Записки агитатора. 27 доказательств того, что Екатеринбургу наплевать на выборы

Всё, что вы прочитаете ниже, — это журналистский эксперимент. Мы узнали, как работают во время предвыборной кампании агитаторы. Для этого нужно устроиться на работу в штаб кандидата. И сделать так, чтобы никто не заподозрил нашего корреспондента.

Нам было совершенно неважно, к какому кандидату мы попадем. Взяли первое попавшееся объявление на столбе и отправили на собеседование спецкора Ольгу Татарникову.

Но дело в том, что ее через два дня работы раскрыли. И сотрудники штаба потребовали не называть имени кандидата. И ладно, нам эта деталь совершенно не важна. Тем более что, если бы мы его назвали, нас бы обвинили в том, что мы пиарим или «мочим» политика. Так что имя претендента на должность депутата областного парламента мы поменяли (в тексте его теперь зовут Иван Иванович Коровин) и фотографии кое-где замазали. Но от фактуры отказываться не стали, потому что без нее текст был бы пустым. Тем более что и без прямых отсылок можно догадаться, в чьем штабе мы побывали.

А вот и сам эксперимент.

Приятный мужской голос приглашает меня на собеседование утром во вторник. Мужчина говорит уверенно, но чуть-чуть смущается, когда приходится объяснять формат работы:

— Агитаторы обходят квартиры и привлекают жителей на сторону нашего кандидата. Вы представляете, с чем вам придется столкнуться? Вы согласны на такую работу? — по его тону становится понятно, что на этом этапе большинство соискателей сливается. Я уверяю его, что готова ко всему.

Чтобы во мне не разглядели журналистку, выполняю обряд обомжевания: натягиваю самые старые джинсы и потрепанную матроску, прячу айфон поглубже в сумку и достаю железную «Нокию». Минимум макияжа, хвостик, ногти без лака, кроссовки. Готово — в зеркале улыбается студентка, которой явно нужны деньги.

На билборде бородатый Иван Иванович уверенно указывает направление, где его искать.

Приемная умещается в двух крошечных комнатах. У входа сидят несколько пенсионерок и тщательно изучают газеты. «Ну, эти явно на прием пришли, пожаловаться на шумных соседок», — проносится в голове. И только позже я узнаю, что бабули здесь трудоустроены.
Вообще люди, которые работают в штабе, делятся на две категории: или пенсионерки, или вчерашние школьники, которым на вид не больше двадцати.

Я вхожу в комнату, стены которой завешаны распечатками карты Екатеринбурга. Чувство, будто оказалась в каморке сумасшедшего. Район разбит на блоки и закрашен цветными маркерами, на домах красные точки.

За столом сидит взрослый мужчина с седым ежиком на голове и ест из контейнера салат с майонезом. Это Виктор Петрович, он руководитель сети агитаторов.

Виктор Петрович оценивающе оглядывает меня с ног до головы и начинает собеседование.

Если бы мы сейчас сидели в баре, я бы решила, что мужчина просто решил меня склеить. Честно говоря, это был обычный флирт. Он шутит про прекрасную девушку с чудными глазами, которую не хочется отпускать, я в ответ манерно хихикаю. Как бы ненароком он интересуется моим образованием и чем я занимаюсь в свободное время. Двадцать минут милой беседы — и меня берут на работу. Оказывается, стать агитатором очень просто. Основных требований — два: вы женщина и вы не алкоголик (то есть на вас не противно смотреть).

А теперь об условиях работы. Агитировать нужно каждый день (два выходных в неделю) по шесть часов. За день требуется обойти около 70 квартир и постараться убедить проголосовать за Коровина. Оклад за три недели — 7 тысяч. Получается, за час общения с людьми — 77 рублей. В седьмом классе я получала больше за молчаливую раздачу буклетиков.

Кроме оклада, есть еще и премия по итогам голосования. Самому лучшему агитатору полагается награда в 50 тысяч. Заманчиво, не правда ли? Конечно, но чтобы получить деньги, нужно, чтобы с твоего участка больше всего людей проголосовало за Коровина. Именно премия и манит пенсионеров, которые пришли в агитаторы.

