Ужас
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Это как нокдаун. Боли нет. Просто пропускаешь удар и неожиданно теряешь ориентацию в пространстве и времени. Только на ринге это состояние длится несколько секунд: сначала находишь знакомые, понятные объекты в пространстве, потом восстанавливаешь ощущение времени. Но я не был на ринге. И это состояние не проходило. Только усиливалось.
Потом очень быстро появилась тревога. «Тревожное состояние» — так это, кажется, называют специалисты. Не вполне верное определение. Это не тревога. Страх. Ужас. Будто кто-то выскочил из-за угла и закричал. Представляете это ощущение, внезапную секундную панику от неожиданности? Вот такое же, только и оно не проходило. Было со мной всегда. Усиливалось.
В таком состоянии я стал нестабилен. Паническое желание активных действий чередовалось с тяжелой апатией: когда не нужно ничего, только лечь, сжаться в комок и смотреть в одну точку. Ложиться я себе не давал. Понимал, что затянет.
Я заставлял себя работать. Какое-то время это помогало. Пытался вытеснить ужас, панику, апатию, осознание ошибок, из-за которых вся моя жизнь безвозвратно свернула не туда. Понятно, что шансы были не равны. И мой КПД начал падать. В конечном итоге на простые задачи, раньше отнимавшие не больше часа рабочего времени, я тратил по несколько дней. Сильно сдал. Это сказывалось на других. Винил себя.
Я отказывал себе в медицинской помощи. Зимой появился кашель. Обычный кашель, который лечится за неделю банальными препаратами. Не лечил. Запустил. В итоге валялся на полу в приступе кошмарного сухого кашля. Приступ продолжался несколько минут — до рвоты. Чуть позже такие приступы стали обычным делом. Они накрывали меня и дома, и на работе. Если настигали в публичном месте, уходил в туалет, закрывался и корчился там. Но все равно не шел к врачу. Винил себя. Желал себе смерти.
В какой-то момент начал терять контроль. Однажды обнаружил себя дома за кухонным столом. Что-то суетливо писал в блокнот. Оказалось, оскорбления. В самых жутких, мерзких, липких формулировках я желал себе смерти, а своей дочери — нового, нормального отца. Вырванных из этого блокнота, густо исписанных ругательствами листов оказалось много. Они были везде. Не мог на них смотреть — слишком точно и оттого слишком больно было написано. Уничтожить или хотя бы убрать с глаз тоже не мог. Потому что правда. Ненавидел себя. Желал себе смерти.
Потом было страшнее. Очнулся с ножом в руке. Резал себя. Не думаю, что хотел убить. Просто пытался вернуться в сознание — через боль. Порез за порезом. Каждый следующий — глубже, шире, длиннее предыдущего. Страшно. Перевязал какой-то тряпкой. Выскочил из дома. Понял, что нельзя оставаться наедине с собой. Просто ходил по улицам, пока не перестало трясти.
Надежда
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Я искал помощи. Все так же ненавидел себя, но начал понимать, что с этим надо что-то делать. Пошел к людям.
Люди не помогали. Меня жалели, пытались отвлечь, давали советы. Ничего этого мне не было нужно. Все, чего я хотел, — чтобы кто-то выслушал и обнял. Но я не мог об этом попросить. И именно этого не делал никто. Перебивали, ободряли, рассказывали свои истории. В итоге кто-то из них заявил мне: «Прекращай страдать ерундой и возвращайся к нормальной жизни».
И я перестал разговаривать с людьми.
Перелом случился неожиданно.
На тусовке, где я оказался, «потому что пригласили и отказывать как-то неловко», в баре незнакомая официантка подала мне протокольный бокал вина. Посмотрела в глаза. Помолчала несколько секунд, а потом неожиданно спросила:
— У вас все в порядке?
— Да.
— Мне почему-то так не кажется.
