Евгений Федоров, Tequilajazzz: «Скоро всё это разобьется с дикими осколками и больно будет всем»

— Лет 15 назад музыка в России для многих еще оставалась квазирелигией. Я уже не говорю о переломном периоде 25, 30 лет назад. Времени, о котором минимум половина современной аудитории ничего не знает и не помнит. Что такое музыка сегодня?
— Музыка потеряла былую славу во всем мире, поэтому я бы не вырывал Россию из мирового контекста. У музыки нет больше ни веса, ни славы, ни харизмы, ни того значения, которое она когда-то имела. Она превратилась в интетейнмент и разделилась на всем известный мейнстрим и очень мощный андеграунд. И это разделение происходит ежесекундно, ежедневно, ежегодно. И этот разрыв всё сильнее и сильнее. Всё больше талантливых людей, которые владеют инструментом и словом, остаются в андеграунде, потому что имеют совесть, талант и не обладают цинизмом. В то же время много людей с другой стороны, которые точно так же умеют играть, но выбирают путь, который приводит их на вершину славы. Им помогает как раз цинизм.

— Приводит ли? Кажется, это огромная иллюзия.
— Приводит. Кратковременно. Слава — это же короткая вещь. И, как всегда, очень важная для многих. Во всем мире люди поняли, что круче всего быть в андеграунде, в постоянно кипящем, живом вареве. Это то место, где можно жить долго и творить радостно и перспективно. Так подготавливается почва для будущего взрыва, пробуждения интереса людей к музыке на всей планете. В России происходят такие же абсолютно процессы, только у нас более гипертрофированные, более уродливые. Как и всегда. Капитализм у нас с уродливым лицом, коммунизм значительно отличался от идеи и так далее. Мы — страна-гипербола. В этом нет ничего ни странного, ни страшного.

Фото: 66.RU

— Но ваша аудитория не молодеет. Я не вижу граффити Tequilajazzz на стенах.
— У молодежи, которая приходит и начинает слушать наши диски, они вызывают совершенно другие чувства…

— Потому что основные боевики написаны вне сегодняшнего времени, они вырваны из современного контекста?
— Почему, они ложатся на действительность, но на очень элитарный сегмент.

— Ну что значит элитарный? Мы же все люди.
— Это очень маленький сегмент людей, которые интересуются чем-то. Это люди, которые ходят в музей не потому что нужно, а потому что им интересно. Поэтому наши альбомы — это музейная редкость, которой кто-то интересуется. И это нормально абсолютно. С появлением интернета музыка обесценилась. Но сейчас, очевидно, будет рост интереса к живым выступлениям. В этом смысле для нас ничего не изменилось. Мы как были скромными ребятами, которые постоянно существуют в этой андеграундной среде, так ими и остались. Мы точно также ездим в метро и общаемся с людьми.

Есть такая штука, как исполнительское мастерство, способность манипулировать современными технологиями, при этом не теряя связь с традициями. Когда люди начнут это чувствовать, тогда вновь появится интерес к музыке. И там уже, в будущем, возникнут новые музыкальные и прочие культурные коды.

— Я помню Федорова — такого демона в контрсвете, с басом, авиацией и артиллерией, когда зал кричит и беснуется. Сейчас мы сидим за сценой буржуазного фестиваля, вы — в кофте на пуговицах, привезли лаунж-репертуар, поете «Маленькую хонду». Интересно, как вы воспринимаете сейчас свой культурный код?
— Этой мистике много лет, и эти псевдобуржуазные (я подчеркиваю — «псевдо») песни не отменяют того, что происходит в другой части моей жизни. Мы даем себе волю заниматься еще какими-то вещами, не чувствуя в этом никакой дисгармонии. Утренняя чистка зубов не отменяет бутылки водки или трех литров пива с воблой вечером, визит к маме не отменяет дальнейшего похода к любовнице, что в свою очередь не отменяет покаянного возвращения к жене с детьми и так далее. Жизнь многогранна, состоит из множества вещей. Так же и в творчестве. Мы можем позволить себе сделать жесткий хардкор, потому что в данной ситуации это уместно и нам есть что сказать на этом поприще. Если хватает языка и бог дал талант.

