Участники клуба, несмотря на коронавирусные ограничения, собираются по субботам на первом этаже в ДК железнодорожников. Большой зал расчерчен партами, на партах — коробки с винилом, десятки коробок. За ними, как за прилавками, стоят мужчины в джинсе, некоторые — в темных свитерах, кто-то — в толстовках с принтами рок-групп. Дмитрий Агишев, глава клуба, скажет мне, что средний возраст участников — от сорока лет, но, кажется, он уменьшил его лет на десять.
| |
|---|
В зале то тут, то там раздается бодрый зарубежный рок — мужчины показывают друг другу любимые клипы и песни в мобильниках. Некоторые подолгу перебирают пальцами ряды пластинок, рассматривают обложки. На вопрос, почему среди них нет ни одной женщины, мои собеседники пожимали плечами — «как-то не приходят».
Все они с придыханием говорят о Шувакише — магическом месте на отшибе Свердловска, где в восьмидесятых стихийно образовался рынок с зарубежными товарами, недоступными советскому человеку. В городе были пустые прилавки, скудный продуктовый набор по талонам и очереди, а на Шувакише была джинса, импортная техника и винил — голос зарубежья, новой музыки и нового времени.
На Шувакише собирались фарцовщики и меломаны, но если первые вели «бизнес», то вторые просто хотели увидеть своих и обменяться пластинками, чтобы услышать как можно больше разной музыки, которая нигде открыто не транслировалась. Иногда за пластинки доплачивали, если они не были поцарапанные или грязные, но в основном меломаны собирались не ради денег. Люди часто попадали под облавы — изъятые пластинки демонстративно ломали, колотили молотками, разбивали вдребезги. Лишиться драгоценного винила было страшнее всего, даже страшнее, чем писать объяснительное письмо по месту работы, выйдя из отделения милиции.
| |
|---|
Дмитрий Агишев — директор клуба меломанов уже 25 лет. За эти годы они не раз переезжали:
«Наш клуб никому не нужен, мы некоммерческая организация, прибыли от нас никакой. С самого начала, еще до появления Шувакиша, меломаны собирались около остановки «Южная» — там был лес, где можно было хаотично встречаться и меняться пластинками, но сотрудники милиции это запрещали, отлавливали людей, а пластинки на виду у всех ломали об колено. Считалось, что это вредная музыка, но тексты песен, например, The Beatles или Rolling Stones были банальны, про любовь: «Я держу твою руку, ты — мою» и все в этом духе. Эта музыка была необычной, она будоражила молодых людей, молодежь хотела услышать что-то новое, носить джинсы и кожаные куртки.
Мне было в то время 12 лет, я ездил туда со своими старшими друзьями и все это видел, меня это завораживало — я влюбился в винил. Это сейчас есть столько носителей, есть интернет, откуда все можно скачать, а раньше ничего не было. В семидесятых был молодежный журнал «Ровесник», где Артемий Троицкий на последней странице писал о зарубежных группах: Deep Purple, Queen, Rolling Stones — для нас это было что-то из ряда фантастики, и мы ловили эти крохи с замиранием сердца.
Мы с друзьями ездили на Шувакиш, тогда у меня появилась первая пластинка — Deep Purple, 1976 года. Пластинки доставали с большим трудом, их привозили только нелегально из-за границы: дипломаты, моряки. Вместе с друзьями мы покупали одну пластинку каждое воскресенье и слушали все вместе».
Время от времени к Дмитрию подходят, спрашивают о пластинках — тогда он сразу вскакивает и быстро-быстро рассказывает интересующемуся все о виниле, который тот держит в руках. Его пластинки стоят 2-3 тысячи рублей.
«В то время, — говорит он, когда от нас с пластинкой отходит коллекционер винила, — милиция постоянно делала рейды. Им нужен был отчет о задержании меломанов, и время от времени они на нас охотились. Было страшно, но не за себя: ты потратил большую сумму денег, у родителей взял, у друзей, а кто-то приходит и ломает твою пластинку. Никто из нас не хотел развалить СССР — просто это была культура, которой больше нигде не было».
