Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Михаил Черепанов: «Уральскую экономику спасет стресс»

11 апреля 2014, 11:00
Михаил Черепанов: «Уральскую экономику спасет стресс»
Фото: Ирина Баженова; архив 66.ru
О том, почему кризис — это хорошо, чего реально опасаются промышленники, кому нужна сильная Россия и как изменился Путин, Порталу 66.ru рассказал первый вице-президент СОСПП Михаил Черепанов.

К Михаилу Черепанову у нас изначально был вал вопросов, поскольку сложно найти в регионе человека, который бы был более осведомлен в политической и экономической жизни свердловских промышленников. Первый вице-президент областного Союза промышленников и предпринимателей рассказал Порталу 66.ru об опасностях, которые таят западные санкции, предстоящей оптимизации персонала и о том, почему, по его мнению, глупо упираться в спасение машиностроительного Уралмашзавода.

Михаил Черепанов считает, что стресс, вызванный мировой политической нестабильностью, может стать катализатором переориентации экономики России и Свердловской области. Без этого — путь один, и он тупиковый — нефтяная игла.

— Начнем с политической турбулентности. Что с нами будет, если ЕС и США применят обширные экономические санкции?
— Вектор развития российской экономики — это переход от сырьевых отраслей к технологичным. Как ни парадоксально, санкции могут хорошо повлиять на этот процесс. Безусловно, возникнут трудности, но я надеюсь, что будут и плюсы. Благодаря этому стрессу возможна переориентация экономики страны и региона. В частности, станет понятно, кому жить и развиваться, а кому, к сожалению, придется уйти с рынка. И это, на мой взгляд, вовсе не так уж и плохо.

— Так санкции-то фиктивные. Никакого экономического эффекта, никакого шока, ничего нет. Есть только предчувствие.
— Безусловно. Во многом сейчас это только предчувствие. Но говорить, что ничего не произошло, нельзя. Уже произошло многое, что даст определенный эффект. Прежде всего это уход инвесторов, как следствие — волатильность рынка и колебание курса доллара и евро. Это значит, что многие предприятия, прежде всего крупные, которые имеют кредиты в валюте, будут вынуждены нести дополнительные расходы. Естественно, никто не прогнозировал такую ситуацию. Это может нарушить систему координат, может повлечь досрочный отзыв кредитов. Это серьезный риск для предприятий.

— А если конкретнее, у крупных компаний есть такие кредиты?
— Безусловно. У абсолютного большинства есть кредиты в иностранных банках, что заставляет их четко выполнять определенные жесткие условия, это, можно сказать, внутренняя задача для каждого конкретного производителя. Но мы пока не наблюдаем трудностей с банковским сообществом.

— Как насчет заявлений, что российские банки готовы перекредитовать предприятия?
— Если честно, я таких заявлений сейчас не слышу. Более того, если говорить о малом и среднем бизнесе, то я ожидаю, что у них с кредитованием все станет еще сложнее. Это уже произошло, и еще продолжится.

— А проблемы в связи с украинскими событиями?
— Очень многие предприятия, прежде всего машиностроительные, а их много в Свердловской области, оборонные предприятия — имеют поставщиков с Украины. Сейчас, если украинский поставщик откажется от выполнения контрактов, быстро-быстро найти российское предприятие, которое бы имело необходимую продукцию, с необходимой документацией, имело бы возможность увеличения производства, не так-то просто. Кроме того, за этим последует вполне вероятное удорожание замещений: если раньше был выбор — взять на Украине или в России, то в новой ситуации российское предприятие становится монополистом. А это, извините, уже совсем другие условия. Все это, естественно, может повлиять на себестоимость, затраты и конкурентоспособность продукции.

Украина много поставляет двигателей разного формата. К примеру, «Уральские локомотивы» получают достаточно важные комплектующие с Украины. Но следует подчеркнуть, что ни один их поставщик пока не нарушил условия поставок. Кроме того, «Уральские локомотивы» с 2010 года реализуют программу работы с комплектаторами, которая предусматривает конкурентное замещение по каждому узлу и детали локомотивов.

— То есть украинские друзья еще не сказали нам до свидания?
— Еще не сказали. Но такая угроза существует.

Угрозы есть, и угрозы весьма серьезные. Но есть и альтернативы. Как утверждает Михаил Черепанов, для умных людей кризис — это в первую очередь возможности.

— Альтернативы-то есть?
— Конечно. Более того, недавно у меня был разговор с председателем правительства Свердловской области Денисом Паслером, после которого он дал поручение вице-премьеру областного правительства Александру Петрову провести совещание и помочь предприятиям найти партнеров для замещения. Кстати, если мы говорим, что кризис — это не только трудности, но и возможности, то у свердловских предприятий есть шанс подсуетиться и встроиться в программы замещения.