— Мне кажется, что сейчас вы стали иначе относиться к слову. Поэт Евгений Федоров — это минимализм, смысл, выверенные тексты, по которым можно линейкой отмерять ритм. Кто сейчас ваш лирический герой?
— Дело в том, что раньше было много каких-то вымышленных вещей. Мужских, брутальных историй. Мы давно заметили, что все наши песни имеют свойство сбываться. С той или иной степенью опоздания. Споешь песню о войне, о каких-то мифических партизанах — и вот где-то рядом, не в каком-то там Никарагуа, а на Украине, это происходит на самом деле. Мы же не сами пишем тексты. Мы транслируем то, что происходит в мире. Или еще только готовится произойти.

— Много раз об этом слышал от совершенно разных людей.
— Да, человеческий мозг — это приемник (известный в науке факт), который воспринимает какую-то информацию, которая проносится в космосе. В зависимости от степени настроенности этого приемника и связанности между мозгом и речью появляется либо роман, либо музыка, либо стихи. Нам самим не принадлежит ни одна из идей, ни одна строчка. Мы только проводники. Древние это понимали. И всех таких людей называли медиумами — посредниками между богами и обычными людьми.

Я к чему веду: когда песни рождаются, они транслируют какую-то штуку, которая проносится. И тут уже нужно выбирать — хочешь ли брать на себя эту ответственность — транслировать ее громко или лучше тебе ее замолчать. Слово может разбудить кого-то или что-то… Медведя в лесу, не рожденного еще Гитлера… Так что приходится взвешивать слова, песни, темы.

Фото: 66.RU

— Какая смысловая тема этого лета для Федорова?
— Я сейчас нахожусь в поиске осмысления. Поэтому не могу сказать. Думаю, что сейчас время собирания камней. Я вижу, что мир катится к какому-то разрыву в точке напряжения, а все стороны баррикад, все действующие лица всеми своими усилиями приближают точку невозврата. Это надо осознать. Что я точно осознал за последний год — что в ближайшее время я своих детей повезу в какой-нибудь лагерь, где обучают науке выживания в дикой природе.

— Человек с ружьем — это опять актуально?
— К сожалению, актуально. Человек с ружьем может выскочить навстречу тебе где угодно — нужно уметь сопротивляться.

— Вам здесь хорошо?
— В целом хорошо, потому что мне хорошо с теми людьми, которых я люблю и с которыми приходится встречаться, которые понимают, что происходит, и с которыми можно поговорить. Но в целом страшновато смотреть на то, что происходит.

Фото: 66.RU

— А что страшного случилось?
— Вы группу «Аукцыон» когда видели на центральном канале? В 90-е годы это бывало, вот и всё. А сейчас точно не будет. Группу Zorge вы никогда там не увидите, группу Tequilajazzz никогда не увидите. Вообще никогда, пока происходит… происходит то, что лишает вас всего, что не является этой бесконечной группой «Любэ»

— В «Вечернем Урганте» выступает и Tequilajazzz, и Катя Павлова…
— Это редкие такие штуки…

— Так это, наверное, только придает ценности?
— Не важно. Я думаю, что в культурном смысле это очень многих коснулось. Просто это кажется незаметным, потому что вы привыкли сами организовывать свое культурное пространство. За неимением предложений.

— Культурное пространство сейчас безгранично. И самое главное в жизни человека — что-то выбрать. Не отыскать. Именно захотеть чего-то, отдать этому свое время. А найти уже можно что угодно. В этом смысле Первый канал вообще не авторитет.
— Да конечно не авторитет. Я говорю, что люди просто не узнают, как много у них отнимают хорошего. Я сейчас даже не про нашу музыку говорю, а про всякое интересное кино, в котором может прозвучать мат или появиться сиськи и жопа. О них никто никогда не узнает.

