Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Пострадавшая в клубе «Голд»: «Я сама виновата, что там оказалась»

9 декабря 2011, 14:45
интервью
«Если я подам иск на ТГК-9, будет ли гарантия, что больше никто не пострадает?» Екатерина Комлева рассказала, что не держит зла на виновника аварии, после которой она оказалась в реанимации.

Посетительница клуба «Голд» Екатерина Комлева, пострадавшая в результате коммунальной аварии, произошедшей на сетях ТГК-9 16 октября, дала откровенное интервью Порталу 66.ru, в котором в мельчайших подробностях описала хронологию событий той страшной ночи. 20-летняя девушка попала в реанимацию с 30% ожогов тела, из них 12% — глубоких. Врачи ГКБ №40 провели 5 операций. К сожалению, несколько пальцев на ноге не удалось спасти — было принято решение об ампутации.

После 47 дней, проведенных без движения, Екатерина по совету врачей начала потихоньку вставать и делать первые шаги. По сути, ей пришлось заново учиться ходить. Два дня назад она впервые вышла на улицу...

— Наверное, самый частый вопрос, который вам задают в последнее время: как вы себя чувствуете?
— Сейчас я нахожусь на амбулаторном лечении. Здоровой меня пока не называют. У меня остались незажившие раны, которые нужно постоянно обрабатывать и перевязывать. Я только недавно начала ходить и пока делаю это с трудом. С утра мне сложно встать и сделать первые шаги, они мне не даются. Это больно, растягиваются сухожилия, суставы, их нужно разминать. Здоровой я бы себя пока не назвала.

— Два дня назад вы покинули больничные стены. Как изменилось ваше настроение после этого?
— Оказавшись на улице, я испытала дикое счастье. Ощущения по сравнению с больницей совсем другие. Дома не только стены, дома полы и потолки — все лечит. Здесь у меня семья, маленький брат. Все это настраивает на позитивный лад. У меня настрой боевой, а от настроя многое зависит. Ко мне приезжают друзья, которые меня поддерживают. Мне хочется ходить, сейчас я хожу больше, чем ходила в больнице.

Я только недавно начала ходить и пока делаю это с трудом. С утра мне сложно встать и сделать первые шаги, они мне не даются.

— Где вы планируете продолжать дальнейшее лечение?
— В конце месяца мы поедем в Москву, чтобы получить консультацию в ожоговом центре. Скорее всего, останутся рубцы на ногах... Мне 20 лет. Мне еще хочется погулять, побывать на пляже. Просто покрасоваться. Это нормально, мне кажется. Сейчас мои ноги в таком состоянии, что, честно говоря, мне самой на них иногда бывает страшно смотреть.

— Не исключено, что потребуется дорогостоящее лечение. Связывались ли с вами представители компании ТГК-9, предлагали ли свою помощь?
— ТГК-9 лично со мной не связывалась. Один раз только я получила от них пакет с соком и сухофруктами, когда еще была в реанимации... Сейчас юридическая сторона и вопросы о компенсации морального или материального ущерба меня волнуют в меньшей степени. Для меня главное — чтобы раны быстрее зажили, потому что сейчас я испытываю очень неприятные ощущения. Мне хочется быть социально адаптированным человеком, ходить в кино, в кафе. Для меня сейчас это важно. Я хочу побыстрее восстановиться... Я даже психолога спрашивала: если я подам иск на ТГК-9, будет ли какая-то гарантия того, что больше не произойдет прорыв трубы и никто не пострадает. Она сказала: нет такой гарантии. В таком случае меня не волнуют сейчас эти вопросы. На самом деле зла на них не держу. В том, что я там оказалась, виновата только я. Это было мое решение, я сама пришла в клуб. А то, что прорвало трубу... Ее могло прорвать где угодно, не только в клубе «Голд». Я не могу взять на себя такую ответственность — возложить вину за произошедшее на кого-то конкретного.

В том, что я там оказалась, виновата только я. Это было мое решение, я сама пришла в клуб. А то, что прорвало трубу... Ее могло прорвать где угодно, не только в клубе «Голд». Я не могу взять на себя такую ответственность — возложить вину за произошедшее на кого-то конкретного.

— Насколько хорошо вы помните события ночи с 15 на 16 октября? Как вы оказались на улице?
— Поначалу мне было трудно отойти от наркоза, у меня пропадала память. Я не помню всего, что происходило со мной, когда я была в реанимации, и до сих пор, честно говоря, не могу вспомнить. Но события той ночи я помню хорошо. Мы находились в клубе. Диджей объявила о том, что клуб прекращает свою работу раньше, чем обычно, и предложила всем покинуть клуб. Несмотря на большое количество пьяных людей паники не было. Все спокойно пошли к выходу, встали в очередь у гардероба, чтобы получить верхнюю одежду. Я оказалась первой в этой очереди.

