Зима уже полностью вступила в свои права, улицы обильно усыпаны снегом, первые морозы бодрят, но снегири еще в пути. Одевшись потеплее, я выезжаю из дома, чтобы принять участие в монтаже нового арт-объекта. Когда мы обговаривали с Тимофеем Радей нашу встречу, он наотрез отказался от того, чтобы я взял с собой фотографа. Сказал, что сам предоставит необходимые снимки. Ну что ж. Пусть будет так.
На часах 22.30, и через полчаса мы встречаемся в его мастерской. Я еще не знаю, что приеду домой в 5 утра и рухну на кровать. Не знаю и того, что именно мы будем делать, но интуиция подсказывает, что это будет интересно и, возможно, небезопасно. Подъехав к зданию, где располагается мастерская, жду в машине минут 10, пока на снег не падает тень человека на велосипеде.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Это он. Пожалуй, самый известный и таинственный художник Екатеринбурга, чьи работы известны далеко за пределами родного города. |
Заходим внутрь. В небольшой, но вместительной комнате чего только нет: доски, шурупы, клей, валики, бумага, картон, игрушечный гусь в кепке…На стене замечаю тромбон.
— Играешь? — спрашиваю, кивая в сторону инструмента.
— Нет, но в детстве играл на валторне.
— А каких исполнителей предпочитаешь слушать?
— «Кирпичи», СБПЧ, Billy’s Band, ну и потяжелее что-нибудь, например, IFK.
Тимофей предлагает выпить чаю, пока мы ждем его друга и верного соратника. Наливаем по стакану напитка. Взяв свой, я неторопливо обхожу мастерскую с любопытством ребенка, попавшего в комнату фокусника. Взгляд падает на железные щиты, такие же, как у омоновцев, но что-то с ними не так.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Подхожу ближе и вижу, что сквозь грубые куски металла проступает шрифт. Прочитав буквы, понимаю, что это статьи Конституции Российской Федерации. |
Сопоставив увиденное с тем, что завтра день двадцатилетия Конституции, понимаю, что именно мы сегодня будем делать. Тимофей поясняет, что устанавливать мы будем не сами железные щиты, а их большие фотографии, наклеенные на ДВП. Оригиналы щитов потом появятся на одной из выставок.
Переходим в соседнее помещение, Тимофей берет заготовленные листы ДВП и начинает наклеивать на них фотографии щитов.
«Статья 31. Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги, демонстрации…», «Статья 29… гарантируется свобода массовой информации, цензура запрещается…»
— Основную работу мы вчера сделали, — поясняет художник. — Установили пять щитов в окнах заброшенного особняка на перекрестке Шейнкмана — Ленина. А сегодня будем устанавливать щиты в более концептуальных местах, например, на стене СИЗО, на базе ОМОНа. Хорошо, когда подобные вещи появляются там, где их быть не должно, это вызывает сомнения и удивление. А сомнения — это хорошо.
— Ты думаешь, что омоновец, прочитав твой плакат, изменится и проникнется работой? Или, может быть, даже вспомнит о нем, когда будет разгонять демонстрацию, например?
— Вполне возможно, что да, может, даже в какой-то момент у него рука дрогнет. Вообще не думаю, что между мной и омоновцем есть какая-то разница. Он солдат и выполняет приказы, это его работа. Я художник, и моя работа — выполнять приказы моего сердца. Другое дело, если омоновцу прикажут бить женщин и детей. Тогда он встанет перед выбором, и, возможно, что увиденный им когда-то мой плакат сыграет в его решении определенную роль.
Тимофей часто улыбается, иронизирует, в то же время производит впечатление очень скромного и сосредоточенного человека. Рисовать он не умеет. Говорит, что, если есть друзья, которые помогают закручивать болты, то почему бы им что-то не нарисовать для общего дела. Тимофей Радя — это команда преданных друзей. И все, что придумано Тимофеем, без них бы не осуществилось.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Так сложилось, что вся деятельность, связанная с искусством, стала для него источником дохода. Он ездит с лекциями по стране, фотографирует, продает принты. На эти средства создает новые объекты. |
Нередко приходится общаться с полицией во время монтажа очередного объекта. Неоднократно увозили в отделение, приходилось писать объяснения по поводу своих действий. Если полиция подходит, то первым делом он объясняет им, что именно хочет показать своей работой. Что она не наносит вреда городу или конкретному зданию, а наоборот, делает его ярче.
Однажды двое полицейских даже стали спорить между собой. Один встал на сторону художника, другой был против, все как в классическом сюжете про доброго и злого полицейских. В итоге все же отпустили.
За этими разговорами нас и застал верный друг Тимы Паша Уровень — худощавый бородач лет 25 на вид, с ироничным прищуром и хитрой улыбкой. Пока Паша согревается чаем, продолжаем беседу.
