За всю свою жизнь я, наверное, не давал такого количества интервью и комментариев журналистам, как за одну неделю после катастрофы Су-24. «Как вы будете жить дальше?» «Сказалось ли это на вашем бизнесе?» и т. д.
Сказалось. Но в перую очередь не на бизнесе, а на количестве нервных клеток у пациентов. Первые два-три дня была самая большая неразбериха.
Есть у нас пациент, который пришел к нам с 4-й стадией рака кишечника 2,5 года назад. Лечился, жил. Химия, операция, опять химия… И вдруг, пока он находился в Екатеринбурге, у него развивается кишечная непроходимость. Обратились в три главные больницы Екатеринбурга и области — никто не берется (не буду называть медучреждения, потому что факт отказа ни о чем не говорит: в конце концов каждый хирург имеет право иметь свои представления о риске). Ходить перестал, не ел неделю ничего. Живот распирает. Если его не прооперировать в ближайшие дни, он умрет — не от рака, а от разрыва кишечника и перитонита. Отправляем экстренно его снимки турецким профессорам. Через несколько часов ответ: можно прооперировать. 100% гарантии, конечно, не дают, но попытаемся спасти человека… Мы начали все организовывать — каталку, кислород, сопровождение с «Турецкими авиалиниями». И только мы все организовали — сбивают наш самолет! В новостях пугают разрывом авиасообщения. Звонит его жена и просто ревет в трубку: «Да что ж такое, Антон, только шанс появился — и так… Что нам, подыхать теперь?» Слава Богу обошлось, отправили мы его в четверг утром, в субботу прооперировали, поставили стому. Должен еще побороться Александр Юрьевич с костлявой…
Вот такая история одного живого человека сквозь призму геополитики.
Дальше — больше. Посыпались звонки от пациентов с просьбами привезти лекарства в объемах, которых на полгода должно хватить. «Дорогие мои, — говорю им, — мы же не фармкомпания, чтобы возить лекарства». Люди всерьез опасались закрытия границы.
Пациенты понервничали, конечно. И мы вместе с ними. Но когда стало ясно, что «регулярка» остается и Турция отказалась вводить визы для россиян, от сердца отлегло. Мы работаем, как работали. Пациенты обращаются, мы лечим. Понял одну простую вещь: после того как человеку ставят серьезный диагноз, он сфокусирован на решении своей конкретной проблемы. Геополитика и сложности в официальных взаимоотношениях между нашими странами — это десятое, что пациента волнует.
Зато вот официальные каналы это волнует. И реакция от них забавная. Года четыре назад клиника «Анадолу» заключила Меморандум о взаимопонимании с Башкирским государственным медицинским университетом. Но дальше этой бумаги в силу разных причин не пошло. Ни визитов, ни мероприятий. И тут после этой катастрофы приходит пустой имейл, в котором скан меморандума с печатью о разрыве. Что к чему? Просим пояснить. В ответ — тишина. Спрашиваю у коллег из Казани, с которыми мы плодотворно сотрудничаем, недавно там провели мастер-класс по химиоэмболизации: «Вы как?» Отвечают: «Антон, все нормально. Работаем, как работали. В конце концов есть такое понятие, как «врачи без границ».
Конечно, у руководства РФ есть серьезные вопросы к властям Турции. Они, кстати, и у самих турок есть. Но опасение вызывает даже не это, а оскорбления жителей нашей страны в адрес жителей Турции. Я не знаю, кому понадобилось раскачивать эту лодку. Когда 31 октября взорвали наш самолет над Синаем, первое письмо с соболезнованиями, которое я получил, было от турецкого профессора-хирурга Фатиха Агалара: «Дорогой Антон, нет слов выразить ту боль, которую я сейчас чувствую…» Он член Американской коллегии хирургов, очень известный в Турции человек. Но нашел время поздно вечером в субботу написать мне это письмо! А я сразу вспомнил, что ничего не написал, когда игиловцы взорвали 95 человек в Анкаре…
Конечно, хочется надеяться, что разум восторжествует. Вопрос только — когда. Мы ударяемся головой, а реагируем спинным мозгом.
