нужно стараться максимально точно произносить все эти «r», «th», «ea», «ch», «ng». Все они обладают абсолютным музыкальным слухом (таковы требования их родного языка), ждут максимально корректного произношения. Когда говоришь на «русском английском» — переспрашивают: two beef?! to bear?! too beer?! А если ты действительно хочешь два говяжьих стейка и два пива для двух уральских медведей, то ситуация может оказаться патовой.
Нет, они не придурки. Они своеобычные и умные. Достаточно взглянуть, как устроен Пекин, его инфраструктура, жизнь в нем, чтобы убедиться в этом. Они не спешат. Всё идет по плану. Все чем-то заняты, все работают. Даже в выходные. И я не видел ни одного пьяного. Ни на улице, нигде. За исключением двух тучных британцев рядом с салоном «Мазератти».
В Пекине я увидел идеальные дороги. По сравнению с китайскими дорожниками даже немецкие кажутся раздолбаями. Шесть полос в одном направлении без ямки и трещинки, и так сотни километров. Шесть транспортных колец (правильнее сказать — квадратов, Пекин — геометричный город) практически без светофоров — развязки, съезды, круговое движение, автономные путепроводы.
Даже когда дорога пуста, никто не гонит: держат не больше 110 км/ч, но в основном — 90. Штрафы велики, плюс здесь балльная система. На год водителю дают «12 дырок»: за превышение пробивают одну, за встречку — восемь. Перекосячил — ходи пешком. Впрочем, есть черный рынок штрафов. Не знаю, как это реализовано технически, но в городе полно водителей без машин, которые как-то продают свои баллы. В прошлом году местная пресса писала, что гаишники поймали богача-нарушителя, который к своим 12 купил еще 168 «дырок».
В городе 5 миллионов автомобилей. Больше некуда. Чтобы купить новую машину, ты должен выиграть это право в интернет-лотерею. В месяц разыгрывают 10 тыс. лотов. Не повезло — жди следующего розыгрыша. Если ты совсем нефэншуйный водитель — можешь просидеть с билетиком и год, и два. Машиной владеют 15 лет. Потом ее не должно быть в городе. Утилизируй или продавай в провинцию.
Японские тачки стоят на 10–15% дешевле, чем в Екатеринбурге, европейские — на 20–25% дороже. Китайцы, как и русские, не любят свой автопром, считают его поделки некачественными. Но, в отличие от россиян, отдают ему должное и верят в перспективы. «Черри» и «Красный флаг» — попристойней. Их производство растет, на них ездят китайские чиновники и председатель Си Цзиньпин. Но в столице больше иномарок. В основном «европейки», собранные здесь же, в Китае. «Мужчинам хочется показать друг другу свою состоятельность и зрелость», — уважительно объясняет абсурдную переплату за бренд Лариса. Нас возили на двухлетнем Тoyota Higlander. Сеня, которому второй раз в жизни дали поводить джип, ехал гоголем.
Здесь говорят: «Пекин был городом велосипедов — теперь это город пробок». На каждой улице выгорожены вело-мото-дорожки. Там постоянно кто-то едет. Непонятно одно: почему велики и скутеры у китайцев столь убогие. Будто все лучшее они отправляют на экспорт, а сами ездят на самых уродских, раздолбанных и неудобных байках. Их даже не воруют целиком — крадут электродвигатель или аккумулятор.
С пробками борются по расписанию. Ограничивают въезд в город по автомобильным номерам: те, у кого заканчиваются на 0 и на 9, — ездят в понедельник, на 1 и на 8 — во вторник и т.д. За три дня мы постояли в паре 15-минутных пробок и в одной 40-минутной. Ездят в Пекине, да и, как говорит друг нашей редакции Григорий Потемкин, во всем Китае нагло и хаотично. Не соблюдая правил, норовя задавить каждого пешехода. Не со злобы — просто продемонстрировать, что раз у него нет машины — он бездельник. Но аварий и кровавых тел на улице я не видел. Штрафы велики, а за наезд на человека — огромны.
В целом я не понимаю пекинцев, что перемещаются по городу НЕ на общественном транспорте. Он великолепен. Особенно метро. 270 станций, 17 линий общей протяженностью 465 км, в сутки оно в среднем перевозит 6,5 млн человек. Его начали строить 45 лет назад и к 2015 г. совокупно «вкопают» в него $129 млрд. Два года назад оно было крупнейшим в мире, пока не уступило Шанхаю. Поездка в любую точку города стоит 2 юаня. На трамвае и автобусе — 1 юань. Метро очень логично устроено. Если у лаовая есть смартфон с GPS и офлайновой картой Пекина (чтобы просто понимать, где находишься) — перемещаться в метро он сможет без лишних вопросов. Ответов все равно не поймет.
