Владимир Познер: «Блогеры так популярны из-за плохой работы телевидения»

Владимир Познер приехал в Екатеринбург, чтобы представить свою книгу «Прощание с иллюзиями». Она была впервые опубликована еще в 1990-м в США, где стала национальным бестселлером. Но только лишь спустя 20 лет ее издали на русском языке. Это и стало поводом для встречи со студентами Гуманитарного университета. Мэтр больше часа отвечал на вопросы о политической ситуации в стране, Путине и о всеобщем неверии в лучшее.

— Вы как-то сказали, что обе стороны — участники путингов и митингов — большевики. Что вы думаете о ближайшем политическом будущем?
— Никто из нас не знает, что будет, могу только предполагать. На мой взгляд, Путин не идеолог, он прагматик. Его идеология совсем не интересует. Если я прав, то он не мог не обратить внимание на то, что происходило в последние месяцы. Он не мог не обратить внимание на то, что в Москве набрал всего 47%. Он не мог не обратить внимание на то, что за него голосовали те, кто старше 55, не имеющие высшего образования, относительно неимущие, живущие в малых городах. Тот контингент, который мы можем называть средним классом, голосовал не за него, а это растущая группа. И он не может об этом не думать. И, конечно, он честолюбивый человек. Ему не безразлично, что о нем будет написано в учебниках истории. Президент Путин был кто и что? Или вообще ему там не найдется места, и будет просто сноска. Он об этом думает.

Именно поэтому он будет менять вектор развития. Он понимает, что протест никуда не денется. Я думаю, что будет некоторая либерализация: регистрация партий, возможно, создание общественного телевидения. Но все это будет происходить очень постепенно. Вот мое ощущение.

— Как вы восприняли тот всплеск активности, который возник после выборов в Думу в декабре?
— Это не всплеск. Это накопилось. Последняя капля была пролита 24 сентября, когда на съезде «Единой России» тандем на голубом глазу сообщил нам, что они с самого начала решили, что вернется Владимир Владимирович. Нам четыре года говорили, что вопрос серьезный, а они, оказывается, знали! Они нам сказали, что мы быдло, кто вас спрашивает, а вам-то что? А нам оказывается — что. Это был спусковой курок. Это не всплеск, а выражение гражданской позиции. И я это приветствую. Я не хочу, чтобы в моей стране было так, и я выхожу на улицу по этому поводу. Я не хочу крови и гражданской войны, хотя есть люди, которые были не прочь задавить протесты танками .

— Нам все время говорят, что Путину нет альтернативы. Неужели в нашей огромной стране нет человека, который может ее возглавить?
— Вопрос законный, но давайте с вами порассуждаем. Есть человек по фамилии Зюганов, Миронов, Прохоров и Жириновский. А вы все говорите, что не из кого выбирать. Я с вами согласен, но они же есть. Предположим, что все было бы иначе и в выборах бы участвовали Касьянов, Каспаров, Володя Рыжков. И что? К сожалению, самый сильный — Путин, и его поддерживает большинство.

Другое дело, что все было сделано, чтобы расчистить политическое поле. Но, как ни странно, возник Прохоров. Во-первых, все говорили, что он кремлевский проект. Во-вторых, у него нет опыта. Какой из него президент, если он никогда не занимался политикой? И в-третьих, он еще к тому же миллиардер, а их у нас не любят. Но он занял третье место, а в Москве и вовсе набрал 20%. У него есть политическое будущее.

Но вообще давайте согласимся с тем, что в какие-то времена есть государственные деятели, режиссеры, а потом — нет. Никто не знает, почему. Я согласен, что не из кого выбирать, но эта ситуация изменится, наверняка будут появляться.

— Константин Эрнст как-то сказал, что телевидение убьет не интернет как таковой, а поколение интернета. Что вы думаете о том, что происходит с интеллектом людей: становятся они умнее или глупее?
— В 1835 году француз Алексис Де Токвиль, сын аристократов, поехал в Америку. Он хотел понять: в чем сила демократического общества, почему оно сильнее того общества, в котором он когда-то родился, но которое было уничтожено французской революцией. Провел он там несколько месяцев и написал выдающуюся книгу «Демократия в Америке». Она переведена на русский язык. Честно говоря, лучшей книги об Америке никто не написал.

И там он пишет: «Демократия сильнее, в частности, потому, что она берет все те привилегии, которые были у очень узкой группы людей, и размазывает гораздо более тонким слоем для всех. И в этом ее сила. Но эти люди в своей массе не достигнут такого уровня, какого достигли мы, потому что мы могли не работать, а совершенствоваться (учиться музыке, философии, литературе). И то, что мы создавали, они не создадут. А все потому, что масса размазана, но слой слишком тонкий».

И он, конечно, прав. Интернет, по сути своей, тоже масло. Есть журналистика, а есть — интернет, который претендует на то, что это средство массовой информации. Но зачастую это не информация, а дезинформация. Даже «Википедия», которую я приветствую, очень поверхностная штука. В этом смысле интернет снижает требования и уровень. Этим же занимается и коммерческое телевидение. Оно продает рекламу, а ее стоимость зависит от количества зрителей. И я как хозяин телеканала ищу самый общий знаменатель, что может понравиться всем. А это ведет к снижению уровня.