— Расскажите, как вели себя охранники и персонал клуба?
— Охранник сказал мне: «Лучше вам на улицу не выходить». Я спросила: «По какой причине?», на что он мне ответил, что меня снова могут не пустить в клуб. Он сказал это с сарказмом, будто намекая, что я могу не пройти по фейс-контролю. Я ответила, что не собираюсь возвращаться, и он открыл мне дверь. Сам выпустил меня.

Мы находились в клубе. Диджей объявила о том, что клуб прекращает свою работу раньше, чем обычно, и предложила всем покинуть клуб.

— Что в этот момент происходило на улице?
— В первые минуты я не почувствовала никакой опасности. Когда я оказалась на веранде, вода, судя по всему, была на низком уровне. Я подумала, что прошел дождь. Пар приняла за туман. В тот момент не было понятно, что это последствия аварии. Не оглядываясь, я пошла дальше, как вдруг оказалась по голень в кипятке. На мне были очень высокие каблуки, поэтому я не почувствовала, что вода очень горячая. Я поняла это, только когда уже оказалась по голень в воде. Все произошло внезапно: либо это была какая-то ступенька, либо просто поверхность под наклоном, либо вода начала прибывать очень быстро. Боль, которую я почувствовала, была нестерпимой. Находясь в шоковом состоянии, я не смогла принять правильное решение и спасти себя. Я кричала от каждого шага, буквально вопила от боли. Не знаю, какими словами можно описать эти ощущения. Мне не хотелось бы сейчас это вспоминать, конечно...

— Кто заметил вас и довез до машины скорой помощи?
— Это были мои одногруппники. Мне очень повезло, что в этот момент они оказались около клуба. Они знали, что я нахожусь в «Голде», но, конечно, не предполагали, что в таком состоянии. Когда они подъехали ко мне на джипе, я уже получила сильные ожоги ног ниже колена. В тот момент я была на крылечке. Чтобы туда добраться, мне нужно было пройти по кипятку, то есть опуститься в кипяток по бедро. Человек, который находился на этом крылечке, вызвал скорую помощь, которая не смогла проехать к тому месту, где я находилась. Тогда мои одногруппники, как дед Мазай, по собственной инициативе поехали собирать людей, оказавшихся в ловушке. Для того, чтобы спасти меня, им пришлось наступать в кипяток, и они пошли на эту жертву. Меня положили в багажник автомобиля и отвезли до машины скорой помощи.

У меня было такое ощущение, будто я проваливаюсь в темноту. Я слышала, что происходило, но мне казалось, что это был какой-то другой мир. Я подумала, что могу уже не вернуться оттуда.

— Но свободного места в скорой не нашлось...
— Единственное лежачее свободное место было занято молодым человеком. Мне предложили ехать, задрав ноги кверху. В то время на ногах уже появились страшные волдыри, вся кожа покраснела, колготки давно лопнули. На улице было прохладно, и когда я вытащила ноги из кипятка, то ощутила жгучую боль, как будто снаружи все заливает свинцом. Я совершенно перестала ощущать свои ноги, полностью потеряла чувствительность.

— Насколько оперативно вам была оказана первая помощь?
— В первые несколько минут, когда я очень остро нуждалась в обезболивающем, мне никто его не дал, несмотря на то, что я просила об этом. Обезболивающее я получила только потом. Не сотрудники скорой, а один из моих одногруппников взял меня на руки и перенес до каталки, чтобы положить меня в другую машину скорой помощи. Когда я ехала в машине, испытала самые страшные ощущения, которые только можно было испытать. Я начала терять сознание. Заметив это, врачи стали бить меня по щекам, звать по имени. У меня было такое ощущение, будто я проваливаюсь в темноту. Я слышала, что происходило, но мне казалось, что это был какой-то другой мир. Я подумала, что могу уже не вернуться оттуда. Это было очень страшно. Я поняла, что не могу позволить себе туда провалиться. Тогда я сделала над собой усилие и из последних сил начала сама себя оттуда вытягивать. В итоге, когда мы приехали в 40-ю больницу, я была в сознании и больше сознание не теряла.

Сейчас я хочу рассказать, как все было на самом деле. Я не хочу, чтобы люди были дезинформированы.

— Помните ли вы, что происходило в больнице?
— В первые минуты я начала просить врачей, чтобы они дозвонились до моих родителей. Я переживала, что они могут узнать о произошедшем из какого-то другого, недостоверного источника, что информация, которая им будет преподнесена, окажется страшнее, чем есть на самом деле. Я была в сознании и хотела сама поговорить с ними... Врачи оказались очень хорошими специалистами. Они быстро оказали мне помощь, обезболили и сразу начали проводить первые действия: снимать с меня колготки, верхние слои кожи. Я все это видела. После этого меня забинтовали. Это была для меня первая «операция».

— Когда была проведена первая настоящая операция и сколько всего операций вы перенесли?
— Когда была первая настоящая операция, сейчас я помню плохо, так как почти все время находилась в состоянии медикаментозного сна. Всего было проведено пять операций. Первые операции были по удалению мертвых тканей, потом — по пересадке кожи. Каждая перевязка — это тоже своего рода операция. В какой-то момент, как я потом уже узнала, стоял вопрос об ампутации... О том, смогу ли я вообще ходить. Потом встал вопрос об ампутации правой стопы целиком. И только потом я узнала, что мне ампутировали пальцы. Это случилось, когда из реанимации меня перевели в обычную палату.