Станции простые, типовые — никаких каннелюр, канделябров, мрамора и бронзовых статуй. Пекинское метро примерно в два раза мельче екатеринбургского, станции, по ощущениям, находятся на глубине 10 метров. Тут, так же, как и у нас, два тоннеля с платформой посредине. Дорого, надежно.
Кажется, Пекин сегодня поделен на две смысловые части: новый, стеклобетонный хай-тек — и старый, недоснесенный «совок». Причем хай-тек — настоящий: удобный, просторный, технологичный, стерильный. Не как у нас — стеклянный киоск на бетонных ножках без инфраструктуры, с мини-парковкой и мегапомойкой на заднем дворе. И «совок» в Пекине не такой уж страшный. Отремонтированный, зеленый — автомобили в ряд, по струнке, просторные детские площадки, белье на балконах, на первых этажах лавочки, магазинчики, ресторанчики.
Понятно, что тут процесс замены старого новым неизбежен, цикличен и постоянен. Здесь нельзя воткнуть небоскреб посередь хрущевок. Здесь сносят кварталами, гектарами, районами. Пример — Олимпийский парк. В 2005 г. всем жителям района, на месте которого решили строить спортивные объекты, пришло письмо, мол, товарищи, в интересах нашей великой страны ваши дома сносят. В итоге жители взяли деньги (рыночную цену) и построились в пригороде.
Сегодняшний сити когда-нибудь тоже снесут. Лет, например, через 70. Эта цифра пугает многих столичных жителей. Уже лет пять недвижимость в Пекине продают на 70 лет — это максимальный срок аренды городской земли у государства. Что будет с жильем или офисом в 2080 г. — никому не говорят.
Цены тут дьявольские. Покупать жилье для сдачи в аренду невыгодно: срок окупаемости — 15 лет. Квадратный метр в квартире за шестым транспортным кольцом (край географии, полтора часа на метро до центра) стоит $3500. В пределах второго кольца, в новом доме — $7–8 тыс. Самый атомный прайс — на домишки в историческом, императорском центре.
Близ «Запретного города» одноэтажная лачуга из серого кирпича с золочеными воротами и каменными оскаленными львами у входа стоит почти $2 млн. «Это на улице шумно, внутри, во дворике (три сотки, не более, — прим. ред.) — тишина и хурма растет (символ благополучия, — прим. ред.)», — мечтательно говорит водитель Сеня, откидываясь на спинку сиденья автомобиля, который наглухо увяз в пробке близ очередного шедевра древнего зодчества с засаленной и прокопченной рыбной витриной место входной группы. Старый город решили никогда не сносить и теперь дома тут скупают богатые чиновники и работники госкорпораций — как символ благополучия.
Строят в Пекине круто. Это самое меткое слово. Работают умно, масштабно, быстро, технологично. Органично вписывают кварталы новостроек в ландшафт. Уходят, прибрав за собой, оставляя уютный, будто обжитой район. Небоскребы просты, но изящны. Не надо быть специалистом, чтобы понять: эти здания сделаны из тех же материалов, что и наши унылые стекляшки. Конструкционные и технологические шедевры — редкость. К ним, пожалуй, я бы отнес комплекс небоскребов WTC-Asia и штаб-квартиру главной медиакорпорации Китая — CCTV. Остальное — гигантская геометрия, мастерски вписанная в ландшафт. Главный тренд — огромные застекленные пространства внутри небоскребов.
В Пекине немало высоток-уродцев, цилиндрической формы или вычурных параллелепипедов с конусами на крышах. Сохранение в новом пространстве образа древней пагоды — это вроде бы хорошо, но выглядит колхозно. Стал читать, выяснил: уродцы — плод трудов исключительно китайских архитекторов, штатных работников стройкомпаний. Эти здания они строили в конце 90-х. В эпоху, когда в Екатеринбурге расцветала уродливая красно-кирпичная архитектура. Потом наши стали строить страшненькие высотки, а китайцы поняли, что можно вложить чуть побольше в проект и получить на выходе урбан-шедевр. Девелоперы начали нанимать архитекторов с мировым именем, международным опытом, чтобы сделали круто. Не обязательно европейца или американца, хотя их работ тут большинство. Чувствуете, к чему я клоню?
