Обычный герой. 4 своих + 2 сироты: опыт усыновления в Екатеринбурге

Денис и Наташа — друзья моих друзей — очень приятные люди. Денис — пиарщик в металлургическом холдинге, Наташа — филолог, доцент УрФУ. Им около сорока, они — обычные представители среднего класса. За исключением одного. У них шестеро детей. Четверо своих и двое — приемных. Денис и Наташа согласились рассказать нам, как это на самом деле — взять в семью детей из детдома, как их отговаривали от усыновления и почему ребенок из приюта может разрушить семью.

В музее изобразительных искусств на Вайнера, куда Денис с Наташей повели детей в выходной, семью пустили бесплатно, причем, вопреки правилам, даже на «коммерческую выставку Тулуз-Лотрека». Но это, скорее, исключение — обычно, по словам родителей, кассиры и билетеры надолго «зависают», когда видят такое количество детей, и начинают звонить начальству и советоваться.

«В детдомах живут в основном русские дети. Это все мифы о том, что детей бросают гастарбайтеры»

Денис: Нельзя просто прийти в детский дом и «посмотреть всех и выбрать своего». Нужно направление на конкретного ребенка. Но ты можешь обратиться к любой орган опеки — по всей стране. Если есть ребенок соответствующего возраста и пола, тебе выписывают направление и ты с ним идешь в конкретный детдом, где показывают конкретного ребенка и только его документы. Мы к тому времени уже для себя решили, что мы не герои и, к сожалению, не можем взять ребенка с гепатитом С и ВИЧ-положительным статусом. Потому что это требует специальных мер безопасности в семье. Подросткам еще можно их объяснить, а маленьким как объяснишь? Что я потом скажу своим детям, если вдруг что-то случится с ними? Что папа был такой герой? Зато нам была совершенно не важна национальность, семья, из которой пришел ребенок.

Наташа: Это еще один миф, кстати. Нам доводилось слышать, что в детдомах много нерусских детей — оказалось совершенно не так. Если мама русская, а отец — мигрант, тогда еще возможно, но вообще нерусских детей обычно разбирают родственники, своих там редко бросают. Как ни больно это сознавать, но подавляющее большинство брошенных детей — из русских семей. Их разбирают, но не всех. Чем старше дети, тем меньше у них шансов на семью. А задерживаются в детдомах обычно дети с ВИЧ, гепатитом и — с братьями и сестрами. И ладно, если их двое, а есть по четверо-пятеро сразу. Кто и когда их возьмет?

Денис: Мы подавали заявку на девочку, но девочек и оставляют реже, и берут охотнее. Мы видели только одну. Съездили, познакомились с ней, но конкретно мне как-то «не ёкнуло». И почти сразу нам позвонили из другой опеки и сказали: «Мы знаем, что это не совсем то, что вы хотели: у нас есть девочка, постарше, чем вы просили, и с братом». Но мы сдались не сразу, надеялись сохранить остатки здравого смысла. Почти месяц еще пытались искать и наконец решили «просто посмотреть». Приехали, поиграли с ними, поговорили. Едем домой, и на полдороге мне аж не по себе стало! Понимаю, что думаю о них уже, как о своих. И о том, что это же еще двое детей, что квартиру придется покупать другую, ипотека, весь семейный бюджет летит… Но уже все равно.

Наташа: «Мне мальчик сразу понравился — с улыбкой, как у Буратино из фильма, обаятельный страшно. Денису девочка понравилась. И уж тут мы точно знали, что никого «родительского счастья» не лишаем. За год в приюте их смотрели только пару раз, и на двоих никто не решился. Но разрешения на двух детей у нас тоже не было. Нужно было снова идти в опеку. И еще нужно было как-то объясниться с собственными детьми, что нашли не одну маленькую девочку, а брата с сестрой».

Денис: И мы снова пошли в опеку и… выдержали там двухчасовую битву. Было довольно тяжело, нам говорили, что «из одного детского дома мы хотим бедных детей перевести в другой детский дом». Что это было? Проверка? Мы не знаем, но отступиться уже не могли. В итоге все-таки приняли от нас заявление на опеку, мы привезли детей сюда и здесь переоформили на приемную семью, чтобы мы оба могли быть законными представителями детей. Эта схема всех устроила. Теперь следующая наша ступень — усыновление.

«Дети, лишенные семьи, могут просто не знать, что такое стыд и совесть. Их этому никто не научил»

Наташа: Несколько лет назад я работала как учитель с бездомными подростками. Мое главное разочарование того времени — у детей, лишенных семьи, полный паралич воли. Они не могут нацелить себя на что-то и осуществить это. Тогда я впервые поняла, насколько калечит отсутствие семьи.

