Сарик Андреасян замахнулся на Пушкина, Наше Всё ловко увернулся. Мнение об экранизации «Онегина»

Да, такие люди существуют: я за живые деньги по доброй воле сходил на Сарика. И вот уже рука тянется к перу, перо — к бумаге…

И сразу ступор. Живи Александр Пушкин в наши дни, нам бы пришлось напротив его имени ставить «звездочку» и делать приписки:

• * признан теми-то — тем-то
• ** внесен такими-то в такой-то список

Времена сейчас либеральные, не то что при Николаях-Александрах: никого не держат. Так что обитал бы Александр Пушкин в наше время где-то не здесь: в Тифлисе, Белграде или даже Лондоне с другими живыми классиками. Потому что — ну клейма же негде ставить.

Иноагент? Безусловно. Ранний этап творчества — под явным иностранным влиянием некоего Байрона.

Патриот в государственном смысле? Увольте, наоборот: отщепенец, вражина, хрюкающий подсвинок с ядовитой слюной на подбородке. «Обломки самовластья» говорят сами за себя. Два века спустя песня панк-ансамбля с почти дословной цитатой из Пушкина попала в список нехороших материалов.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Отсюда и очевидные сложности с экранизациями.

«Дубровский»?

Экстремизм. И романтизация запрещенных уголовных арестантских укладов.

«Капитанская дочка»?

Mon cher, тише, тише! В целях повышения качества обслуживания наш разговор прослушивается и записывается ведомством графа Уварова. Не надо всуе поминать смутьянские произведения.

«Евгений Онегин» в этом смысле выглядит наиболее безопасным материалом для экранизации. И всегда актуальным. Золотая молодежь (повесы) пьют миндальный раф на кокосовом молоке (настойки) и хорошо проводят время (расписывают «пульку») в прекрасной блестящей Столице и скучают чуть за ее пределами.

Вечный сюжет.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Дальше — как подать. Чем хороша литература: одно и то же произведение я прочитаю так, а вы прочитаете сяк. Для Виссариона Григорича, например, «Онегин» — «энциклопедия русской жизни». Для меня — история малолетнего идиота, повесы, фанфарона, циника, эгоиста, морального урода, который от нечего делать и походя калечит чужие судьбы.

Мы с Виссарионом Григоричем оба правы, так и работает литература: когда разные люди с разным бэкграундом и начитанностью видят в одном и том же тексте разное.

Отсюда же сложность с созданием экранизации в принципе. Неизбежно приплету сравнение с недавним хитом проката — «Мастером и Маргаритой» Михаила Локшина. Как на мой вкус — эталонная экранизация из палаты мер и весов. По тексту, букве, духу — стопроцентный Булгаков, но по расставленным акцентам, композиции, цветокору — авторское произведение Локшина. Так из одного шедевра появляются сразу два произведения, которые прекрасно работают отдельно друг от друга и в связке друг с другом и которые интересно обсуждать и даже дискутировать.

Но Михаил Локшин — большой художник, а Сарик Андреасян — Мидас наоборот. И его «Онегин» — беспомощное в плане синематографии, к тому же затянутое зрелище с отдельными проблесками.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Понимаете, в чем фундаментальный смысл кино: кино — показывает, а не рассказывает. Если я (или вы) захотите прильнуть к каноническому тексту Классика, вы откроете текст Классика. В кино мы идем за другим опытом. Кино своими средствами может показать нам привычный взгляд на вещи, а может — альтернативный. Кино может в принципе перевернуть знакомую фабулу и показать совершенно необычный угол зрения. Или обычный, но красиво.

У кино, в конце концов, весь арсенал постмодернизма: Онегин мог бы стать совершившей трансцендентный переход женщиной, а Татьяна — секс-куклой. Или они оба — рептилоиды с Нибиру, и вся драма существует лишь в их анабиозном сне на пути к Земле. Или он — писатель в дурке, а ее не существует. И это мы еще не спросили креаторов Netflix, как бы они повернули канонический сюжет. Уверен, чернокожий Eugene непременно поборол бы крепостных плантаторов в Монтане.