— Кто твои любимые художники? — спрашиваю я у Тимофея.
— Паша Уровень! (смеется)
За окном уже больше часа ожидает «Газель». И наконец мы собираемся в путь. Загружаем в кузов щиты, шуруповерт, клей, валик, саморезы, большую стремянку и еще разные мелочи. Первый пункт назначения — перекресток Радищева — Московская. Там находится нужная нам стена СИЗО.
Приезжаем, Тима рассказывает, что вдоль стены есть точка, с которой можно сделать фотографию. И если грамотно расположить наш щит, то воедино сойдутся несколько символов: стена, вышка охраны, омоновский щит с цитатой из Конституции и купол церкви, увенчанный крестом.
Также он рассказывает, что в отличие от других щитов этот мы не будем прикручивать к стене, а просто прислоним его, так как стена основательная, кирпичная, и саморезы ее не возьмут — надо предварительно сверлить. Но человек с дрелью снаружи стены СИЗО выглядит как минимум подозрительно, поэтому стену решили оставить в покое и не травмировать, дабы не будить лихо, пока оно тихо.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| А вот лестница нам пригодится, чтобы сделать фотографию. Хотя я не совсем понял, чем лестница принципиально отличается от дрели, с точки зрения охранника, который может нас увидеть. |
В отличие от других щитов этот приклеен на лист ДСП, а значит — заметно тяжелее, чтобы ветром не сдуло. Около часу ночи в 30 метрах от стены СИЗО останавливается «Газель» и две фигуры в темной одежде достают из кузова внушительный лист ДСП.
Спокойно, без лишних движений и суеты переносят его через дорогу и аккуратно прислоняют к стене при свете уличных фонарей, совсем недалеко от оживленного для этого времени суток перекрестка. Третья фигура в это время стоит неподалеку, дабы не путаться под ногами. Потом двое возвращаются, достают из кузова стремянку и, установив ее уже в 20 метрах от стены, делают фотографии. Спустя несколько минут сворачиваются и уезжают. В Багдаде все спокойно.
Хороших снимков Тима так и не сделал. Сказал, что так как щит приставлен, а не прикручен, хорошей фотографии не получится и что завтра, скорее всего, щит уберут прямо с утра.
Следующая наша точка — база ОМОНа на ВИЗе. Здесь планируется прикрутить лист ДВП на деревянный забор. Эта задача проще, так как место практически безлюдное в это время, освещения минимум. Правда, в 50 метрах находится КПП военной базы.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Один щит, шесть саморезов, пять минут времени — и всё готово. |
Пока Тима фотографирует, мы с Пашей любуемся работой и травим байки. Я вспомнил историю о том, как мне, десятилетнему пацану, мечтательно ожидающему автобуса на остановке в двадцатиградусный мороз, какой-то незнакомый военный вытер сопли прямо своей зеленой вязаной перчаткой, ласково приговаривая: «Ну ты чего нюни-то распустил, соберись», — и отвернулся в свою сторону. Сейчас я стою в таких же перчатках, только в черных, и родители боятся отпускать своих детей одних. А Паша поведал историю о том, как им с Тимой пришлось однажды спрятаться от полицейских в мусорные баки, иначе они бы их засекли при монтаже очередного объекта. И про то, как другие полицейские умыкнули у художников 300 рублей, когда оформляли в отделении.
Тимофей рассказал свою историю. Однажды ему пришлось ночевать в мастерской, и он в размышлениях бродил по зданию, где она находится. И тут перед его глазами предстал гроб, он решил переночевать прямо в нем. На утро выяснилось, что гроб делал его знакомый под свои размеры, но, не смотря на то, что гроб был чужой, художник в нем выспался и набрался свежих сил. «Удобная штука — гроб, хоть каждый день бы там спал», — добавляет Тима.
Трогаемся в путь. Нас ждет заброшенный особняк в центре, недалеко от перекрестка Шейнкмана — Ленина. Вчера там установили пять щитов в окнах. Но Тима хочет вернуться, кое-что поправить и сфотографировать. Пока мы едем, я спрашиваю про его отношение к коммерческому успеху художника.
— Думаю, что коммерческий успех — это тяжелая ноша, это скручивает, искажает, и постоянно нужно раскручиваться в другую сторону, чтобы соблюдать баланс. Коммерческий успех может испортить художника.
— Но ведь Дали не стал писать хуже, когда стал знаменитым и богатым.
— Да, но Дали на тот момент уже был в каком-то совсем другом измерении. Там невозможно было испортиться. В то же время я считаю, что художник не должен быть бедным. В России недостаточно хорошо развит рынок искусства. И поэтому считается, что продавать предметы своего искусства — это плохо, но по-моему, это бред.