На шее у Дмитрия замечаю золотую цепь, увешанную свастиками. Он перехватывает мой встревоженный взгляд:
«Это буддистский символ, — успокаивает. — Для меня это не имеет ничего общего с фашизмом. Для меня он означает быть всегда молодым, счастливым и не носить в себе злость».
Когда Шувакиш закрыли, меломаны передислоцировались к «Черному тюльпану» на улице Первомайской — памятнику воинам, погибшим в Афганистане и Чечне. Некоторые из участников сообщества выпивали, среди них случались стычки и драки. Местным «афганцам» не нравилось, что около памятника собираются подозрительные личности, меняются пластинками и оставляют после себя мусор. Проблему решили в одночасье: толпа «афганцев» пришла к памятнику и попросила собравшихся уйти раз и навсегда, а тех, кто с ходу не согласился, стали бить. Так собираться на Первомайской меломаны перестали.
«Потом мы собирались в ДК молодежи, — продолжает Дмитрий, — потом перешли во Дворец спорта, а потом — в Дом спорта и там были около 20 лет, но нас тоже попросили оттуда уйти — говорили, что помещение хотят занять сотрудники МВД. Потом мы были в ДК Лаврова, но и оттуда администрация нас выселила, как мы ни уговаривали их: говорили, что готовы собираться хоть в раздевалке. Мы ко всему привыкли: на Шувакише стояли и в 30-градусный мороз с пластинками в руках».
После всех мытарств с переездами меломаны обосновались в ДК железнодорожников, но Дмитрий Агишев не отрицает, что и оттуда его сообщество перебазируется на другое место.
| |
|---|
Дмитрий Агашев рассказывает, что среди участников есть люди, которые занимают высокие посты и просят их не фотографировать. Несмотря на то, что за меломанами перестали охотиться, как за шпионами, и обвинять в попытках «развалить СССР», некоторые по инерции стесняются своего увлечения.
Среди собравшихся сегодня мужчин есть те, кто специально к восьми утра приехал из Магнитогорска, Нижнего Тагила, Уфы и даже Омска. Всего около 50 человек.
«Я с 1985 года начал интересоваться винилом, — рассказывает Дмитрий Мусиченко, один из участников клуба, он тоже принес коробки с пластинками, — тогда был дефицит всего, в том числе дефицит музыки. Вначале это все было удивительно и необычно — мы чувствовали, что прикасаемся к запретному».
На рынок ездили компаниями еще и потому, что оказаться там в одиночку нередко было опасно: можно было нарваться на мошенников и остаться без денег и без покупок.
«Шувакиш был полубандитским, — подтверждает Дмитрий Мусиченко. — Там постоянно крутились люди, которые хотели украсть вещи или пластинки, даже у меня один раз украли пластинку: вдруг, как из ниоткуда, появилась рука, выдернула ее и сразу пропала. Люди друг другу не доверяли, само государство тогда настраивало нас на это. Там же, на рынке, ходили сотрудники милиции и КГБ, выхватывали кого-нибудь из толпы и забирали с собой».
Он вынимает из коробки необычную пластинку — на ней все написано на японском. Любовно оглаживает обложку, показывает вкладыш.
«Шувакиш уже закрыли, а меломаны все собирались. Потом те, кто занимался этим ради бизнеса, отпали. Остались те, кто по-настоящему любит это дело. Те, кто сейчас здесь собирается, знают друг друга уже лет тридцать. Не все слушают музыку в «айфонах» — это безликая музыка. Пластинку можно подержать, посмотреть, покрутить в руках. Это совсем другое качество звука. Конечно, современная цифровая технология позволяет делать очень качественную музыку, но можно сесть на «девятку», а можно сесть в «мерседес» — ты доедешь так и так, но это совершенно разное ощущение комфорта».
| |
|---|
Недалеко от входа, в углу, стоит парта с несколькими ящиками пластинок. Около них — мужчина в серой джинсовой рубашке и очках. Это — Борис Черданцев, бывший директор дискотеки «Эльдорадо» и совладелец клуба «Табакерка».