Помолчала еще и просто погладила рукой по плечу. Не знаю, почему, но это тактильное проявление чистого сочувствия от совершенно незнакомого человека резко вернуло мое сознание в привычное состояние. Всего на несколько минут. Но этого было достаточно, чтобы понять, что я справлюсь.
Девушка, родная. Простите, я даже не знаю, как вас зовут. Но спасибо вам. Кажется, вы спасли меня.
К тому моменту я уже наблюдался у терапевта. В хорошей клинике меня обследовали, поставили диагноз и выписали лечение. Я сделал дневную кассу аптеке, скупив все, что было нужно. Таблетки, капли, физраствор, ингалятор. Все это я просто свалил кучей на столе. И даже не притрагивался. Диагноз и показания к лечению я, кажется, использовал как инструкцию по саморазрушению. Я точно знал, чего не надо делать, чтобы не становилось лучше. И не делал.
Стал больше курить. Когда оставался один, выкуривал сигарету за сигаретой. Через силу. До тошноты. Это учащало приступы и усиливало боль в легких.
К тому моменту я уже наблюдался у психиатра. Первую встречу он прервал через 20 минут. Сказал, что мне в моем состоянии надо в стационар. Я согласился, но в больницу не собирался.
Доктор выписал мне антидепрессанты. Я их не принимал.
Доктор выдал мне подробную инструкцию по преодолению тревожных состояний. Я даже читать ее не стал.
И тут вдруг все изменилось. Случайная встреча, короткий диалог, минута трезвого сознания. И вот я уже еду ложиться в клинику.
В больнице старшая медсестра отделения очень спокойно и буднично приняла документы из моих трясущихся рук. Что-то говорила о режиме, о правилах, о стоимости лечения. Поняла, что не запоминаю. Просто написала все на листке бумаги и сказала возвращаться с вещами 9 января: «Мы на праздники просто закрываемся».
Никогда не жил в студенческом общежитии. Но, пожалуй, отделение больше всего похоже на него. Бедненько, но чистенько. Палаты на четыре-пять коек. Диван. Микроволновка. Линолеум. Крашеные стены. Заснеженные сосны за окном. И люди — такие же, как я. Взрослые, самостоятельные, социально адекватные. Таких мы привыкли называть «нормальными». Но они все сломались. И они все здесь за тем же, что и я. Хотят починиться и вернуться.
Они разговаривали, шутили, смеялись. Я понял, что тут мне помогут. Появилась надежда.
Спокойствие
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Пришел хмурый. Встретившие меня сотрудники отделения, напротив, были приветливы. Даже слишком. Отталкивающе приветливы.
Примерно через час формальностей (заполнения анкет, написания автобиографии (!), приема у терапевта, ЭКГ и всякого такого) я очутился в каком-то странном пионерлагере для взрослых. Палата номер шесть (какая ирония!) — на пять человек. Застиранные до смерти простыни. Вялый борщ и пюрешка с рыбной котлетой на обед.
А еще — странные занятия — «группы». Не понимал. Что вообще происходит? Зачем мы три часа разговариваем с доктором о странных метафоричных вещах, сильно далеких от моих реальных проблем? Зачем орем на лес матом? В чем вообще смысл?
В первый день в тетради для записей у меня было написано только это. Дословно:
«Медитация, ***!
Концерт талантов, ***!
Чаепитие, ***!
Что я здесь делаю?»
В детстве у меня, видимо, случилась передозировка пионерлагерями. И оказаться в схожих обстоятельствах в 34 года в мои планы ну вообще никак не входило.
К середине первой недели я окончательно перестал понимать, что происходит и что здесь со мной делают, что я здесь делаю. На вопросы «что это было?», «зачем?», «и чо?» — врачи и медсестры отвечали многословно, но максимально неконкретно.
Тем не менее однажды я проснулся и понял, что мне лучше. Гораздо лучше. Гораздо проще и понятнее стало всё. Будто оттащили в угол и дали отдышаться перед новым раундом.
