Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Собаки, которых оседлал человек: благородство и нищета хаски под Екатеринбургом

1 февраля 2013, 16:36
Собаки, которых оседлал человек: благородство и нищета хаски под Екатеринбургом
Фото: Ирина Баженова для 66.ru
В 20 км от города живут 35 ездовых собак. Они знакомы со звездами французского кинематографа Ришаром и Марсо и сами снимались в фильмах. До тех пор, пока большое хозяйство не пришло в упадок.

«Эльбрус» — это хаски, самоеды, восточносибирские лайки, старый вагончик и несколько будок, к которым привязаны собаки. Цепь начинается от деревянных досок, змеится по снегу и уходит вверх, в область собачьей шеи. Там начинается ошейник, который тонет в длинной белой шерсти голубоглазого хаски. Напротив — сарайчик, разделенный на два сектора. Если смотреть со стороны двора, то можно разглядеть всех, кто там сидит, через железную сетку.

В первом секторе сразу несколько собак — белые и с черными пятнами. У всех красивые блестящие глаза, один карий, второй — голубой. Та, что покрупнее, время от времени скалится на соседа. Сосед выглядит моложе и беззащитнее. Поднимается лай. Он разносится по двору, заглушает другие звуки и замирает в верхушках сосен за территорией. Отзывается эхом в квадрате замороженной стройки. Когда-то здесь должен вырасти большой деревянный дом для «Эльбруса».

Во втором секторе сидит белый пес с рыжими подпалинами. Он один. У него карие, умные глаза. В отличие от товарищей по сараю, этот держит себя с королевским достоинством, с особым собачьим благородством. К происходящим за разделительной сеткой конфликтам относится философски. В разговоры не вступает. С интересом разглядывает молодых людей, только что слезших с нарт (за забором, там, где начинается лес, катают на собачьих упряжках). Парни разглядывают пса. Они перескакивают с одной ноги на другую. На улице дикий холод. Пес, как это положено, вызывает в них волну умиления.

Я подхожу к клетке. Собака пытается попасть носом в отверстие железной сетки. Я даю свою руку и жду. Пес тянется к перчатке, хочет ее понюхать. Понять, кто это там, по другую сторону клетки, враг или друг.

Из соседнего сектора снова раздается оглушительный лай. Молодой жмется к стене, прикрывая лапой голову. Со стороны кажется, что большой всерьез решил растерзать его на части. Мелкий выглядит забитым. Мой кареглазый пес пугается. Так и не дотянувшись до перчатки, одергивает нос и делает вид, что между нами ничего не было.

— Буга, Буга! — раздается свист. К клетке подбегает пожилой мужчина в кожаной шапке. Стучит варежкой по сетке. — Буга, Буга, прекрати. Буга, нельзя!
— Он же его загрызет. Зачем сажать их вместе? — я тоже убираю руку, оставляя пса одного, чтобы тот решил, хочет он знакомиться со мной или нет.
— Он его не кусает, орет больше. Так он его воспитывает. Это собака молодая, а молодежь, бывает, наглеет, дерзит. Ему год с небольшим. У них то любовь, то драка, — говорит мужчина. Это хозяин «Эльбруса».

Павел Смолин — горный инженер, в прошлом научный сотрудник института геофизики академии наук. Участник многих экспедиций (вся фотохроника хранится в вагончике), обладатель дипломов Гиннесса. Поднимался на упряжках на Эльбрус, был на пике Коммунизма — высшей точке Памира и Тянь-Шаня на территории бывшего Советского Союза. Его высота 7495 м.

— Нас приглашали на Эверест, поработать по очистке склонов. То есть на собачьей упряжке мусор возить на высоте 7–8 км. Но не состоялось, и слава Богу. Потому что в горы на эти высоты я больше не хочу. Там очень тяжело, очень сложно, — говорит Смолин.

30 лет назад он забросил науку и занялся разведением ездовых собак. Сейчас живет в одном из старых вагончиков, привезенных из Горного Щита. Продолжает ходить в экспедиции. В ближайших планах — Байкал.

— В этом году мы в Тайге были, и на склоне горы Салатим нашли целый скелет. Это, видимо, медвежонок, — Смолин показывает нам верхнюю часть челюсти зверя. — Зубки-то… У него нижняя челюсть еще была, но собаки разобрали.

Смолин уходит встречать очередных гостей. В зимние каникулы здесь не протолкнуться. В день покататься на упряжках могут приехать человек 200 школьников. Это не считая VIP-гостей: Пьера Ришара, Марселя Марсо, Микеле Плачидо, сотрудников американского консульства в Екатеринбурге, пилотов и стюардесс авиакомпании «Люфтганза».

Сегодня тоже должен приехать автобус школьников. Кажется, это хороший пример того, как любимое дело — разведение ездовых собак — превращается в работу. Теперь это — не для себя, а для клиентов. Удовольствия все меньше, а больших денег такая работа не приносит. Все съедает стройка.

Питомник — это неофициальный статус «Эльбруса». Живут здесь 35 собак. «Рабочих», которые катают гостей и туристов от различных агентств, — 25. 10 — либо готовятся принести потомство, либо покусаны, либо на пенсии.

