Не цепляет. Как кончался режиссер Михалков и почему «Солнечный удар» — последняя капля

Видит Бог, я был терпелив в своем почтении к Михалкову — не высокомерному мэтру, заочно ругающемуся в эфире с девочкой, но великому режиссеру и обаятельному раздолбаю со станции метро «Университет». Наперекор едва ли не всей стране я хвалил двухчастный сиквел «Утомленные солнцем», находя там и Кафку, и Гомера, и Толстого. Возможно, моментами выдавая желаемое за действительное. Но после «Солнечного удара» приходится с горечью признать и мне: режиссер Никита Михалков кончился.

Не поймите неправильно — сам по себе свежий фильм заслуженного бесогона всея Руси не то чтобы катастрофически плох. В нем есть красивая картинка, пара остроумных постмодернистских штучек (вроде катящейся по бесконечно длинной лестнице коляски — привет Эйзенштейну), актерские удачи — особенно если говорить о ролях второго плана и эпизодах, где блистают, например, Адабашьян и Авангард Леонтьев… Много чего есть, но нет главного. Не цепляет. Скучно. Я не переживаю за героев, несмотря на все старания авторов, мне до них — как до тех туристов в Конго.

Конечно, задачку патриарх отечественного кино сам себе задал непростую. Соединить в одном произведении два очень разных текста великого Бунина — легкий и лиричный «Солнечный удар» с яростными «Окаянными днями» — изначально выглядело утопией и таковой осталось. Не хватило «легкого дыхания» — не еще одного бунинского сюжета, а драйва и вкуса жизни.

Две параллельные линии повествования — история страсти юного поручика и красавицы на волжском корабле «Летучий» летом 1907-го и горестные будни постаревшего героя в качестве офицера разгромленной врангелевской армии в ноябре 1920-го — хоть и довольно изящно пересекаются в финале, но не образуют целостную картину. К тому же, с возрастом Никита Сергеевич явно подзабыл слово «монтаж»: он во всех своих поздних работах был весьма нетороплив, но полуторачасовая интродукция, во время которой с точки зрения развития сюжета не происходит практически ничего, — это слишком.

Единственный живой момент наступает в картине примерно минут за 20 до финала. А до этого тебя не покидает ощущение, что ты все это где-то уже видел и слышал — и юнкера/офицеры пели заздравную песню, идя на погибель, и солнечный свет так же играл на локоне красавицы (кажется, тогда это была Ингеборга — еще в тех, первых, настоящих «Утомленных солнцем»), и разговоры велись о судьбах Родины, которую так бездарно потеряли, — только сейчас ты в этих диалогах можешь подсказывать героям следующие реплики…

Отдельная песня — об актерских работах. Конечно, в принципе здорово, что на экране появляются новые лица. Но в данном случае дебютанты, принятые на главные роли, явно не тянут. Попытка увидеть в Мартиньше Калите реинкарнацию Меньшикова проваливается с треском — юный прибалт статичен и неубедителен ни в горе, ни в радости; Виктория Соловьева мила и голубоглаза, но и только. Симптоматично, что герои так и остаются безымянными на протяжении всей картины. У них и правда не появляется ни своих имен, ни лиц.

Никита Сергеевич последние лет 20 ведет жестокий и неравный бой с ненавистными пиндосами не только на идеологическом, но и на кинематографическом фронте, пытаясь соединить эстетику большого советского и большого американского стилей, создав как минимум русских «Унесенных ветром». Что ж, можно констатировать результат: Большой Стиль победил большого режиссера Михалкова. То, что демонстрирует Никита Сергеевич в «Солнечном ударе», — набор бесконечных самоповторов и штампов из киноклассики разных времен и народов. Ветром же, увы, уносит только голубенький шарфик героини. Зрители все три часа сидят спокойно.

Оригинал и другие рецензии смотрите в блоге Максима Кассандрова.

Текст: Максим Кассандров, kinoedd.livejournal.com. Фото: kinopoisk.ru