С этого момента я начал бояться выписки. Того дня, когда меня выпустят. Стал бояться лишиться этой комфортной изоляции.
В итоге первая неделя завершилась примерно ничем. И я отпросился на выходные «за забор», как здесь говорят. Боялся, но рискнул тем не менее, никому особенно об этом не сказав и максимально ограничив круг общения.
С удивлением узнал от немногих близких, что, оказывается, я переменился. Спокойнее и рассудительнее стал. Снова начал улыбаться. Интересно и неожиданно.
Вернувшись после выходных в клинику, я окончательно отказался от вопроса «зачем?». Решил оценить результаты в финале процесса.
И вот меня выписали. До финала, откровенно говоря, еще далеко, но стало сильно спокойнее. Сильно понятнее. Я знаю, что я — хороший человек. Примерно понимаю, чего хочу на самом деле и что мне дальше делать. Звучит немного странно и максимально глупо. Но мне этого так сильно не хватало.
Короче, я вернулся. У меня все хорошо.
Стыд
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Я вызвал такси в день одного из первых визитов к психиатру. Таксист, увидев адрес конечной точки, определил его как «психушку». И решил поговорить об этом. Начал с анекдотов «про психов» и, почему-то, «про дистрофиков». Перешел к общим рассуждениям на тему. Говорил, «депрессии не существует, это богатые с жиру бесятся». Но через короткую цепочку логических связей быстро достиг тезиса: «Психов, вообще, как при Сталине, надо либо запирать на всю жизнь, либо отстреливать, как собак».
Тогда я ему ничего не ответил. Я вообще не мог говорить. Съежился на заднем сиденье и сконцентрировал взгляд в капле грязи на стекле. Сейчас скажу. Мужчина, вы дурачок. Сделайте с этим что-нибудь, пока жизнь вас не наказала.
В другой день я приехал сильно раньше назначенного времени и сидел в очереди на прием. Рядом красивая женщина лет сорока разговаривала по телефону. Говорила в трубку коллегам, что «отлучилась ненадолго по делам». Ей тоже было страшно признаться, где она и что с ней происходит. Не поймут.
Одна моя знакомая рассказывала, что боится обращаться к психологу. Тем более — к психиатру. Боится диагноза, клейма. Я ее понимаю. Но знаю, что так не надо.
Я знаю девушку, которая приезжала в клинику неврозов четыре раза. И каждый раз разворачивалась и уезжала. «Думала, мне тут справку дадут потом, что я неадекват. И все, жизнь закончилась, все отвернутся, даже работу нормальную не найти никогда», — рассказывает она. В итоге легла в стационар только с пятого раза, спустя годы. И все это время послушно и регулярно пила сначала антидепрессанты, а потом — и транквилизаторы. Таблетки делали свое дело, создавали декорации спокойствия. А она сама тем временем в куски разносила собственную жизнь.
Если вы сейчас читаете все это и узнаете себя, обратитесь за помощью к специалистам. Серьезно. Какого черта? Когда у нас простуда, мы идем к терапевту. Когда болит зуб — к стоматологу. А когда болит душа — никуда не идем. В лучшем случае — в бар. Но там не помогут.
Посмотрите, что я сделал с собой. Я не употреблял наркотики. В моей жизни не происходило ничего экстремально травмирующего. Просто я однажды свернул не туда, выстроил очень странные взаимоотношения с очень близкими людьми. И всего за один год эту несложную, в принципе, проблему запустил, усугубил, превратил в почти непреодолимую. Хотите так же?
Бояться нечего. Здесь нет «мозгоправов». Здесь работают врачи, которые спасают жизни. Они вытаскивают людей гораздо более тяжелых, чем я. Они помогут. И вы справитесь. На стереотипы и мнения подонков обращать внимания не нужно. Ваша жизнь дороже и важнее.