— А может, и не надо?
— Почему? Есть всякие вещи, меняющие людей в хорошую сторону. На первый взгляд они кажутся не вполне пристойными просто потому, что там показали сиськи.

Фото: 66.RU

— В советском кино не было ни того, ни другого, ни третьего.
— Там было очень много намеков на сиськи, много секса. Таких историй масса. В широком же смысле цензура ни к чему хорошему не привела — Советский Союз породил несколько поколений людей, которые абсолютно законсервированы в своей провинциальности, которые не представляет, что происходит на планете. В этом нет ничего хорошего.

— Советский Союз породил Tequilajazzz, «Кино», «Аквариум»…
— Огромное количество вещей в Советском Союзе появилось вопреки. Потому что хотелось вырваться, хотелось разрушить границы. И это был очень мощный стимул развиваться, очень мощный стимул пробивать дырку и смотреть во все стороны. Не обязательно убегать куда-то, не обязательно копировать вслепую. Хотя и без этого тоже не обошлось. Андеграунд выстреливает, когда страна кипит, и вдруг эта музыка становится актуальной.

— Никто не хочет революции.
— Никто не хочет — но они почему-то случаются. И в 1917 году никто не хотел революции, просто была группа людей, которая взяла это и сделала. И народ как стадо пошел мочить своих бывших хозяев, обратите внимание, хозяев.

— Сейчас всем хозяева — деньги.
— Деньги приобрели существенное значение, потому что без денег сейчас вообще невозможно сделать ничего. Раньше без денег можно было сделать огромное количество вещей, сейчас — нет.

Фото: 66.RU

— Вам нужны деньги?
— Конечно нужны. Постоянно.

— Вы ставите себе цель зарабатывать?
— Да. Последние концерты неплохо отработали, тут же пошли и потратили их на запись. Она нигде никогда не отобьется, потому что никто не купит эту пластинку. Она будет лежать на торрентах. Поэтому мы сами ее выложим. Пожалуйста: мы зарабатываем деньги, работаем довольно много и тратим их на то, чтобы сделать продукт, который потом никто не купит.

— Вы же на альбом Zorge собрали денег. А на «Оптимистику» нет?
— Сейчас другое время, у людей совершенно другие приоритеты. Сейчас трудные времена наступили. Посмотрим.

— Чему сейчас в большей степени подчинена ваша жизнь — творчеству, гастролям?
— Творчество, воспитание детей — жизнь обычного человека. Три группы одновременно, много радостной работы.

— Tequilajazzz будет постоянно выступать?
— Нет. У нас сейчас юбилейный тур, который закончится в конце года.

— В этом году, кстати, было много реюнионов и камбэков… От «Терминатора» до «Агаты Кристи».
— Ну, в этом нет ничего хорошего. Это говорит о том, что ничего нового не происходит, поэтому возвращается старое. Реюнион не только музыкальный, реюнион Советского Союза происходит. Мир просто откатывается назад. Я сам в этом участвую, но я не разделяю общей радости.

Фото: 66.RU

— Если случится Советский Союз, что вы будете делать?
— Я уже живал в Советском Союзе — я знаю, как там жить. Я прекрасно помню 60-е годы.

— По-вашему, это негативный сценарий?
— Никакой. Ни негативный, ни позитивный. Жизнь человека всегда была трудной, и в те годы, и в последующие, и в 90-е, и в 2000-е. Всегда было по-своему странно.

Любая несвобода и запреты бессмысленны, потому что они рано или поздно приведут к прорыву. Чем крепче предмет — тем звонче он бьется при переломе. Любая жесткая вещь недолговечнее, чем гибкая. Это закон природы. Она разобьется с дикими осколками — и будет больно всем.

— И это случится?
— Конечно случится. Чем жестче — тем быстрее и больнее разобьется.

— Однажды вы об этом споете.
— Конечно споем. Мы об этом и поём.

Фото: организаторы фестиваля «Усадьба Jazz». Видео: Optimystica Orchestra, внутренний фотобанк компании