Интервью получилось довольно длинным. Если у вас нет времени читать его полностью, мы составили интерактивный план, с помощью которого вы можете перейти к интересующей вас части:
- В России выносят суровые приговоры за «фейки». Что это значит.
- Почему в страну вернулись доносы.
- «Сегодня следователи могут месяцами и годами расследовать преступления, где все ясно». В советское время такого не было.
- Почему качество расследований в наши дни хуже, чем в СССР.
- Советский суд приговорил инженера к двум годам за книгу Высоцкого. Как так?
- История молодого парня, которого казнили не за убийство.
- Зачем изучать истории преступлений и наказаний в советское время.
- Что хорошего сегодня происходит в российской судебной системе.
«В здоровом обществе есть милосердие даже к самым страшным преступникам»
— Наше предыдущее интервью было озаглавлено вашей цитатой-пожеланием России: «Нельзя стать Северной Кореей». За восемь месяцев мы к ней приблизились?
— Опасный вопрос. Я считаю, что ограничений стало больше. И в первую очередь — в сознании людей. Люди начинают сами себя ограничивать в высказываниях, и мы понимаем, что для этого есть объективные причины. Недавно уголовное дело закончилось осуждением на шесть лет просто за один пост (речь о приговоре алтайской журналистке Марии Пономаренко за «фейки о российской армии» в соцсетях, — прим. ред.).
Люди, ориентированные на Конституцию, где запрещается цензура и говорится про свободу слова, еще не осознали, что находятся в новых реалиях. Многие слишком легкомысленно к этому относятся.
Но речь даже не об этом. Самое страшное — огромные сроки. Первым стал депутат [Алексей] Горинов (московский муниципальный депутат, получил семь лет колонии за «дискредитацию армии», — прим. ред.), мы до сих пор волнуемся за него и его здоровье. Большие сроки следует давать только за преступления против личности. Но сейчас наметилась тенденция к диким срокам за экономические преступления и любые другие обвинения, не связанные с причинением вреда человеку или группе людей. Я уже не говорю о «народной статье» про наркотики, по которой молодым ребятам выносят запредельные приговоры — от 8 до 20 лет. Ко мне приходит очень много обращений от таких осужденных.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
Несмотря на это, Россию некорректно сравнивать с Северной Кореей, потому что это совершенно разные условия. Сейчас в нашей системе неотвратимость наказания заменяется суровостью. Гигантские неоправданные сроки и привлечение к уголовной ответственности за слова заставляют людей мыслить по-другому. На мой взгляд, это не очень хорошо, потому что людям необходимо быть свободными внутри. Они не должны бояться просто разговаривать.
А что происходит сейчас? Недавно посетитель ресторана вызвал полицию, когда услышал антивоенные высказывания от семейной пары, сидящей по соседству. Безумие! Люди цензурируют сами себя. Это в том числе невыгодно власти, которая не будет понимать, что на самом деле о ней думают. Мы придем к тому, что люди начнут собираться на квартирниках и тайком что-то рассказывать друг другу. Власть не будет понимать настроения. Надо давать возможность разговаривать.
Сегодня [оппозиционные] настроения убираются гигантскими сроками, и поэтому люди занимаются самоцензурой. Возникает нездоровая атмосфера стерильности. Любая инаковость нужна — и обществу, и государству.
— Случай из ресторана — это ведь классический донос. Почему это происходит?
— А вы посмотрите, как в обществе возросла агрессия. В свое время я проводила опрос о смертной казни. Выяснилось: большинство людей ее поддерживает, даже имея в виду вероятность незаконного уголовного преследования и ошибок при расследовании. При этом эти же люди говорят, что боятся попасть в тюрьму. Что происходит у них в головах? Это объясняется только тем, что, с одной стороны, есть агрессия, а с другой — страх. И это нездоровая история. В здоровом обществе присутствуют милосердие и сострадание даже к самым страшным преступникам; люди хотят общаться.
Вот сейчас многие и пишут доносы, хотят всех казнить. Возможно, им кажется, что таким образом они отведут беду от себя.
«Это не исправительная, а карательная система»
— Логично перекинуть мостик в советское прошлое, чтобы понять истоки. То, о чем мы сейчас говорим, — сроки за слова, доносы — очень похоже на процессы, происходившие в Советском Союзе. В работе над книгой «Громкие дела. Преступления и наказания в СССР» вы об этом и говорите.