В какой-то момент, как я потом уже узнала, стоял вопрос об ампутации... О том, смогу ли я вообще ходить. Потом встал вопрос об ампутации правой стопы целиком. И только потом я узнала, что мне ампутировали пальцы. Это случилось, когда из реанимации меня перевели в обычную палату.

— Сейчас, вспоминая события той ночи, как вы оцениваете действия охранника клуба, который открыл вам дверь. Связывалась ли с вами администрация клуба «Голд»?

— Ни со мной, ни с моей семьей они не выходили на связь. ТГК-9, как я уже сказала, прислали мне в палату пакет с соком и сухофруктами; что касается «Голда», то с их стороны абсолютно никаких действий не предпринималось. Мне не понятно, почему охранник выпустил меня на улицу, если он знал, что там кипяток. Он просто не мог не знать, что происходит на улице и что у меня нет шанса спастись. Он отпустил меня на верную гибель.

— Отвечая на вопросы журналистов, представители клуба «Голд» заявили, что посетители клуба получили ожоги, находясь на улице, а не в самом клубе. То есть как бы сняли с себя ответственность за то, что произошло с посетителями, попавшими в реанимацию. Ждете ли вы извинений от администрации клуба «Голд»?
— То, что я находилась не на территории клуба, вранье. Я находилась на территории клуба — на летней веранде. Летом эта площадка используется как танцпол. Я получила ожоги, находясь на веранде. Я была даже не на парковке, а на территории самого клуба.

Все мои друзья давали мне много сил, даже те, кто забегал на минутку. Именно благодаря им сейчас я могу спокойно говорить о той ночи и с юмором относиться к своим ногам, не впадать в отчаяние и смотреть на все позитивно.

— В больнице, когда вы пришли в себя и стали выходить в интернет, принимать первых посетителей, читали ли вы о том, что пишут СМИ о событиях той ночи? Много там было неправды?

— У меня в больнице был интернет, я постоянно читала все свежие новости про себя и иногда смеялась, потому что очень многое, что писали, не соответствует действительности. Отчасти именно поэтому сейчас я бы хотела рассказать то, как все было на самом деле. Я не хочу, чтобы люди были дезинформированы. С другой стороны, мне было очень неприятно читать некоторые комментарии. Многие относятся ко мне предвзято, как к клубной тусовщице, глупой девочке, которая пошла спасать свою машину на парковку. Я хочу рассказать откровенную историю о том, как это случилось, хочу справедливости.

— В СМИ много писали об еще одном человеке, который серьезно пострадал в результате коммунальной аварии. Он также был доставлен в реанимацию 40-й больницы...
— Бояршинов Дима. Его во всех источниках называют «19-летним юношей». Я с ним общаюсь и сейчас. Мы друг другу помогаем. Есть такие моменты, связанные с ощущениями в ногах, которые понять может только человек, попавший в подобную ситуацию. С первых дней после выписки он посещал меня, ходил в больницу чуть ли не каждый день. Оказывал мне мощную поддержку и оказывает ее до сих пор. Хорошо, что я не одна, что нас с ним двое и что он может понять меня тогда, когда никто другой не сможет этого сделать. Я благодарна ему, своим однокурсникам, которые также очень помогали мне своей поддержкой, тем, что не забывали, приходили ко мне. Когда я выписывалась из больницы, врачи мне сказали, что никогда не видели, чтобы так много людей навещали больного. Все мои друзья давали мне много сил, даже те, кто забегал на минутку. Именно благодаря им сейчас я могу спокойно говорить о той ночи и с юмором относиться к своим ногам, не впадать в отчаяние и смотреть на все позитивно.

Пока лестница в УрФУ для меня слишком большое испытание.

— Впереди консультация в Москве, затем, возможно, продолжение лечения за границей, то есть не до учебы... Думаете переводиться на заочное?

— Нет, я хочу продолжать учиться со своими одногруппниками. Мне продлят сессию. По-моему, до марта разрешат ходить сдавать экзамены. Думаю, что у меня не вызовет сложности сдать сессию, потому что я хорошо учусь, семестр не был сложным. Если обычные студенты начинают готовиться к экзаменам в середине января, то я планирую сесть за учебники ближе к концу января — началу февраля. Думаю, что к этому времени мне удастся восстановить память. Я долгое время была под наркозом. Это сказывается: иногда я забываю слова, события.... Я стараюсь тренировать память. В целом, я бы сказала, что сейчас ситуация намного лучше по сравнению с тем, что было раньше. Главное, чтобы ноги получше ходили, чтобы я могла посещать институт почаще. Но пока лестница в УрФУ — для меня слишком большое испытание.

По фотографиям, размещенным в альбоме, можно судить о том, насколько сильно пострадала Екатерина Комлева. Фото публикуются с согласия девушки и ее родных.