Если нет — поясню. В Пекине я был в первый раз, как и в большой Азии (говорят, Гонконг, Шанхай, Токио — вообще космос). Тут я отчетливо почувствовал, насколько наш в общем-то азиатский Екатеринбург безнадежно провинциален. Да, у нас живет 1,5 млн человек, а там — 22. Но дело лишь в желании всех этих миллионов и миллиардов жить в своем городе, в своей стране. Планировать на десятилетия, жить масштабами, амбициозными идеями и стратегиями.
Не построить какую-то фигню, побыстрей ее продать, а деньги спрятать. Нет! Сработать так, чтобы не потерять лица ни перед другом, ни перед врагом, достойно показать свое дело сыну и отцу, начальнику и гостю. Думаю, если бы в нашем городе (да и в стране) резко перестали жить временщики и, как следствие, воры, то лет через 20 мы смогли бы приблизиться к сегодняшнему Пекину. Ментально. А деньги придут.
Впрочем, оборотную сторону повышенного самосознания нации и ее лидеров я тоже увидел. Это Великая Китайская стена. Эпический памятник авторитаризма и тупости. Археологи раскопали уже примерно 6000 километров стены: какой-то атлет не смог за год добежать до ее конца. Вдумайтесь в эту цифру и представьте грандиозное сооружение, тянущееся по неприступным горам и мертвым равнинам. Стена якобы спасала от набегов кочевников. Может быть. А теперь поставьте себя на место какого-нибудь китайца, который всю жизнь таскает в гору серые кирпичи. С утра до вечера, без отпусков и выходных, бесплатно, за идею, за похлебку для себя и своей семьи. Он умирает там, его замуровывают в стену, его место занимает сын, и так — века.
На подобные мегасооружения я смотрю, исключительно чтобы еще раз убедиться: современные строители по сравнению с зодчими древности — просто карлики-импотенты. Стена — именно такой памятник. И даже центр Пекина со всем его стеклом, бетоном и высотой в три «Высоцких» — ничто по сравнению с трудовым подвигом древних китайцев.
В Пекине строят госкомпании — город держат три генеральных застройщика. Между ними мэрия делит все землеотводы — бывает по конкурсу, бывает директивно. Победитель платит в казну арендный взнос, нанимает подрядчиков и строит. Взнос крайне велик — это основные деньги проекта: чтоб его выплатить, госкомпания берет кредит в госбанке. Зато на саму стройку денег практически не тратит — отсрочка расчетов решает все проблемы финансирования. Подрядчики могут быть частными, но как правило, они аффилированы с руководителями госкорпораций. В проект берут тех, кто может строить и ждать «оплаты по факту».
Вообще частный бизнес в Китае может быть частным, пока маленький. Как только компания становится заметной, ее делают «народной». В капитал входит госкомпания, покупая максимум 49%. Никого это не расстраивает, все принимают правила большой игры. Главное — что развиваются миллионы мелких компаний, которые никто не душит ни налогами, ни проверками.
Китайцы стареют. Политика партии по контролю рождаемости привела к вполне ощутимому снижению числа трудоспособных. Поскольку труд — главный ресурс страны, с 2014 г. горожанам разрешили бесплатно заводить второго ребенка. Раньше штраф составлял 300 тыс. юаней: за эти деньги родители покупали ребенку паспорт, а с ним и все остальные права и обязанности гражданина. Самый громкий скандал на этот счет вышел с Чжаном Имоу — «китайским Михалковым», самым известным кинорежиссером, постановщиком Олимпиады-2008. Он нелегально родил троих детей, скрывал их лет 12–14, был изобличен газетчиками, покаялся на всю страну и заплатил в казну 12 млн юаней. Непонятно, почему так дорого: может, для острастки, а может, дети гения дороже.
Разумеется, в деревенских семьях бесконтрольно могли родить и троих, и пятерых. Но эти дети были обречены жить в своих деревнях и работать на каких-нибудь фабриках-плантациях до смерти. И их дети, и дети их детей… Документы в Китае спрашивают постоянно: покупаешь ты билет на междугородний автобус, подключаешь мобильник или просто вертишь удивленной головой, бродя по большому городу. Говорят, будет амнистия — нелегальным китайцам выдадут документы при условии, что они согласятся по «партийной путевке» ехать, куда прикажут, и делать, что нужно.