Это не значит, что человек делается глупее. Ум — это другая вещь. Я знаю пятилетних, которые намного умнее 50-летних. Другое дело, что уровень познания, эрудиции, размышления снижается. Но это общее явление не только в России. Я уж не говорю о том, как интернет влияет на то, как мы пишем. Нам иногда жалко трех секунд, чтобы написать «пожалуйста» целиком, а потому сокращаем его до plz. Мы якобы живем в каком-то безумном темпе. Мы разучились писать письма. Этого жанра больше нет. Его убили хором и с удовольствием.

Но какое будущее — я не знаю, поскольку давно потерял тот хрустальный шар и больше не искал даже. А кто кого убьет… Да, интернет у нас сейчас популярен, мы знаем блогеров. Спросите у простых людей в США, а знают ли они хотя бы одного блогера. Такого понятия нет. У нас же блогер Навальный — как будто это доктор Навальный. А это происходит потому, что ТВ не удовлетворяет потребности людей. В результате блог Тины Канделаки читают триста тысяч человек. Вот несчастные люди. Что там такого?

Если все-таки произойдут некоторые изменения в стране, что возможно, если будет создано реально общественное телевидение, то публика вернется. Это уже было, когда после декабрьских выборов резко подскочил рейтинг программ, которые мало кто смотрел до этого. И, конечно, прямой эфир, когда вы смотрите живую картинку и не знаете, что будет через секунду. Вы же не читаете в блоге, как сыграл ЦСКА с «Реалом». Вы же смотрите, это гораздо интереснее. Точно так же должно быть и с политическими программами. Когда это будет, то роль интернета снизится.

— Вы много говорите об общественном телевидении. А не является ли оно иллюзией?
— Нет, оно существует в 50 странах. В Европе его нет только в двух — в России и Белоруссии. С чем я вас искренне и поздравляю. Что такое общественное ТВ? Это такое телевидение, которое вообще не зависит от власти и рекламы. Есть две группы людей, которые по просьбе президента разрабатывают концепцию общественного ТВ: одна при минсвязи, а вторая при совете Федотова (в ней я работаю). Первого марта они положили предложения Медведеву. Он попросил в течение месяца их доработать.

У меня есть сомнения, что общественное телевидение будет, потому что это принципиально другая политическая постановка. Я не вижу, чтобы кругом все очень сильно менялось.Общественное телевидение — это совершенно не иллюзия. Но у меня нет иллюзий, что оно у нас будет. В связи с этим хочу вспомнить изречение шестнадцатого президента США Линкольна: «Можно дурачить часть народа много времени, а можно дурачить много народа часть времени. Но невозможно дурачить весь народ все время».

— Какие иллюзии мешают развиваться российскому обществу?
— Иллюзии не обязательно мешают развиваться стране, все-таки это очень личностная вещь. Например, я думал, что социализм возможен, но постепенно пришел к выводу, что Маркс ошибался. Скорее всего, социализм требует такого, на что человек не способен. Это иллюзия мешала? Нет, наверное. Самое тяжелое — расставаться с иллюзиями. Если люди верят во что-то, то они и действуют по своей вере. А когда узнают, что это не так, то возникает проблема. Представьте, что человек верил в Бога, а потом ему доказали, что его нет. И как он должен дальше жить? Он либо выбрасывается из окна, либо становится бандитом. Вот где последствия.

Когда я в 19 лет приехал в СССР, то подавляющее большинство населения верило в то, что происходило. А потом умер Сталин, и все были в отчаянии и не понимали, как дальше жить без отца народов? Сколько было людей, которые жертвовали собой ради революции. И потом в один прекрасный день им сообщили, что это все обман. И так называемые коммунисты жили отдельной жизнью: у них — свои санатории, магазины, больницы. И это привело к тому, что мы не верим ни во что, имеем цинизм. Мы не доверяем никому, тем более — власти.

Сегодня у общества особых иллюзий нет. Все всегда говорят, что всё плохо. И это тоже мешает. Если народ какой-то страны не верит ни во что, то очень трудно добиться чего-то. Если у человека нет ощущения, что это моя страна, что я буду делать для нее что-то, то нельзя надеяться на продвижение. Кто будет продвигать? Путин или Шмутин? Вот последствия потери веры. В других странах такого не было, а потому им проще живется. И эта штука требует времени. Но и мы еще живем в советской стране, так как руководители выросли в СССР. И они не могут измениться. Чтобы произошли серьезные изменения, к власти должны прийти совсем другие люди. Так что надо еще пару поколений.

— Как думаете, завидуют ли вам? Считаете ли себя счастливым человеком?
— Конечно, завидуют. Любой успешный человек является объектом зависти для определенного круга людей. Особенно внутри профессии. Вообще телевидение в этом смысле дико неприятная штука, так как каждый хочет быть номер один. Но меня это совершенно не тревожит, сам никому не завидую.

Мне везло на людей прежде всего, но без очень упорного стремления к цели ничего нельзя добиться в жизни. Везение — штука такая: очень быстро улетучивается.

Я счастливый человек. Прежде всего — в своих детях, в том человеке, которого люблю, и в своей профессии. Это и есть компоненты счастья: найти себя и других. А что еще?