Наедине со смертью за 14 тыс. в месяц: кто и зачем работает в первом хосписе Екатеринбурга

На входе в пока единственный хоспис в Екатеринбурге вместо традиционных синих бахил мне выдают одноразовые тапочки, которые привычнее видеть при заселении в отель. На вопрос, откуда они тут, консьержка объясняет: «То ли Hayatt, то ли Hilton дали. Они нам помогают чем могут».

Экскурсию по хоспису для меня проводит заведующий учреждением Владимир Юбкин. Он ведет меня в приемный покой — первое место, где оказываются больные. Пока Владимир рассказывает про условия содержания в хосписе, как сюда попадают люди и как они здесь живут, я рассматриваю обстановку. Немного напоминает больницу: зеленые стены, запах, десятки людей в белых халатах...

Но всё остальное — будто не отсюда: картины на стенах, женщина в одной из одноместных палат сидит за ноутбуком, по углам стоят кадки с цветами, в аквариуме плавает рыба, а где-то далеко щебечут птицы. «Мы еще пару котов хотим завести, чтоб душевней было», — вторит моим мыслям Владимир, который и сам как-то не похож на обычного врача.

Улучшение качества жизни — это не только постоянные мастер-классы, концерты, общение с психологами и батюшкой, но и обезболивающие препараты в неограниченных количествах. «Назначаем сколько нужно, до появления побочных эффектов от препарата», — поясняет Юбкин.

Пока мы идем по больнице, мимо нас то и дело пробегают молоденькие юноши и девушки в белых халатах. Владимир объясняет: это главные помощники врачей и медсестер — студенты медицинского колледжа и института, которые приходят сюда несколько раз в неделю на практику.

По словам заведующего, на первом-втором курсе у студентов есть предмет под названием «уход за пациентами». А после теории им нужна практика. «Никто, кроме нас, им не может предоставить таких возможностей, потому что таких тяжелых пациентов нет в отделениях обычных больниц, а в реанимацию учащихся попросту не пустят», — рассказывает медик и добавляет: в обморок молодежь падает регулярно.

Одна из студенток — 18-летняя Вика — потом объяснила мне, чем они тут занимаются.

— Мы помогаем пациентам измерять давление, разносим обед по комнатам, гуляем с ними. Мы приходим сюда только раз в неделю, и с прошлого раза многие пациенты уже поменялись. И я не хочу знать, умерли они или у них просто закончился 21 день пребывания здесь. В прошлый раз, когда мы тут были, моим одногруппникам пришлось описывать труп и убирать его. Пока это единственная смерть, о которой я знаю.

— Почему они, а не врачи?
— Нас попросили помочь, потому что тут врачи в основном женщины и им тяжело его поднимать и переворачивать. Половина из моих одногруппников тут же нашла себе срочные дела. Одна девочка в обморок упала. Я тоже не смогла туда зайти. Это очень тяжело.

Студенты здесь лишь приходящие и полноценно помогать не могут из-за отсутствия специальных знаний. Поэтому основная нагрузка всегда лежит на плечах врачей и медсестер. Их работа сильно отличается от работы врача обычной больницы: она круглосуточная, кроме того, существует специфика пациентов.

Большинство работающих в хосписе врачей и медсестер — приезжие, из области. Объсняется это просто: на зарплату в 14 тыс. руб. и тяжелые эмоциональные условия больше никто не соглашается. Ведь именно им приходится сообщать родственникам о смерти пациента. А умирает здесь треть из поступивших.

С врачами, по словам Юбкина, постоянно работает психолог, и самая частая их жалоба — синдром профессионального выгорания. Но шквала увольнений и постоянной ротации кадров в больнице нет.

На мой вопрос, что он сам получает от этой работы и насколько тяжело ему как руководителю, Владимир тихо отвечает: «У меня давно погибли родители... И онкологом я работаю тоже уже очень давно. Поэтому я просто знаю, как им помочь, и чувствую, что мои знания могут в этом реализоваться», — а потом быстро переводит разговор на другую тему.

Владимир Юбкин:

— Мы для них все прыгаем, бегаем. У нас больше заботы и внимания, чем медицины. Человек умрет. Это мы ему честно говорим. Но также мы ему говорим, что оставшиеся дни надо прожить так, чтобы было не жалко потом. И они хотят жить. Наверное, это единственное, чего они больше всего хотят.

На третьем этаже, который еще не введен в эксплуатацию, заведующий меня оставляет. Здесь уже начался ремонт, после которого хоспис сможет принять на 30 человек больше. По идее, на каждый миллион человек должно приходиться 100 коек в хосписе — это нормы Всемирной организации здравоохранения. То есть Екатеринбургу положено 150 коек, но пока есть только 30, а очереди на госпитализацию уже ждут 60 человек.

Прежде чем покинуть хоспис, я заглядываю в зал для мероприятий и отдыха. Тут стоит рояль и пара клеток с щебечущими птицами. В день моего прихода мастера делали здесь маникюр одной очень пожилой пациентке и макияж с прической — женщине помоложе, которая сидела в инвалидной коляске.

«Ну, как вам у нас?» — спрашивает меня на выходе одна из сотрудниц больницы. Честно отвечаю, что тяжело. «Вот и мне тяжело. Привыкаешь к людям, общаешься с ними, а потом их раз… и нет», — вздыхает женщина.