Денис: Многие качества, которые кажутся неотъемлемыми от личности, на самом деле развиваются только в ситуации доверия взрослому. Например, стыд или совесть. Помните детское ощущение вины, когда просто уверен: «отец меня за это убьет». Конечно, ты знаешь, что не убьет, но если нет того взрослого, перед которым «стыдно до смерти», то и стыда нет. Не стыдно врать, например. Потому что совесть — это внутренний «голос взрослого», а если его нет, то нет и совести. Нет этого цензора, которому доверяешь, нет Бога (как бы ты себе его ни представлял), нет правил в мире, ничего нет.

Наташа: Люди думают, что они возьмут ребенка из приюта и просто будут его любить, и все будет хорошо. Но этого недостаточно для детей с травмированным прошлым. Все очень сложно, нужно очень много работать, почти наверняка обращаться к специалистам — самим зачастую не справиться. Возьмем, например, вопрос о том, говорить ребенку или нет, что он приемный? Мы уверены, что ребенок имеет право знать правду. Очень важно сформировать у приемного ребенка позитивное представление о собственной истории. Если от ребенка скрывать его происхождение, то в итоге возникает глубокий раскол между тем, что он подсознательно знает и помнит о своем детстве, и теми утверждениями, которыми новые родители хотели бы наполнить его память. Ложь всегда разрушает отношения, а правда — это доверие.

Денис: «Самой неожиданной для нас проблемой оказалась феноменально развитая способность детей из детдомов имитировать социализацию. Например, в нашем случае ребенок делает вид, что слушает книгу, но при этом не понимает даже простых предложений и примитивных сюжетов. Страницами может запоминать стихи, не понимая их смысла и значения слов. И наверное, это не последнее наше открытие».

Наташа: Мы все лето Сашу учили не попрошайничать, а Наташу — не ябедничать. Саша очень обаятельный, если кто-то во дворе сидит с семечками или чипсами — он уже тут как тут: стоит рядом такая былиночка, качается, в рот смотрит — ну как ему отказать? Вообще, по статистике, социально адаптируется 10% детей из детдомов. Я не понимаю, откуда берутся эти 10%. Может быть, это гении. Потому что мой опыт показывает, что вне семьи невозможна никакая социальная адаптация.

Наташа: «Может быть, это только наш личный опыт, но в какой-то момент мы почувствовали, наверное, что все эти подарки для детдомовцев, перечисленные деньги не решают главной проблемы. Ну, купят спонсоры ребенку навороченный телефон — а кому он будет звонить? Конечно, у детей должны быть подарки, но когда они «от кого-то там», то их не ценят. А ты как бы покупаешь себе некую индульгенцию: купил игрушки, отвез — и на год забыл про этих сирот. Все это не решает главного».

«Дети сразу стали называть нас мамой и папой. Только для них это ровным счетом ничего не значит»

Денис: Дети любят любых родителей: пьющих, бьющих, бросающих. Это наша родительская ответственность, чтобы нас любили умными, честными, добрыми, справедливыми.

Денис: «Нас часто спрашивают: «Когда они нас начали называть папой и мамой?» — Да до дома не успели доехать! Но для них это не значит ни-че-го. Папа и мама — это социальная функция. Это «твои личные взрослые», в отличие от воспитателей. А еще они нас спрашивали: «Мы у вас навсегда?». Мы так радовались, говорили: да-да, вы у нас навсегда! А потом оказалось, что Наташу, например, это расстроило: она надеялась, что их вернут к бабушке и отцу, которых они помнят».

Наташа: Меня не покидает ощущение, что мы на правильном пути. Во всех сложных ситуациях мы чувствовали поддержку свыше. Мы даже когда старую квартиру выставили на продажу, нам предрекали, что мы будем сто лет ее продавать, но практически сразу же пришла женщина — первая же покупательница — ей все понравилось и она купила.

Старший сын Иван — с новым членом семьи. Собака появилась летом. Дети давно просили, даже подшучивали над родителями, что им «ребенка родить легче, чем щенка взять».

Денис: Мы очень благодарны нашим детям. Я вообще не понимаю, как с сиротами справляются люди, у которых нет опыта воспитания своих детей. Ребенок из приюта — даже если он всего полгода там прожил — уже прекрасно умеет манипулировать и может поломать под себя всю эту приемную семью. А наши дети, как камертон, задали нужную тональность отношений. Наша «принцесса» Тоня взяла все в свои руки: Наташа не умеет играть совершенно, так Тоня устраивает такие игры, в которые попадают все, включая Ваню. Егор буквально взял шефство в «мужском мире» над Сашей. Мы безумно благодарны за это своим детям.