«В России что ни возьми — всё какое-то МУДО». Саморецензия Иванова на премьерный спектакль Театра драмы

В пятницу, 3 октября, в Свердловском академическом театре драмы я наконец-то посмотрел спектакль «FAKE, или Невероятные приключения Бориса Моржова в провинции». Мне эта постановка была вдвое интереснее, чем простому зрителю: она завершала долгий проект Алексея Бадаева «Эпос — драма — театр», в котором я так или иначе принимал участие. Хотелось узнать, была ли с меня какая-нибудь польза. Реклама обещала, что постановка «взорвет мозг», но я за свой мозг не очень боялся — все-таки более-менее в курсе, из чего собрали этот драматургический фугас.

Сразу скажу, что слово «fake» — это не пресловутый «фак», а «фейк», то есть «подделка», «обманка», «фальсификат». Откуда фейк?

Драматург Олег Богаев долго бился с моим романом, выворачивая его то наизнанку, то задом наперед, то шиворот-навыворот, в конце концов написал свирепую новеллу про то, как писателя Иванова душат писатели Пушкин, Гоголь, Толстой и Чехов, развинтил роман на составляющие и смонтировал из них другой, самодвижущийся агрегат. Теперь сюжетом всей истории стал фейк — коллизия, характерная для России нового времени: парадоксальный гибрид традиционного «шемякина суда» с конспирологией постмодерна.

Значит, провинциальный город Ковязин, а в нем МУДО — Муниципальное учреждение дополнительного образования (это подлинная аббревиатура, не фейк!), бывший Дом пионеров. Дополнительное образование терзают реформами: вводят сертификаты на детей — «купчие крепости» подушевого финансирования. Пользуясь этой реформой, ушлый чиновник Манжетов задумывает преобразовать архаичное МУДО в модную структуру, которая получит большое финансирование, а сам преобразователь сядет на финансовый поток.

Правда, при этом толпа педагогов МУДО, аутсайдеров в борьбе за место под солнцем, вылетит на улицу. И тогда Борис Моржов, деятельный работник Дома пионеров, начинает аферу: он добывает сертификаты — «мертвые души». Тем самым он доказывает проверочной комиссии, что МУДО нельзя закрывать, потому что в нем занимается куча детей. Зачем это надо Моржову? Чтобы помочь трем своим любовницам в МУДО, так как Моржов — страшный ловелас, донжуан и обнаглевший бабник.

Отсылка к Гоголю налицо. Тут и «Мертвые души», и «Ревизор». Гоголь очень близок художественному мировоззрению Олега Богаева, однако близок не бытописательством, а метафизикой. Фирменный богаевский стиль — ироничная фантасмагория и отстраненность — нуждаются в особом «изводе Гоголя»: вовсе не в том, который предполагается в моем романе «Блуда и МУДО».

Гоголь, экзорцист русской классики, всегда искал демонов. Сначала — у себя в Малороссии, где бесовщина простодушно присутствовала в виде всяких там упырей, чертей с черевичками и Виев, а потом — в Петербурге, где бесовщина обернулась русской бюрократией с ее «носами» и «шинелями». Бюрократия — это энергия интриги «FAKE». Но ее превращение в «генератор инфернальности» было бы противоестественно музе Богаева. Трагедия, как известно, повторяется в виде фарса, и Богаев поступил как постмодернист: инфернальность, необходимую «по Гоголю», он заместил абсурдом. Мистерия обернулась сюрреализмом.

Роман «Блуда и МУДО» был о том, что на обмане не построить счастья, пусть даже обман — бескорыстная «ложь во спасение». А пьеса получилась про борьбу бюрократического жульничества с бюрократической бредятиной. Это и есть фейк. В нем нет героев, даже «героев нашего времени», в нем — архетипы.

Артисты прекрасно уловили это и играют не индивидуальности, а почти что маски; в «FAKE» действуют неизбывные Арлекины и Коломбины отечественного народного образования, если его осмыслить как «комедию дель арте». Чиновник Манжетов (Валерий Прусаков), которого прёт от счастья, — отгламуренный Карабас, который сбрил бороду и продал марионеток на органы. Буратино Борис Моржов (Александр Борисов) — всеми любимый безобразник, «созданный на радость людям». Друг Моржова Щёкин (Илья Андрюков) — обезумевший и забухавший Пьеро. Толпа правильных Мальвин, бедных российских учительниц, все не замужем и все с верой в торжество справедливости. Педагог Костёрыч, выходец из СССР (Игорь Кравченко), — родной до слёз Папа Карло. И так далее вплоть до «друидов» (Вячеслав Хархота и Алексей Щипанов) — «деревянных деревенских андроидов», которые есть соль земли, богоносцы, гегемоны и сермяжная правда жизни.

Режиссер Алексей Логачёв всячески подчеркивает маскарадный характер действа. Реализм быстро переходит в сарказм, гиперболизируется до эксцентрики, до буффонады. Режиссер словно все время трясет театр за грудки. Представление превращается в шумные и веселые шествия, в цирковые парады-алле, в танцы. Вообще, изобразить «административный кордебалет» буквально — это очень смешно. Ансамбль песни и пляски имени Фурсенко. ВИА «Наробраз». Па-де-де про ПДД. «Цыганочка» с выводом. Опера «Переход Суворова на подушевое финансирование». Ария Песталоцци с клятвой «Закончим четверть без троек!».

Этот ламбадный характер и возводит спектакль на более высокий смысловой уровень. Танец — не анализ, а некая квинтэссенция жизни. Вот и Логачёв предлагает не анализировать причинно-следственные связи, а влиться и вжиться в эту российскую «дурную бесконечность», словно в бесконечный хоровод. Ну, как тот Муравей из басни предлагал — «так поди же попляши!». И подбор музыки у режиссера раскрывает двери в счастье: карамельная шлягерность оркестра Поля Мориа, «Феличита» — вечная греза бюджетников, забубенно-забугорный Игги Поп.

Вся эта «вот такая, блин, вечная молодость» размещена в скупых, но очень выразительных и многофункциональных декорациях художника-постановщика Владимира Кравцева. Большие качающиеся щиты с проёмами превращаются во что угодно — в комнату, в поляну с костром, в символическое пространство, где персонажи спорят друг с другом. Плюс тема велосипеда: в данном контексте ее семантика согласуется не столько с «дураками и дорогами», сколько с тайной русского перпетуум-мобиле, который мы крутим педалями со времен Гоголя.

Декорации, как и музыка, и сценография, подчеркивают универсальность идеи спектакля. «FAKE» — это ведь не про систему народного образования, а хоть про что в России. У нас ведь чего ни возьми — всё какое-то МУДО.