Район разбит на восемь частей. За каждым закреплена команда агитаторов. В главе стоит бригадир. Моим бригадиром оказалась Надежда Александровна — педантичная женщина лет шестидесяти. Она разговаривает правильными предложениями и одну мысль может излагать очень долго.

Надежда Александровна уводит меня от начальника и садит за стол, где мне предстоит отсчитать сотню агиток. Рядом со мной сидит мальчик, который режет объявления о наборе агитаторов. Напротив — еще одна пенсионерка возмущается словом «не бздеть» в свежей газете. Бригадиры обсуждают, что люди массово уходят из-за того, что Коровин пошел на выборы от другой партии. Мол, хотел баллотироваться от партии с хорошим авторитетом, но там с него потребовали 40 млн рублей мзды.

— Агитаторам вообще должно быть все равно, от какой партии кандидат баллотируется. Они приходят сюда за деньгами, а что за кандидат и откуда он — неважно, — встревает в разговор еще одна женщина. Бригадиры согласно кивают.

В этот момент я читаю инструкцию агитатора: «Во время разговора категорически запрещается произносить слова АГИТАТОР и АГИТАЦИЯ, это пугает и отталкивает людей. Слово агитатор уместнее заменять словом сторонник».

— От вас не должен исходить запах пота, табака или алкоголя. — Постарайтесь, чтобы ваша речь журчала как ручеек. Для этого отрепетируйте разговор с домочадцами. — Попасть в подъезд можно различными путями. Иногда приходится слукавить. Например, попросить открыть дверь, потому что вы забыли ключи, либо принесли почту, либо проверяете счетчики. Можно сказать, что вы уборщица, что домофон в квартире сломан, а дозвониться не получается. — Постарайтесь нащупать самую больную тему для данного двора и начинайте ее эксплуатировать, тогда вас будут слушать более благожелательно. Пример: «Почему я к вам пришел? Да потому что наш кандидат считает, что мы должны оперативно реагировать на подобные вещи, которые творятся в наших дворах, и бороться с этим! Наше здоровье, безопасность и комфорт находятся только в наших руках! Скажем нет самовольным автомойкам во дворах! Обратимся к нашему кандидату в депутаты! Соберем подписи! Он готов помочь в любую секунду!» — В разговоре с собеседником лучше согласиться и поддакнуть, даже в том случае, когда вы внутренне другого мнения. Прибегайте к приему присоединения репликами: «Вы абсолютно правы!», «Поддерживаю вас!». Записывайте в блокнот предложения собеседника — это располагает. — Если вам удалось оставить грубияну наш агитационный материал — уже хорошо. Задача агитатора — получить влюбленного в Вас избирателя. Помните одну из главных аксиом: голосуют за кандидата только в том случае, если понравился агитатор!

Молодая девушка сообщает всем присутствующим, что, оказывается, если наркотик употребить сразу же после покупки, серьезного наказания не будет.

Я в этот момент читаю биографию Коровина и узнаю, что ему 56 лет.
— Он выглядит старше.
— Ну еще бы, десять лет употреблял.
— А какие наркотики?
— Героин, наверное, или синтетику. Спроси, если увидишь.

Вдруг в кабинете появляется мой знакомый по «Фейсбуку». «Ну все, эксперимент закончился», — паникую я, прикрываю лицо рукой и занавешиваюсь волосами. Он сидит рядом минут пять и уходит. Фу-ух, вроде бы не узнал.

За несколько часов в штабе мы составили расписание на неделю. Я получила домашнее задание — проштудировать семистраничную инструкцию, выучить биографию Коровина и прочитать все пропагандистские газеты.

Завтра со мной по первым адресам поедет бригадир, а потом я отправлюсь в свободное плавание. С огромным пакетом агиток я еду домой.

На следующий день Надежда Александровна встречает меня на автобусной остановке. Пока мы добираемся до нужного дома, она рассказывает, как очутилась в штабе.

— Я никогда не была тунеядкой, всю жизнь проработала бухгалтером, имею высшее образование. Не так давно вышла на пенсию и получаю в месяц 10 000 рублей. Это очень мало! Я искала подработку. Идти кондуктором или кассиром не хочу, не мое это. Увидела в газете объявление и пришла. Мне сразу же предложили стать бригадиром. Это, наверное, потому что я очень ответственная.

