О рабочей версии нового фильма Алексей Германа рассказывает обозреватель «Ведомостей» Дмитрий Савельев.
Натурные съемки в Чехии близ городка Клатовы с его замками, далее – павильоны в Петербурге, далее – новые фрагменты натуры в Кронштадте. Выстроенная до самого мелкого жеста жизнь многочисленной массовки, продуманные до стежка костюмы обитателей космического средневековья, выверенная до последнего гвоздя бутафория – годы трудовых лет Германа, его жены и первейшей помощницы Светланы Кармалиты и всей их съемочной группы в кадре как на ладони.
Теперь предстоит не менее серьезный труд над чистым многослойным звуком, который сделает драматургию более доступной для зрителя и соединится с изображением в непротиворечивое и мощное художественное целое. Есть надежда, что зритель встретится с этим грандиозным фильмом еще до Каннского фестиваля будущего года, который саму возможность заполучить новое кино Германа наверняка сочтет за честь. В процессе работы фильм успел сменить имя: Герман отказался от задумчивой притчеобразной формулы «Что сказал табачник с Табачной улицы» в пользу резкой и внятной «Резни в Арканаре».
На самом деле фильм по повести Стругацких «Трудно быть богом» Герман должен был снять много раньше – сорок лет назад. С него и должен был начаться его авторский кинематограф. Но перед самыми съемками проект попал под гусеницы вошедших в Чехословакию танков и погиб.
Конечно же, сегодня это другой фильм про другую современность. Его просмотр в незавершенном виде и в рабочем режиме очень уместен, ведь сам фильм куда как далек от законченного высказывания в привычных повествовательных формах. Скорее мы имеем дело со сгустками совершенно нового киноязыка, который Герман изобретает, чтобы показать придуманный им мир.
Это внебожественный мир. Все божественное изжито, вытеснено из жизни – именно поэтому так избыточна здесь бутафорская вещность, заполонившая кадр, именно поэтому так откровенна телесность и физиологичность с кровавыми соплями и испражнениями.
Земной посланник благородный дон Румата в умном и корректном исполнении Леонида Ярмольника пробирается по Арканару в поисках мыслителя Будаха, попутно вступая в полуотношения с самыми разными существами и познавая собственную слабость. Он цитирует «Гамлета» в переводе Пастернака, выдавая эти стихи за свои, – и действительно, принц Датский с его «быть или не быть» маячит за его плечом. Вернее, не сам Гамлет, а его призрак. Арканар – тюрьма похлеще Дании, но в финале Румата откажется от возвращения на Землю, оставшись в тамошних белых снегах, пропитанных вселенской тоской и безнадежностью.
Одно из главных режиссерских откровений фильма «Резня в Арканаре» – в способе рассказа, в точке зрения рассказчика, в его позиции. Она двойственна. Рассказчик предельно вовлечен в мир, допущен близко-близко, и классический прием Германа – оглядка персонажей на камеру – эту интимность подчеркивает. В то же время между зрителем и миром в кадре возведена прочная прозрачная стена, эмоциональный контакт блокирован: вы не причастны сердцем к происходящему. Это способ смотреть и видеть, присущий соглядатаю. Когда выход на крупный план и даже деталь совершается не из желания автора поставить восклицательный знак, а просто потому, что так скользнул живой взгляд. Герману удается добиться от камеры очень ценной, чуть ли не любительской неловкости в движении. Монтаж намеренно груб: это не ювелирно склеенная история, а собранные и приобщенные к делу материалы. Теперь режиссер станет добиваться соприродного аудиоэффекта от профессиональных артистов, которые будут озвучивать фильм.
Уже прозвучали точные слова о полемике средневековья Германа со средневековьем Тарковского: в «Резне» нет и не может быть рублевской финальной «Троицы» как искупления и оправдания мрачной жестокости, вопреки которой она все же родилась. Однако на самом деле Герман претендует на большее, чем Тарковский: у него оправданием и искуплением является сам фильм как уникальное и драгоценное произведение искусства, повествующее о жизни, в которой трудно быть богом, легче быть слабым, комфортно быть рабом, провозглашающим перед смертью: «Как легко дышится в освобожденном Арканаре!».