Один из таких пенсионеров сидит, привязанный к будке на окраине территории, за старой машиной. У него прозрачные, бесцветные глаза. Пес участвовал в собачьих гонках в 2007 году. Пробежал больше 150 км. Видимо, это оказалось выше его собачьих сил, и он ослеп. Один он явно скучает; стоит к нему приблизиться человеку, как пес начинает махать хвостом и искать вас носом. Почувствовав прикосновение, сам идет на руки, словно кошка.

«Эльбрус» находится на территории коллективных садов, за поселком Медный. Когда-то это место называлось «Змеиное болото». Летом здесь до сих пор много гадюк. Больше всего от них страдают любопытные псы.

— Летом на территории находим по 5–6 гадюк. Собак несколько раз кусали. Опухает сильно, но ударную дозу лекарства ставишь — и проходит. Первый год мы ловили их и уносили. Но все равно они здесь живут. Рядом, за забором — речка. Тут болото. Это мы приехали и вмешались в их жизнь, а не они, — когда Смолин рассказывает о флоре и фауне «Змеиного болота», в нем просыпается бывший научный сотрудник.

Звонит телефон. Это приехал автобус школьников. За забором собирается большая толпа. Детей — человек 60, не меньше. Двое инструкторов застегивают ремешки на собачьих телах.

За спинами собак — нарты и много нетерпеливых детей и подростков. Скачки у нас в крови.

На нартах лежит синий спальный мешок. Инструкторы объясняют, что нужно садиться на него и сгруппироваться, чтобы не получить травму. В повороте нарты могут задеть дерево, поэтому высовывать ноги нельзя.

— Нужно забраться в мешок и сгруппировать ноги? — это спрашиваю я.
— Нет, — говорит инструктор. — В него иногда собаки забираются, уже успели пометить. Лучше на мешок садиться.

Один человек занимает место внизу, а тот, кто постарше, встает за его спиной. Он будет управлять упряжкой. Чтобы собаки побежали, нужно громко крикнуть: «Хак!».

Упряжка сдвигается с места медленной рысью. Когда инструктор остается за поворотом, собаки переходят на шаг. Грозное «Хак!» утрачивает свой магический смысл. Приходится помогать ногой и подталкивать нарты. Тогда собакам становится легче, и они снова переходят на мелкую рысь.

Я возвращаюсь к сарайчику. Рядом — группа гостей. Взрослые хотят погладить щенков и сфотографироваться с ними. Одна из собак недавно ощенилась. Ее домик — огороженный вольер — стоит около забора, он также опутан металлической сеткой. Внутри будка. Гости перемещаются к ней, берут его в плотное кольцо.

В домик заходит инструктор, парень в синей куртке с надписью «Эльбрус». Мать отчаянно скулит. Щенки копошатся вокруг нее. Парень просовывает в будку руку и выхватывает одного из щенков. Собака начинает скулить громче. Рычит. «Спокойно, спокойно, не волнуйся», — приговаривает парень и уносит щенка из вольера. Собака выскакивает из будки и кидается за ним, но не успевает. Дверь захлопывается. Парень уже на улице, показывает гостям щенка.

Щенок щурит глаза, ничего не понимает. Ему холодно, он хочет к маме. Мама в это время, несмотря на уговоры инструктора, все же беспокоится. Скулит и мечется по вольеру, но на нее никто не обращает внимания. Все смотрят на щенка. На гостей накатывает волна умиления. Когда она проходит, щенка возвращают в будку под мамину лапу.

Гости остались довольны, они удивлены и готовы платить. Но, судя по всему, их денег все равно не хватает, чтобы воскресить хозяйство и сделать добротный питомник, построить дом, утеплить сарайчик для собак и прокормить их.

— Надо поднять большой дом, на зиму стройка встала. Надо немного заработать на жизнь, потому что лето впереди. 10 марта мы уходим в экспедицию на Байкал. Надо денег на экспедицию найти, — рассказывает Смолин. Раньше у «Эльбруса» были спонсоры, но потом пропали. Государство не помогает. Правда, еще остались несколько меценатов, связи с турфирмами. — Мы организуем любую экспедицию по желанию клиента, но в этом году у нас юбилей питомника. Мой юбилей — мне 60 лет. Я на пенсию выхожу. Я хочу побывать в самых красивых местах, в которых был за последние 30 лет. Поэтому мы поедем на Байкал. Две упряжки с собой возьмем. Просто отдыхать сами. Порыбачить, попутешествовать, куда мы хотим, а не куда клиенты хотят. Там не нужно никого удивлять.

Я иду к кареглазому. Глаза пса блестят, он снова делает попытку протиснуть нос через железную сетку. Его соседи угомонились. Теперь собака неторопливо, спокойно нюхает мою руку. Я снимаю перчатку и снова протягиваю ладонь.

Пес ведет себя так же, как люди, когда их запирают в ограниченном пространстве. Тянется к человеку, который стоит по другую сторону клетки. Еще он похож на сорванца из детдома, которого кто-то приласкал. Я для него — не друг, не враг. Не инструктор, которого надо слушать, бояться, уважать, и не клиент, которого надо катать. Скорее, просто сытый человек, который никогда не узнает, как холодно и неуютно бывает сидеть вот тут, в этом неутепленном сарайчике, под умиленными взглядами гостей — людей с воли.