Любой из описанных (бредовых, знаю) вариантов в синематографическом плане был бы оправдан и по-своему интересен, но тов. Андреасян для этого не имеет ни врожденного мастерства, ни природного таланта, ни художественной смелости.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Все, на что его хватило, — дословный пересказ знакомого наизусть текста по ролям. Временами буквально: в самые ударные моменты в кадр входит Пушкин с лицом артиста Вдовиченкова и прямым текстом нам с экрана разжевывает происходящее строками бессмертного романа.

Это так плохо, что каждый раз закрываешь лицо руками: тов. Андреасян, для вас как синематографиста это — приговор и клеймо полнейшей творческой импотенции. Это не уровень синематографа, это уровень студенческого капустника, халтура, пошлость, дурновкусие.

Хотя там уже с трейлера были вопросы. Почему главный герой такой седой и совершенно старый? Нет, я понимаю, что из 8–9 классов средней школы двадцатилетние кажутся именно такими. Но тут совсем перебор: Онегину в оригинале — 26 (двадцать шесть лет). А весь облик его экранной копии своими сединами, морщинами, двойным подбородком кричит нам

!!! П О Л Т О С !!!

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Самое смешное, что исполнитель главной роли, Добронравов, — лучшее, что есть в фильме. В каждой сцене он выдает нереальный актерский перфоманс, играя не только глазами — он играет позой, он играет кистями рук, он играет желваками, он играет бровями, он играет седеющими висками. Вот Онегин циничен и хитер, а вот Онегин тоскует. Вот Онегину скучно, вот ему смертельно скучно, вот ему дьявольски скучно, вот ему «вы-все-осточертели-провинциальные-убогие-твари» скучно. И каждое это «скучно» в исполнении актера Добронравова — это разные «скучно». Тут уже не Сарик — тут уже я снимаю шляпу. Совершенно нереальный и потрясающий актер, не знаю, почему его нигде не показывают, а показывают только Милоша Биковича и Никиту Кологривого.

Остальные артисты в кадре поголовно проигрывают Добронравову, хотя Лиза Моряк и Таня Сабинова (Татьяна и Ольга Ларины) по-своему хороши. Особенно Татьяна. Две трети хронометража Лизе Моряк как бы и нечего играть — знай себе ходи в кадре с книжкой и полуотсутствующим взором с поволокой смотри вдаль. Но она и с этим блестяще справляется, я ей верю: большинство студенток филфака именно такие — романтические натуры байроно-цветаевского типа, я их видел, Лиза Моряк прекрасно воплотила, она убедительна.

Ее же перевоплощение в Даму Света в финальном акте держится главным образом на гриме и мейк-апе, но не отметить не могу: переход от романтической провинциалки к светской львице — одна из немногих творческих удач фильма, в котором с творчеством все довольно убого.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика

Финальный же акт дарит и единственную по-настоящему синематографичную сцену. Я, конечно, про кульминацию с письмом Онегина Татьяне («Предвижу всё: вас оскорбит печальной тайны объясненье…»). Вот там начинается (и тут же кончается) синематограф: композиция, монтаж, цвет, свет, звук, актерский перфоманс, музыка, саунд-дизайн — все хорошо и все работает. Эффектно, красиво, слезодавительно.

Жаль, что такая сцена в фильме всего одна и на минуту, а минут тех в фильме 141. На протяжении которых мы наблюдаем весьма беспомощное и в конечном счете бессмысленное действо. Как будто намекая на это, экранный Онегин припечатывает, скучая в одесском ресторане.

— А жизнь — она вообще довольно бессмысленная штука.

Хлюпнул устрицей.

И незамедлительно выпил.

Фото: скрины 66.RU / компании-прокатчика