— Китай — тоже альтернатива? Насколько мы знаем, вы активизируете работу с Республикой. Там более выгодно?
— Точнее, все более выгодно.

— Китай заменит нам Европу? Вам — Европу?
— Частично.

— А если европейцы и американцы введут ограничение на наши поставки? Не будут газ покупать, нефть, металл, мол, «и пусть они там сдохнут, в своей России»?
— Ну, во-первых, рынок Европы — это не весь мировой рынок. Рынок Америки вообще для нас минимальный. Поэтому больших революций здесь не произойдет. Если что-то немножко упадет в Европе — будем увеличивать в Азии. Здесь я больших трудностей не вижу.

— Кстати, вы недавно вернулись со съезда РСПП. На федеральном уровне к сложившейся ситуации относятся с таким же позитивом? Разделяют ваши убеждения, что кризис — это возможности?
— Конечно. Возможности реально есть. В кулуарах на съезде мы, естественно, много обсуждали, говорили о том, что происходит в экономике. И не надо здесь нагнетать. Ничего страшного сейчас в мире не происходит. Более того, у предприятий и правительства есть опыт недавнего кризиса. Компании сейчас, безусловно, поднимут антикризисные планы, написанные еще в 2009 году, и пустят их в ход. Конечно, за этим последует оптимизация персонала. Непростой вопрос, но в этом тоже есть свои плюсы.

— О каких плюсах речь?
— Ситуация сегодня действительно отличается от 2008 года, правительство чувствует себя гораздо более подготовленным к вызовам. За последние годы в стране созданы государственные институты развития, позволяющие использовать широкий инструментарий для решения возможных проблем промышленного и финансового сектора. Имеются бюджетные программы поддержки развития малого и среднего бизнеса, способствующие созданию дополнительных рабочих мест. Именно поэтому от правительства РФ идут сейчас явные сигналы: если предприятие считает, что в рамках антикризисного плана необходимо сокращение персонала, то это нужно делать. Главное сегодня — сохранение предприятия как экономически активного субъекта. Это важно. И это новое. Во-вторых, по социсследованиям СОСПП, главная проблема промышленников — это не деньги, не кредиты, не инфраструктура, а кадры — недостаток квалифицированного персонала. Так оценивают это промышленники. В условиях нестабильности неконкурентоспособные предприятия будут высвобождать персонал, что облегчит ситуацию на рынке труда и решит часть проблем конкурентоспособных предприятий.

В кулуарах съезда РСПП бизнесмены обсуждали возможную попытку Америки уронить цены на нефть, ударив тем самым по экономике России.

— А риски вы обсуждали в кулуарах съезда?
— Мы знаем, как справиться с большинством проблем. Разве что обсуждали единственную возможность Запада в экономической войне с Россией — это возможности снижения стоимости нефти. Теоретически такие возможности есть. Но это непростой очень вопрос, который, безусловно, принесет большие убытки западным странам. Пойдут ли они на это?

— Это серьезный шаг, распечатывать госрезервы, опять с арабами договариваться.
— Безусловно. Здесь целый комплекс мер может быть для этого принят. В том числе и увеличение добычи сланцевой нефти, транспортные и логистические решения. Очень дорогостоящий шаг получится, который принесет огромные убытки Западу.

— Дорогостоящий. Но, может, это и есть одна из долгосрочных задач?
— Не думаю.

— Почему? Кому нужна сильная Россия?
— Да мне кажется, Западу нужна сильная Россия.

— Зачем?
— Ну, разговор не о сверхдержаве или империи. Сейчас раздувается истерия на тему формирования каких-то имперских настроений у России. Но в реальности крепкая и сбалансированная Россия только на руку Европе. Зачем им на своих границах иметь кризисную страну?

— Кстати, насчет имперских настроений. Ранее мы обсуждали, и вы утверждали, что «новый Путин» заинтересован в развитии бизнеса, сейчас создается ощущение, что он просто хочет войти в историю как собиратель земель русских, не сильно заботясь при этом о бизнесе.
— Ну, я не сторонник этой идеи. Мне кажется, что «собиратель земли русской» и прочее — это журналистские трюки. Была конкретная ситуация, в которой надо было принимать решения, и они были приняты. Плохи они или хороши — ответит история. Я хочу сказать о следующем: на съезде я видел президента не в первый раз, но — главные мои впечатления от этой встречи — я никогда не видел его таким собранным. Он всегда харизматичен, всегда в нем чувствуется большая энергия. Но в этот раз он был сконцентрирован как никогда. А относительно развития бизнеса могу сказать следующее: после нашего съезда Путин еще два часа беседовал с членами правления за закрытыми дверьми. Говорили о жизни, о реальном, о том, что надо сделать сегодня для государства, — серьезные вопросы. Были на встрече и представители системообразующих компаний.