— Мне бы хотелось, чтобы эта книга стала в том числе предостережением.
Начну с того, что в советское время было очень много хорошего. Я узнала, что все уголовные дела рассматривались достаточно быстро. При этом в те годы не было ни биллингов, ни других современных технических средств, без которых сегодняшние расследования не представляются возможными.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
Сегодня следователи могут месяцами и годами расследовать преступления, где все ясно. В начале пандемии московский пранкер устроил сцену: упал в метро и имитировал приступ коронавируса. Это обычная хулиганка и административка, но парня посадили в СИЗО, а дело расследовали в течение года. Что можно было расследовать так долго?
У следователей одновременно находится несколько дел. Многие сотрудники затягивают работу, другим вообще не хочется ничего делать. Иногда просто не справляются. Все эти тезисы говорят о качестве следствия.
Однажды ко мне обратился бывший следователь, который рассказывал, как устал от того, что миллионы граждан пишут заявления о кражах и прочих мелких преступления. Он говорит, что все это рассматривать некогда, потому что начальство требует показателей раскрываемости. А когда у него в работе десятки дел, теряется концентрация — возникают ошибки. Это отговорки, которых быть не должно. И в советское время такого не было.
Дальше — суд. Самые тяжелые преступления и убийства советский суд рассматривал за неделю!
— А качество решений?
— Нормальное, не хуже [чем сейчас]. Сегодня дела в суде могут лежать годами. Нет никаких формальных ограничений. Раньше судья не брал другое дело, пока не рассмотрит текущее. Сейчас у одного человека одновременно могут быть десятки дел.
— Стало меньше судей или больше дел?
— Судей не стало меньше, а вот дел — да. Из-за этого концентрация теряется. Однажды судья рассказывала мне, как приходила на процесс и забывала, какое дело рассматривает: задавала вопрос про событие, которое относилось к другому преступлению. А потом мне как правозащитнику приносят перепутанные фамилии и неправильные даты в документах. Так быть не должно.
Кроме того, в позднюю советскую эпоху не давали больше 15 лет (правда, была смертная казнь). А сейчас: Ивану Сафронову — 22 года, Сергею Фургалу — 22 года, братьям Магомедовым — по 18–19 лет. Дают много и за насильственные, и за ненасильственные.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— Может быть, тут речь больше о резонансных делах, которыми подаются какие-то сигналы.
— Может быть. Но я стала мониторить дела, которые касаются обычных людей, — и там такие же сроки. Я нашла девушку, которая седьмой год сидит в СИЗО. Недавно суд вынес приговор и дал ей 17 лет за перевозку наркотиков.
Невероятно, когда человеку дают столько лет и думают, что он исправится. Это не исправительная, а карательная система.
— Вы писали книгу при содействии Судебного департамента при Верховном суде РФ. Там понимают суть проблемы?
— Понимают. Судьи рассказывают мне о своих трудностях. Многие из них — герои, потому что им очень тяжело.
— Глобально что-то можно поменять?
— Ограничить сроки по делам. Ограничить количество дел в руках одного судьи. Дать больше свободы судьям, потому что сейчас над каждым как будто нависает следствие. Мне говорят: «Если я кого-то оправдаю, мною наверняка заинтересуются и будут искать коррупционную составляющую». Следователи всегда пугают этим. Каждый судья вроде бы независим, но при этом боится, что за каждое оправдание влетит.
«Бунтарский дух не сломать, да и не нужно»
— В книге вы пишете про антисоветчика, которому за томик Высоцкого дали два года. Что это за история?
— В советское время случалось, что люди перепечатывали книги. Причем многие не были поэтами или писателями, а просто интересовались зарубежной литературой либо «идеологически вредными» русскими авторами, которые издавались за рубежом. Кто-то переписывал и перепечатывал книги у себя дома. И вот одна из типичных историй — про инженера, который сделал точно так же с книгой Высоцкого, а потом кто-то на него донес. В итоге у инженера нашли запрещенную литературу и про Сталина (отрывок из обвинительного заключения: «Данилин собрал у себя дома подборку изготовленных кустарным способом по фотонегативам книг ряда издательств США, ФРГ и Франции, которые содержали заведомо ложные измышления, касающиеся истории, государственного устройства, внешней и внутренней политики СССР. На протяжении 1982–84 годов Данилин часть этих книг давал для прочтения другим гражданам», — прим. ред.).
