Людмила Холодова, профессор УрГАХУ: «В Екатеринбурге архитектуры нет, есть культ безликих стеклянных банок»

«Продюсер проектов» — так можно назвать архитекторов-теоретиков, выпускающихся с кафедры теории архитектуры и профессиональных коммуникаций Уральской архитектурной академии, которой почти двадцать лет руководит профессор Людмила Холодова. Это специалисты, которые умеют так преподнести архитектурную идею или концепцию, чтобы инвестор согласился участвовать в ее реализации.

Ну и кроме того — это настоящие ученые от архитектуры. Специалисты, подкованные по части теории, способные видеть градостроительную ситуацию более широко, чем творцы, работающие над отдельными проектами. Когда в информационном поле стали всплывать такие неожиданные архитектурные идеи, как строительство храма на пруду и концертного зала, совмещенного с апартаментами, мы задумались: где же эти специалисты, которые на самых ранних стадиях проектирования способны направить фантазии архитекторов в нужное русло?

— Людмила Петровна, вы тоже считаете, что архитекторам-практикам не хватает теории?
— Не хватает, и очень сильно. Екатеринбург устал от функционализма, в стиле которого застраивался много лет. Наследие Хрущева, в пику Сталину отказавшегося от классицизма и ампира, к сожалению, живет в нашей архитектуре до сих пор. Клеточки квартир, безликие общественные здания, никакого декора. Жилые дома, которые мы видим за окнами, — никакие! Это не архитектура. Лишь в последние годы стали делать робкие попытки как-то украсить здания, строить что-то по индивидуальным проектам. Робкие — потому что архитекторы еще не до конца осознали эту необходимость. А теоретики уже классифицировали этот новый стиль — эклектика, в самом благородном смысле этого слова. Эклектика подразумевает время подводить итоги тому, чего мы добились в архитектуре за все века ее существования. В этот период можно строить в любом стиле, какой только существовал раньше. Лишь бы это было уместно и профессионально.

Людмила Холодова на работе.

— Так ведь можно любую гадость запроектировать, списав все на эклектику…
— Можно гадость, а можно сделать профессиональную вещь, которой будут люди любоваться, а со временем она станет памятником архитектуры.

— В Екатеринбурге, по-вашему, таких зданий нет?
— У нас почему-то никак не прекратят строить круглые стеклянные банки, как будто ничего кроме них в мировой практике не существует. Это бестелесная архитектура. Она ничего не отражает, разве что небо, и ничего ценного в себе не несет.

— А что ценно?
— Мы живем в век информации, именно она является самым ценным. Каждый декоративный элемент на здании, каждая завитушка — это информация. Этого не хватает людям. Когда информации мало, вы все прочитали и ушли. Вот в этих наших стеклянных банках читать нечего — высокое здание, полностью стеклянное, и все. Но архитектура функционализма тоже может и должна быть информативной. В арсенале архитекторов есть цвет, огромные возможности светотехники, которая может в вечернее время превратить здание во что угодно. В этом году у нас была работа по пиксельной архитектуре. Вариантов масса!

— Башня «Исеть» по сравнению с «Высоцким» выигрывает благодаря иллюминации в темное время суток?
— Башня «Исеть» сильнее, чем просто банка, в ней есть атрибуты конструктивизма, и профессионалы их видят. Что касается подсветки, одной башни «Исеть» для Екатеринбурга, конечно, очень мало. Вспомните знаменитый проспект Бродвей в Нью-Йорке. Это настоящая достопримечательность, которую даже в фильмах показывают. Там просто чудеса техники. Хотя в реальности это совсем небольшой квартальчик, длиной меньше километра. Такой вполне можно устроить в Екатеринбурге. На фасадах общественных зданий, все обитатели которых вечером уходят по домам, можно устраивать настоящие световые представления.

Башня «Исеть».

— То есть делать некие медиафасады?
— Совершенно верно. Время медиафасадов обязательно придет. Но потом и от них люди устанут, и нужно будет придумывать что-то новое. Это вечное движение. И сегодняшнему эклектичному стилю надо дать развиться во всей красе. Пусть архитекторы ищут, пробуют, экспериментируют, делают что-то новое. А пока я, пожалуй, не назову ни одного здания в Екатеринбурге, ради которого можно было бы приехать в этот город, чтобы посмотреть на него. Нет у нас своего Гауди, нет «здания-капли», посмотреть на которые съезжались бы со всего мира. А ведь построить одно-единственное здание-чудо для такого города, как наш, это не так уж дорого.

Екатеринбург знаменит пока только тем, что «здесь царя убили», и этот похоронный имидж меня страшно беспокоит. А ведь отвлечь внимание от этой темы может даже просто какая-то территория, на которой демонстрируются чудеса современной техники. Но это должны быть действительно сногсшибательные чудеса. Голограммы, масштабные цветомузыкальные фонтаны, воссоздание каких-то знаковых объектов — все это жутко любопытно, и во многих других успешных городах это есть.

— Это ведь уже не архитектура, а элементы городской среды?
— Да, то, что находится рядом с человеком. Какие-то тактильные зоны, которые он может потрогать. Мы ведь не можем разом снести все некрасивое, а на его месте построить красивое. На это просто нет средств. Но ведь есть гораздо более дешевый способ улучшить климат в городе — обратить внимание на среду, даже просто на благоустройство. И не только для туристического имиджа города, но и для самих горожан. Люди хотят видеть город красивым. Современные жилые дома — это просто окна, окна, окна, и все. А ведь архитектор может придумать для каждого дома свой уникальный образ, который сделает его живым и интересным. Приемов для этого просто бесчисленное множество, просто эта работа архитектора стоит денег, поэтому все наши дома — однообразные и некрасивые, как тюрьмы.

— Улица Красноармейская, часть которой сделали пешеходной, — это же хороший пример такого благоустройства среды?
— Конечно. Для людей, которые там живут, это очень хорошо.

— А улица Вайнера?
— Вайнера — это просто черновик того, как должно быть. Она очень неуютная. Там можно сделать крытые зоны, переделать фасады некоторых зданий — очень много недоделок.

Ул. Вайнера в Екатеринбурге.

— Почему бы архитекторам не настаивать на более художественных решениях фасадов наших новостроек?
— Послушайте, архитекторы — такие же живые люди, как и все остальные. Они работают на заказчика. К чему миндальничать? Всё решают деньги. Как заказчик сказал, так архитектор и сделал. Иначе он остается без работы и без денег.

— Есть ли, по-вашему, шанс переломить эту ситуацию?
— Я могу сказать, что она уже меняется. Я это вижу по нашим студентам. Каждый новый набор всё интеллигентнее, вдумчивей и самостоятельней. Современные студенты — это наглядное опровержение мифов о том, что все они бездельники и лентяи. Они трудоголики! Они много читают, им это интересно. Они становятся все более эрудированными. Конечно, сама атмосфера учебного заведения тоже влияет на них, но она ложится на уже подготовленную почву. Самые болезненные месяцы для преподавателей — это сентябрь и октябрь, когда первокурсники ведут себя шумно. Ничего не поделаешь — школа приучает их к тому, чтобы перекрикивать друг друга. Но через два месяца все затихает, потому что они видят, что этими криками они никак не вписываются в нашу атмосферу. И они переключаются на другое, на учебу. Я думаю, рано или поздно именно наши выпускники сумеют придумать что-то сногсшибательное для Екатеринбурга.