— И что нужно сделать для государства?
— Ну не обо всем я вправе говорить, поскольку лично там не был. Но насколько я знаю, были два тезиса: что будет нелегко, что надо сохранять системообразующие предприятия; и второй тезис был — о возможности помощи Крыму.

— Протекционизм государства в сложившейся ситуации поможет? Нужен он вообще?
— Конечно, нужен. Например, если говорить о ВТО — это не инструмент ограничений, как принято у нас воспринимать, это инструмент протекционизма. И мы пока еще первоклашки в использовании этого инструмента.

— То есть ВТО вы воспринимаете как благо?
— ВТО можно пользоваться — либо себе в ущерб, либо себе во благо, в зависимости от профессионализма тех, кто этим занимается.

Черепанов считает, что в посткризисные годы уральские предприятия накопили определенный жирок, который им поможет легче пережить нынешнюю нестабильность.

— Хорошо, давайте вернемся к Свердловской области. Недавно вы выступали с докладом о политике реиндустриализации. Как вы видите будущее Свердловской области лет через пять?
— Поясню. Здесь спор заключается в следующем: есть такие у нас экономисты, которые говорят: да, сегодня технологии, оборудование, квалификация в развитых странах на порядок выше, чем в России. Они предлагают перешагнуть через этот этап развития и сразу окунуться в постиндустриальное общество, в общество биотехнологий, ИТ-бизнеса, робототехники и т.д. Мы говорим: давайте. Но это всего лишь мечты, потому что есть реалии предприятий, городов, моногородов. Их нельзя просто выкинуть. Наш путь — это техперевооружение: новые технологии, новое оборудование, новые люди. Целый ряд компаний Свердловской области идет по пути технологической модернизации. Другие предприятия по-прежнему не вкладывают средства, уводят прибыль. И будущего у них, к сожалению, нет.

— Нельзя разве таким предприятиям прислать доктора сейчас?
— Так вот он и пришел, этот доктор. Он сам пришел. За счет нестабильности экономики предприятия будут либо быстро меняться и выживать, либо стагнировать и уходить в банкротство.

— Ну вот на ЧТПЗ доктор приехал…
— Нет, я имел в виду доктора как мировую ситуацию.

— А я как раз о «докторе», который к Комарову приехал.
— Так это при чем здесь? Это разные вещи. Собственник — это человек, который там какие-то поступки совершает. А предприятие — это предприятие, это совокупность целая, это коллектив, оборудование, технологии и т.д. Предполагается, что собственник ЧТПЗ нарушил закон. Но это еще не факт. Если он нарушает закон, неважно, какое у него предприятие, сколько у него миллиардов, он должен отвечать за это.

— Вы же понимаете, что у нас избирательный закон. Избирательная судебная система, и преследование уголовное — избирательное.
— Ну, есть такой элемент, соглашусь с вами, но не абсолютно же.

— Для местных промышленников это стало сигналом? Наверняка же обсуждали?
— Не обсуждали. Честно.

— Ладно, я понял. Закрытая тема. Надо ли спасать Уралмаш и как то, что сейчас там происходит, соответствует тому, что вы говорили про реиндустриализацию? Вот сейчас хотят всю площадку Уралмаша зачистить и построить там жилье, а производство перевезти на Уралхиммаш.
— Я на самом деле не совсем понимаю панику. Я все-таки сторонник рыночной экономики.

— Собственники, по-моему, даже не пытаются вникать, что из этого предприятия можно что-то сделать.
— Это неправда. Газпромбанк уделяет этому активу большое внимание. Разрабатывались различные сценарии. Много сил и денег потратили на то, чтобы найти рыночные ниши и под эти задачи реорганизовать предприятие. Тем не менее собственник нашел вот такое решение. Так почему девелоперский бизнес перестал быть бизнесом? Машиностроение как бизнес также сохраняется, но оптимизируется в зависимости от рыночной конъюнктуры.

— Ну а как же «гордость Свердловска»? Как же все разговоры о реиндустриализации?
— Ну не получилось. Строили, пытались — не работает. Ну и что сейчас? Я не вижу здесь противоречия. Реиндустриализация как раз и предполагает создание эффективных производств. В бизнесе важен результат, предприятие должно зарабатывать, создавать пользу для общества и, конечно, акционеров. Процесс ради процесса в бизнесе неинтересен.