Суд признал его виновным, посчитав, что «исправление и перевоспитание подсудимого возможны лишь в условиях изоляции от общества». Инженеру назначили два года колонии. Через семь лет его реабилитировали.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— В введении вы задаетесь вопросом: «Как перевоспитывали бунтарей в советские годы и что с ними стало потом?» Как?
— Была интересная история о человеке, который получил срок за распространение листовок. Ему вменялся «неправильный образ жизни» и прослушивание зарубежного радио — посадили на четыре года. В наши дни этот мужчина стал священником, но потом снова проявился бунтарский дух. В 2006 году священника лишили сана за «политическую деятельность и участие в антиправительственных организациях». Дело том, что однажды он был в колонии, куда привезли Михаила Ходорковского (признан в РФ иноагентом): они встретились в молельной комнате и о чем-то побеседовали. Это и стало причиной для лишения сана. Потом прихожане писали письма в защиту священника. Не знаю, как сложилась его судьба.
Эта история говорит о том, что бунтарский дух не сломать, да и не нужно этого делать.
— Мы сейчас говорим об историях, не связанных с убийствами, но в книге описаны и страшные факты с исполнением смертных приговоров. Вы описываете истории четырех молодых людей, когда можно было не убивать за их преступления — но суд решал по-другому.
— И это было удивительно. Например, в деле 21-летнего Гены Балагурова жертва даже выжила, и весь город просил помиловать этого парня (8 мая 1961 года трое пьяных работников Читинского машиностроительного завода напали на учительницу, возвращавшуюся с вечерних занятий. Женщина выжила благодаря тому, что один из них, самый молодой, Геннадий Балагуров, вызвал скорую помощь. Впрочем, ранения ей нанес тоже он, — прим. ред.). Но советская власть этого не услышала. Судя по всему, несчастный совершил ошибку и покаялся, но этого оказалось мало. В ту пору ужесточали наказания за насильственные преступления. И Гену расстреляли.
— Однако другому молодому парню, приговоренному к смертной казни, удалось избежать этого наказания.
— Да, это был единственный человек, которого помиловали и вместо расстрела приговорили к 25 годам лишения свободы. Парень совершил ДТП в пьяном виде и наехал на остановку с людьми: трое погибли, пятнадцать человек пострадали.
«Никакое самоуправство недопустимо»
— Так зачем сегодня изучать истории преступлений и наказаний в советское время?
— Для того, чтобы брать самое лучшее и не повторять ошибок прошлого. О хорошем мы уже говорили, но было и много плохого. Например, людей быстро казнили и не давали возможности исправлять ошибки. Казнили и за экономические преступления, в том числе женщин.
— За последний год стало еще больше дискуссий про смертную казнь.
— Это бесконечные разговоры, особенно на фоне происходящих событий. Очень четко по этому поводу высказался председатель Конституционного суда Валерий Зорькин («Только лишь изменение Конституции <…> может послужить основой для возобновления смертной казни», — прим. ред.). И однозначно сказал президент, сославшись на Зорькина («Что касается смертной казни, совсем недавно, выступая на съезде судей, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин говорил об этом, и он сказал, отвечая на запросы тех, кто выступает за возвращение смертной казни, что для этого придется поменять Конституцию; поэтому моя позиция не поменялась», — прим. ред.).
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— Тем не менее тиражируются видео, как в зоне военных действий на Украине происходят внесудебные казни, в том числе с кувалдами.
— Это опасная тенденция. Никакое самоуправство недопустимо. Тем более внесудебные казни, как и казни в принципе. Никому не дано право решать, будет человек жить или нет. На сегодня такого права нет и у суда, не говоря уже о конкретных персонажах.
— Хотелось бы закончить чем-то хорошим.
— В России стало меньше людей в тюрьмах, колонии закрываются. Когда мы проезжали по мордовским зонам, нам говорили: «Вот здесь вчера была колония, а сегодня ее нет». По этому показателю мы находимся на историческом минимуме.
С 1 января 2024 года в силу вступит закон о пробации осужденных (документ предусматривает социальную адаптацию и реабилитацию осужденных, освободившихся из заключения, а также приговоренных к принудительным работам, — прим. ред.). Власти надеются снизить рецидив преступлений. По плану каждый год под пробацию будет попадать 50 тысяч человек. У этих людей появятся шансы стать полноценными членами общества.