«В конце семидесятых с зарубежной музыкой все было очень плохо, — говорит он, — даже если доставали пластинки, они стоили бешеных денег — у меня мама получала на заводе 150 рублей в месяц за тяжелый физический труд, а пластинка стоила около 60 рублей.
Сначала я играл в школьной рок-группе на бас-гитаре, был местной звездой. Мы играли в основном советскую эстраду и пытались подбирать аккорды на зарубежную музыку. Впервые я увидел буржуйскую пластинку в девять лет, там стояли полуголые рокеры — так удивился: неужели бывает другая музыка, кроме Лещенко, «Песняров» и Магомаева?! После шестого класса я работал в летние каникулы и на заработанные деньги купил свою первую пластинку — это была группа Nazareth. Стал ездить на Шувакиш — втайне от родителей, они меня туда, конечно, не отпускали.
Я поступил в училище имени Чайковского, работал в филармонии в Казахстане, потом — в Свердловском отделении культуры, в это время появился Свердловский рок-клуб. Он создавался под контролем КГБ, комсомола и Министерства управления культурой. Все понимали, что музыканты не стоят на «правильных коммунистических рельсах», за ними нужно присматривать, но держать пар в этом сосуде уже было нельзя, и чтобы его выпустить, создали рок-клуб. Но музыканты были согласны и на это — им нужна была энергия слушателя, нужно было делиться творчеством. Удалось найти компромисс.
Я сам музыкант, поэтому стал таким «засланным казачком» и буферной зоной между министерством и рок-клубом. Не было идеи сломать Берлинскую стену, мы понимали, что, сделав шаг в сторону, можно получить «пулю»: тогда все говорили об истории, когда директора ДК на ЖБИ выгнали за один только концерт группы «Наутилус Помпилиус».
Борис рассказывает, что после появления компакт-дисков многие повыбрасывали свои пластинки. На помойке оказывались и очень раритетные экземпляры. Он сам вынес свой винил, но потом пожалел — вернулся к пластинкам, стал покупать их в интернете, меняться с друзьями. Собралась приличная коллекция. Дома Борис слушает только винил.
К пластинкам Бориса подходит молодой человек — он выделяется среди других участников: кажется, ему не больше тридцати. Он улыбается, рассматривает пластинки. Его зовут Никита.
| |
|---|
«Когда я был маленьким, в доме был проигрыватель, — говорит он, — отец включал его, и я завороженно смотрел, как крутятся пластинки. Когда я начал интересоваться музыкой, мне было 12 лет, это были нулевые. Начал покупать компакт-диски, потом захотелось купить себе свою пластинку, и я узнал про клуб меломанов — тогда они находились на Большакова. Первая пластинка, которую я купил, был альбом Frank Zappa. Можно сказать, что винил со мной всю жизнь, просто какое-то время была пауза. Сейчас у меня большая коллекция, некоторые пластинки я меняю или перепродаю. Я сам работаю в виниловом магазине в Ельцин Центре», — Никита рассказывает, что он и сам музыкант — и играет джаз в клубах Екатеринбурга.
Ко мне подходит элегантный мужчина в потертой джинсовой куртке. У него длинные светлые волосы и взгляд прожженного рокера. Он рассказывает, что играет в группе — я несколько раз переспрашиваю ее название — Pozno и протягивает мне диск. Советует послушать. Забираю диск и только потом понимаю, что слушать-то мне его не на чем.
Пока мы разговариваем, люди неожиданно начинают собираться. Мужчины стремительно заклеивают коробки с пластинками и несут их на улицу. Другие держат только что приобретенные пластинки в руках и стремятся к выходу. Ко мне подходит Дмитрий Агишев и спешно прощается. Зал пустеет. Около двух часов дня — меломаны расходятся и разъезжаются по домам.