За разговорами незаметно мы очутились у нужной 12-этажки. Пора начинать обход, а я не готова. Есть текст речовки, но он длинный и совершенно не воспринимается на слух — со всеми этими «с вашего позволения», «воплощением программы занимается» и т.д. Поэтому готовлюсь импровизировать.

Структура моей речи по правилам должна быть такой: представляюсь, говорю, что я пришла рассказать об инициативе благотворительного фонда, излагаю программу (обязательное тестирование школьников, принудительное лечение, занятость молодежи и т.д.), потом уточняю, что с этой программой выступает президент фонда Коровин, и в конце уже про выборы.

Мы поднимаемся на двенадцатый этаж и в подъезде репетируем речь. Надежда Александровна изображает то занятого человека, то заинтересованного слушателя, то грубияна. Я подстраиваюсь и играю то в наступление, то даю заднюю и извиняюсь. Тут открывается дверь лифта. «Пошли-пошли», — толкает меня бригадир. А я растерялась. Мне кричать в спину: «Остановитесь!» — или догнать и встать перед ним, чтобы он не сбежал? Я выбираю второй вариант, нагоняю усатого мужчину и начинаю по сценарию:

— Здравствуйте, меня зовут Ольга...
— Давайте быстрее. Чего вы хотите?
— Эм-м-м... Я хочу рассказать про инициативы благотворительного фонда. Есть минутка?
— Ну рассказывайте.
— Та-а-ак… — я замялась. Тут сзади вклинилась Надежда Александровна. Она спросила усача, как его зовут, кратенько обрисовала программу и уже перешла к нашему кандидату.
— Знаю-знаю вашего Коровина. Скандальная личность. Я ваш фонд уважаю, а вот за вашего Коровина голосовать не буду, извините.

Я уверенно ставлю в графе букву «П» — противник. Мне немножко стыдно за растерянность, но я убеждаю себя, что это из-за первого раза.

Мы звоним в остальные квартиры на этаже — никто не отвечает. Спускаемся ниже. Многоэтажка, которая нам попалась, — ад для агитатора. Четыре квартиры закрыты общей дверью, и почти нигде нет звонков. На некоторых этажах все-таки попадаются ровные ряды звоночков. Но такое чувство, что они не работают. Я прикладываю ухо к двери — и не слышу ни одного звука.

Итого: один подъезд, два разговора, ни одного сторонника и бесконечные этажи с закрытыми дверями. Начало не впечатляющее. И у нас ушло больше часа на работу впустую. Дальше мне предстоит работать самостоятельно.

Я спешу к следующему корпусу в этом доме. Подъезд закрыт, и звонок только один — значит, внутри сидит консьерж. А меня предупреждали: от консьержей ничего хорошего не ждать, придется врать.

Мне врать не хочется, поэтому я жду, когда кто-нибудь выйдет. Одна минута, три, пять… Жму звонок. Дверь открывается. Из комнаты выглядывает тощая блондинка. На столе у нее стоит большой телевизор, показывают новости, а над ним — маленький черно-белый экранчик с камер наблюдения.

— Извините, пожалуйста. Я пришла, чтобы рассказать жильцам дома про фонд, который помогает преодолеть наркотическую зависимость.
— Дело хорошее, конечно, но вы не сможете попасть к жильцам. Звонков нет, а стучать бесполезно.
— Вообще нигде нет?
— Вообще. Я не против, но мне будет потом, — бьет ладонью по кулаку. — Претензии, в общем.

Выхожу из подъезда разочарованной. Что-то все вхолостую. А тут дома типовые, значит, на остальных запланированных адресах будет та же картина.

Следующий дом — на Репина. О, можно звонить в квартиры по домофону — добрый знак. Набираю — гудки, набираю другую — снова гудки. На третий раз отвечает мужчина, но моя просьба «откройте дверь, пожалуйста» его не трогает, и он кидает трубку. Ну да ладно. Я потихоньку начинаю привыкать к отказам.

С седьмого раза получается попасть в подъезд.

Ура! Тут есть блоки без общей двери — агитатора радуют странные вещи.