— В чем для тебя будет заключаться твой коммерческий успех? Дорогой автомобиль? Квартира в элитном доме?
— Меня вполне устроит кроссовый мотоцикл и дом в чистом поле (смеется). Вообще я считаю, что богат тот, кому хватает.
Было уже около трех часов ночи, когда мы подъехали к особняку. Газелист включил фары на дальний свет и развернул машину в сторону дома.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| В оконных проемах виднеются пять щитов, прикрученных вчера. |
С помощью Паши, который понимает друга без слов, Тимофей настроил стремянку и принялся фотографировать.
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Ему очень понравилась лепнина, и ей он уделил особое внимание. |
 Фото: архив 66.RU |
|---|
| Тима — перфекционист до мозга костей. Увидев небольшие зазоры между стеной и двумя щитами, он вскарабкался на лестницу и устранил это недоразумение при помощи шуруповерта и саморезов. Теперь все гладко и можно ехать дальше. |
Полицейский участок в центре города — наш последний пункт назначения на сегодня. К нему мы поедем уже на моей машине. «Газель» придется отпустить.
Вооружившись плакатом, свернутым в рулон, банкой клея и валиком, мы прибыли на место. Прямо напротив центрального входа стоит рекламный щит примерно два на два метра. Он находится прямо под фонарем, пространство вокруг тоже хорошо освещается. Мы как на ладони. В любой момент может появиться патруль.
Спокойно, без лишних движений парни покрывают рекламный щит слоем клея, попутно переживая, что он может не схватить наш постер. И вот щит готов, и мы аккуратно разглаживаем бумагу по его поверхности.
Потрачено примерно 3–4 минуты, и как только мы разворачиваемся, чтобы удалиться, из дверей выходят полицейские. Садятся в «коробок». Но мы в этот момент уже обычные прохожие, правда, с валиком на палке и пластмассовым ведром. Машина ППС неторопливо проезжает мимо нас, невозмутимо бредущих вдоль улицы. Тима делает снимки, и спустя еще 5 минут мы едем в мастерскую. Позже выяснится, что и эти фотографии не получились, а могло бы выглядеть впечатляюще.
Ввалившись в мастерскую, замерзшие, уставшие, улыбающиеся, мы наливаем по стакану чая и продолжаем беседу.
— Тима, ты много ездишь. А сколько времени в году проводишь в Екатеринбурге?
— Примерно 2/3.
— Не планируешь переезд в другое место: в Европу или Москву?
— Работа художника подразумевает постоянный переезд. Мне нравится Екатеринбург, это мой дом, и мне удобно тут жить. Можно сказать, что я патриот своего города. В современном художественном мире ты в конкурентной ситуации по отношению к другим специалистам, независимо от места проживания, так что переезжать на ПМЖ я не вижу смысла.
— Есть у тебя проект мечты?
— Да! Я хотел бы осуществить первый в мире нелегальный полет в космос. Построить космический корабль и вывести его на орбиту. Вообще я большой поклонник техники. Техника — это такое же искусство, это настолько же сложно, красиво и требует огромного труда.
— Часто приходится сомневаться в себе?
— Да, моя работа связана с этим неразрывно. Сомнения — механизм очищения идеи. В общем, сомнения необходимы.
— Тяжело ли поддерживать инкогнито и почему ты решил скрывать лицо?
— Я веду достаточно замкнутый образ жизни, поэтому можно сказать, что получается. А все, что связано с медными трубами, для меня не очень удобно. Одно дело, когда известно только твое имя, а другое дело — внешность. Поэтому, даже знакомясь с новыми людьми, я чувствую себя комфортно, так как они могут не знать меня.
— Какова твоя сверхзадача в искусстве? Что бы ты хотел изменить?
— Количество самых главных идей и вещей в любые времена сравнительно небольшое. Просто художники в широком смысле говорят об одном и том же, но на разных языках. Для меня роль любого искусства в том, чтобы не забывать, что я культурный, думающий человек, и напоминать об этом другим. Можно сказать, что искусство в целом похоже на молитву. Пока она повторяется в мире, мы существуем. Если она прекратится, то все остановится.
Город видел уже свой седьмой сон, а я не спеша ехал в машине, выключив магнитолу. Мыслей почти не было. Было чувство, что я прикоснулся к чему-то важному и ценному. А еще вспомнилось, что, если в «Яндексе» набрать имя Иосиф, то первой строчкой выпадет Бродский, а только потом Сталин. Один Иосиф творил историю, другой воспевал вечность и своим примером показал, что слова способны прожечь насквозь любую сталь, будь то щиты омоновцев или железный занавес.
Текст: Наум Блик
Фото: Дмитрий Здомский и Тимофей Радя
Какие журналисты - такие репортажи.