В принципе, и до 2014 г. горожане могли завести бесплатно второго ребенка. Если оба родителя — единственные дети в семье. Или если один из них принадлежит к нацменьшинствам. 92% населения Китая — ханьцы, потому ребенок должен стать, например, памирским таджиком, уйгуром или киргизом… Деревенским вне зависимости от национальности разрешали бесплатного ребенка, если первенец — девочка.
Желание родить мальчика официально объявлено предрассудком. Находиться в его плену разрешено лишь неграмотным жителям глухих провинций. Прогрессивный китаец должен одинаково радоваться как мальчику, так и девочке. Девочке — даже больше. «Девочка — теплая кофта. Она согревает родителей до старости — звонит, приезжает, заботится», — переводит на бытовой уровень современную демографическую концепцию Лариса: «Мальчик — он что? Уедет, будет работать, будет семья, будет машина, дела, сигареты, выпивать с друзьями будет — все время занят, даже звонить перестанет такой городской сын». Остается добавить, что лютая кара ждет того врача, что на УЗИ скажет родителям пол ребенка. Штраф, срок, вон из профессии.
Пропаганде равенства посвящено очень много сюжетов и передач на центральном ТВ. Женщины целеустремленно учатся, берутся за любую работу, руководят большими коллективами, гордо, но уважительно общаются с мужьями. Когда я узнаю, что наша переводчица вообще не готовит дома, у меня вырывается: «Как тебя муж-то терпит?». Она вспыхивает: «Что значит терпит?! Мы с ним 10 лет жили как солдаты, работали днем и ночью, спали где придется, переезжали с квартиры на квартиру, экономили на всем, — Лариса говорит все быстрее, все непонятнее. — Всего добились вместе, все купили. Он сейчас большой человек в районе, я тоже хорошо зарабатываю, дочь ему родила, он второго ребенка просит. Маму свою к нам перевез. Почему он должен меня «терпеть»? Это несправедливо, Богдан!».
Семья Ларисы пару лет назад купила квартиру — 167 кв. м за 6-м транспортным кольцом Пекина. У них 1,5-годовалая дочь (имя переводится как «умница-красавица» и одновременно «радость и надежда всей семьи», по-русски мама зовет ее Аней). Муж — владелец районной УК. По нашим меркам мини-король. По китайским — работяга, с которого жестко спрашивают все — от приподъездной бабушки до любого районного чиновника. Основная его задача — обеспечить свои кварталы коммунальными услугами по фиксированной цене. Около 2,5 тыс. юаней в год с квартиры. Живут вместе со свекровью: на пару с сыном они и готовят.
Сама Лариса из семьи военного. Это почетно, они всегда жили в достатке, хоть и мотались постоянно по гарнизонам. У семьи две квартиры: в Пекине и на море (где-то в южной, курортной зоне), а в горном Китае — большой дом. Кроме того, дочери обеспечены своим жильем. Я понял, что, несмотря на благополучие, Лариса не очень настроена «идти за вторым». Но, видимо, придется. Главное, что ее останавливает, — родив, она минимум год не сможет работать, выпадет из обоймы высокооплачиваемых, востребованных переводчиков. В принципе она свободна — дочь пошла в государственный садик, в месяц за него семья платит 2,2 тыс. юаней. Не то чтобы много по пекинским меркам… Напрягает то, что эти расходы постоянно растут. Но школа будет дешевле.
Матерей-одиночек в Китае мало. Если женщина родила без мужа — позор семье. Вернее, отцу. Это значит, что девочка не получила в детстве его любви, она не знала мужской заботы, сильного, бескорыстного покровительства, не видела восторга в глазах мужчины от того, что она просто есть. «Такая девушка встречает кого-то. Он обращает на нее внимание, шутит с ней, дарит цветок, угощает в кафе, берет за руку, гуляет по улице, водит в кино. Она думает, что это и есть любовь. Отдается ему. Раз или два. И все. Одна», — описывает старую, как мир, схему Лариса. Меня трогает, что любовь отца и дочери для китайцев не какая-то философская абстракция, которую мужчина должен постигать на своем опыте годами. Это практичное правило: в жизни так, а не иначе. Таких правил много. И не надо задумываться, копать вглубь, пытаться изменить. Достаточно их выполнять, чтобы быть счастливым.
P.S. Я не хочу жить в Пекине. Это слишком большой и чужой город. Да, мне нравится его ум, богатство, чистота улиц, скорость биения жизни. Но это их жизнь. К чему торопить ее проникновение в нашу. К тому же это, похоже, неизбежно.