Квартира 33. Звоню. Шорохи за дверью. В проеме всплывает долговязый мужчина с голым торсом. Я стараюсь смотреть ему в глаза, но взгляд все равно опускается на волосатую грудь. Заросший мужчина внимательно меня слушает, пока я рассказываю про программу фонда:
— Да, я сторонник Жени и с фондом ихним знаком. А почему у вас Коровин на листочке?
— Он сейчас президент, и эта программа — именно его идея. Он сейчас идет на выборы от нашего района…
— Нет-нет-нет, — перебивает меня мохнатый. — Не надо. Я его после той ругани с Женькой не уважаю. И голосовать не пойду. Извини, моя хорошая.

Дверь закрылась. В моей тетрадке появилась еще одна буква «П».

В одной из квартир дверь распахивает старичок в трусах. «Ой!» — взвизгивает он. Он явно поджидал кого-то другого. Через полминуты дверь открывается снова. На трусы мужчина натянул шорты (по-моему, разница между его трусами и шортами только в цвете).

— Извините, я думал, что это жена. Что вы хотели?

Я завожу свою шарманку, но натыкаюсь на «извините, мне это неинтересно». Ну ладно.

В этом доме никто говорить о наркотиках больше не захотел. Мои амбиции снизились настолько, что я уже считаю успехом, когда меня не посылают куда подальше, а просто вежливо отказывают.

Но мою упертость не остановить запертыми дверями! Я иду дальше, в другой дом — там нет дурацких блоков и можно дозвониться до квартирантов.

Поднимаюсь на самый верх. Свет не горит. Вход на крышу завален старой мебелью. «Здесь можно спрятать мое тело», — после бесед о наркотиках мне страшновато. Стучу в дверь — за ней лает собака.

Соседи не отвечают. Я от скуки начинаю делать ставки, откроют ли за следующей дверью или нет. Проигрываю.

Услышав, как приехал лифт на верхний этаж, мчу по лестнице наверх. Начинаю разговор, женщина отказывает под привычным предлогом — неинтересно. Но она отказала так вежливо и так сочувствующе, что мне захотелось ее обнять и рассказать все-все секреты.

И вот дверь открывает очередной голый мужик. За спиной у него громко играет шансон. Когда он видит лицо Коровина на бумаге, широко улыбается.
— О! Ванька! Мы с ним в одной группе учились.
— Да ладно!
— Серьезно! Боже, какие мы уже старые стали. Бороду отрастил-то какую, — смеется голый мужик. — Я его на вывеске когда увидел, не сразу признал.
— А вы в университете догадывались, что он в депутаты подастся?
— Предполагал. Он всегда был такой бла-бла-бла на лекциях.

Несмотря на институтскую дружбу, мой новый знакомый все равно не назвал себя сторонником Коровина. «Дай мне твою бумажку почитать. Я посмотрю, но пока точно сказать не могу, что за него пойду», — так в моем дневнике появилсь первая буква «Н» — неопределившийся.

Я ходила по квартирам до девяти часов вечера. Почти все двери были заперты, а где открывали, я слышала только:
— Не интересует.
— Нет времени, извините.
— Неинтересно.
— Не приходите больше, ничего слышать не хочу.

В итоге с четырех подъездов я получила 27 отказов. Но к концу дня они меня уже не волновали. Я, как робот, стучалась в двери и натыкалась на тишину или безразличие. Жильцы обороняются от информации как могут. Ноги устали, и получилась работа не с людьми, а с дверьми. Чтобы остаться агитатором на всю предвыборную кампанию, нужно или иметь бесконечный запас оптимизма, или действительно очень нуждаться в деньгах. Удовлетворения от агитаторства — ноль, а КПД от шести часов работы исчисляется в долях процента.

О том, что меня спалили, я узнала уже дома. Все-таки тот фейсбучный знакомый меня вспомнил. Оказалось, что он там — руководитель штаба. Начались звонки. Сначала он предлагал трудоустроить меня к другим кандидатам. Потом, когда понял, что материал все-таки выйдет, просил убрать имя, не указывать адрес, сделать из кандидата кандидатку и т.д.

Когда я на следующий день вернулась в штаб, чтобы отдать все агитационные материалы и заполнить отчеты (работала же по-честному), на меня смотрели как на врага. Сказали, что главному редактору за этот текст настучат по голове. Денег за работу мне не предложили.

Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU