О новой книге
Самое странное событие, которое произошло в моей жизни, — это то, что я написал эту книжку. История ее создания была анекдотической. Время от времени мы собирались с друзьями, чтобы пить водку. Делали мы это невероятно осмысленно. Перед тем как приступить, мы рассказывали друг другу о том, что с нами происходило за то время, что мы не виделись. И как-то один из моих товарищей посоветовал мне записать истории из моей жизни. «Ты так много прожил, с тобой столько всего интересного происходило, почему бы тебе не написать об этом книгу?»
После этого мой друг уехал в Москву, долгое время мы не разговаривали. Я стал что-то записывать по вечерам, в необязательном порядке. И вот однажды он позвонил мне и в конце разговора сказал, что я, наверное, так ничего и не написал… Я возразил, что, в общем-то, кое-что сделано, и отправил ему. Через месяц я получил из одного московского издательства подписанный договор с просьбой включить в книгу 78 иллюстраций. Так книжка была издана.
 Фото: 66.RU |
|---|
О воровстве
В книжке описано много событий. Это и детские воспоминания, и истории, связанные с войной. Я расскажу две небольших истории о своем детском воровстве. Да, когда-то я воровал, и это было дважды.
Первый раз это случилось, когда отчим принес домой гонорар. Он передал маме пачку трехрублевых купюр, а когда они вышли из комнаты, я быстро схватил одну трехрублевку и засунул ее в карман. После этого мы с братом завернули ее в тряпочку, тряпочку положили в спичечный коробок, коробок — в бумагу. Все это мы спрятали в канаве, под мостиком.
Пропажа была, конечно, обнаружена, но мы отпирались. После нескольких попыток добиться от нас признания отчим сказал: «Я вижу, что вы не просто преступники, а преступники закоренелые. Разговаривать с вами бессмысленно. Мы вас передадим в третье отделение милиции». Отделение находилось по соседству. Мы каждый день видели, как в одно и то же время к нему подъезжает машина, из нее выходят милиционеры с винтовками и ведут преступников.
Днем, незадолго до момента, когда обычно приезжала милицейская машина, отчим сказал: «Мать, накорми ребят, сейчас за ними приедут». Мы с тяжелым сердцем отобедали. Мать стояла, повернувшись к нам спиной, и плечи у нее дрожали. Отчим подошел к окну и сказал: «Ну все, пора, давайте собираться». И тут мы не выдержали! Во всем признались. Нас простили.
 Фото: 66.RU |
|---|
После этого я думал, что больше никогда не буду воровать. Но воровство повторилось — при более трагических обстоятельствах. Это случилось во время войны. Мы жили на улице Мамина-Сибиряка, в деревянном доме. Стояла буржуйка, окна были заклеены газетами, было темно, холодно. Мать заболела дистрофией.
Мы с отчимом, преподавателем и литературым критиком, по вечерам ходили на станцию Шарташская, где выгружали уголь. Мы ждали, когда часовой с винтовкой уйдет в дальний конец закрытой брезентом угольной горы, тихо подползали, выгребали оставшуюся на земле угольную пыль и приносили ее домой. Для растопки использовали книги из библиотеки отчима — шеститомники Шекспира, Шиллера, Мильтона... До сих пор не понимаю, как такое возможно. Но делать мы это были вынуждены — мать колотил озноб.
Однажды, возвращаясь домой из школы, я взял березовое полено из поленницы, и принес его домой. Мать все сразу поняла. Помню, как она приподнялась на локте — худая, бледная. Она так на меня кричала! Я, задыхаясь от слез и несправедливости (я же хотел помочь маме!), отнес это полено назад. Это было последнее воровство в моей жизни.
 Фото: 66.RU |
|---|
О первом успехе
Графиком я стал случайно. После училища все мои друзья уехали в институт, а я сделать этого не мог. После дистрофии мама заболела тяжелой формой туберкулеза. Потом она умерла, а у нас остался огромный долг. Платить его я не мог, хотя уже тогда мы с братом пилили дрова и немного зарабатывали.
После смерти мамы ее друг Александр Соломонович, издатель первой книги Павла Петровича Бажова «Малахитовая шкатулка», предложил мне сделать иллюстрации к рассказу «Суворовец». Я нарисовал заставку, на ней партизаны взрывали железнодорожный состав. Этот рисунок я приносил в издательство 13 раз. Мой доброжелатель рассказывал, почему это плохо, и пытался объяснить принципы рисования пером. Оказалось, что это не так-то просто. Мы же в то время чувствовали себя крупными живописцами, писали большую форму и локальный свет! Рисунок все же попал в печать, но когда я увидел его в журнале, то чуть не повесился от горя. Это было ужасно!
 Фото: 66.RU |
|---|
Год я близко не подходил к издательству, но потом мне снова понадобились деньги. Первая книга, которой я увлекся, была «Кладовая солнца» Михаила Пришвина. Как я позже узнал, брать меня на нее не хотели. Был такой Федор Копытов, директор издательства в тот период. Мой благодетель Александр Соломонович уговаривал его дать мне эту книжку («Это же пейзаж, он справится!»). На что Копытов сказал: «Нет, я не хочу губить книгу!»
Я всего этого тогда не знал и с восторгом рисовал сорок и елочки. Так получилось, что книга вышла, но без указания имени художника. Это не был злой умысел, это была оплошность редактора. Она дала повод Пришвину написать письмо и спросить, кто был автором иллюстраций. В своем письме Пришвин говорил, что «Кладовая солнца» издавалась бесчисленное количество раз — и в России, и за рубежом, но наша книга оказалась лучше всех!
Это был первый успех, после которого я и задумался о деятельности художника-иллюстратора.
 Фото: 66.RU |
|---|
О борьбе с формалистами
В 60-х гг. возникла модная история борьбы с формализмом. У нас первой жертвой стал Миша Брусиловский. Он сделал иллюстрации к книге Алексея Свирского «Истории моей жизни» — и на него обрушились как на формалиста. Хотя на самом деле ничего такого там не было. Ну надо было найти своего формалиста — нашли. Когда мы все с ружьями наперевес бросились защищать Мишу Брусиловского, это кончилось тем, что главный редактор издательства сказал, что нужно оставить в покое Брусиловского и заняться его адвокатами. То есть нами.
Я делал обложку для журнала «Уральский следопыт» к зимнему номеру. На ней был изображен силуэт волка на фоне оранжевой луны, окруженного другими волками. Это был типичный сюжет, такой Джек Лондон. Тогдашний председатель Союза взял уже отпечатанную обложку, обвел тяжелым взглядом членов правления и сказал: «Как вы думаете, дорогие товарищи, что имел в виду художник, изображая этот сюжет за месяц до партийного съезда?» Это был тяжелый вопрос.
Конечно, обложку запретили и перепечатали. Нужно было куда-то деть отпечатанные листы с иллюстрацией. Тираж в то время был 70 тыс. Типография решила передать рисунки в торговую сеть. Там из листов быстренько сделали кульки и распродали моего волка за новогоднюю ночь. В конце концов я вынужден был уволиться.
 Фото: 66.RU |
|---|
Об обратной связи
В этой книге есть глава про обратную связь. Самая грандиозная запись была сделана в Челябинске, в зале каслинского литья. Там я показывал графику. Один человек написал: «Уважаемый товарищ Волович, мне очень понравилась ваша графика, но еще больше понравилось ваше каслинское литье».
В другой книге отзывов было написано: «Мы с Машей любим друг друга, поэтому нам даже ваша выставка понравилась». Еще была одна серьезная запись: «Уважаемый Виталий Волович, я с большим интересом посмотрел ваши работы, и мне кажется, что мы с вами могли бы очень любопытно и содержательно поговорить о них. Пожалуйста, не пренебрегайте этой возможностью». И подпись: врач-психиатр.
Самая последняя запись из тех, что я помню, была сделана два месяца тому назад в Музее современного искусства. На последней странице было написано: «Выставка отвратительная, работы ужасные, а все девушки голые. Варвара, 8 лет».
В книге есть много историй, произошедших со мной и моими друзьями во время поездок на этюды. К нам подходили разные люди и произносили разные тексты. Помню, как-то мы писали Вознесенскую церковь, и мимо нас прошли две девочки лет 16. И вот, не обращая на нас особого внимания, одна другой говорит: «Надо же, мужики в таком возрасте пьют водку да валяются как свиньи, а эти рисуют. Все-таки лучше!»
 Фото: 66.RU |
|---|
Об одиночестве
Поводом для второго издания книги стало грустное событие. От меня ушли все самые близкие друзья, художники, последним из которых стал Миша Брусиловский. Нужно сказать, что это ощущение профессионального одиночества довольно тяжелое. Я помню, как мы все в разговорах мечтали дожить до 2000 года, но многие не дожили. Я же не только дожил, но и, как мне кажется, незаконно зашел на чужую территорию и отобрал семнадцать лет третьего тысячелетия. Плата за это — полное ощущение неуместности пребывания в этом времени и попытка держаться тех правил, которые были выработаны в прежней жизни.
