Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Рейс перед Рождеством из Москвы в Екатеринбург: портрет заложников аэропорта

8 января 2013, 10:05
Рейс перед Рождеством из Москвы в Екатеринбург: портрет заложников аэропорта
Фото: Ирина Кузнецова
Что можно узнать о людях за пять часов в аэропорту Домодедово в ожидании рейса в Екатеринбург.

— Новокузнецк! Остался кто в Новокузнецк?! — женщина средних лет в зеленом жилете стоит около выхода №48 и зазывает на рейс в далекий Новокузнецк не хуже рыночной торговки. Эхом отзывается приятный женский голос из динамика, который сначала на русском, а затем на английском (получается жеманное «Novo-o-оkuzne-e-еtsk») сообщает, что посадка заканчивается. Но желающих лететь, кроме тех, что уже давно сидят в самолете, нет. Новокузнецк — это вам не пирожки с капустой. Его никто не хочет. «Торговка» надвигает вязаную шапочку на глаза и отворачивается к прозрачным дверям, за которыми лежит взлетное поле аэропорта. Время от времени оно освещается легкими вспышками света.

Я жду рейс в Екатеринбург. У меня есть посадочный талон, подарки на Рождество из Москвы и море терпения. Рейс задержали сначала на час, а потом еще раз на час. Пассажиры выжидательно смотрят на регистратора («А в чем, собственно, дело?!»), но та невозмутимо отсылает к представителям перевозчика. Найти их в шумном Домодедово не удается. Тем временем ночь перед Рождеством подходит к концу. Очередь пассажиров, зарегистрировавшихся на рейс в Екатеринбург, стремительно растет около выхода №50.

Все молчат. Мужчины лениво наблюдают за ходом футбольного матча. Рядом спорт-бар. Там можно пить, но нельзя курить. Из-за этого посетители выглядят печальными. «Дымить» можно только в душной курилке в конце зала с желтыми от дыма стенами и в ирландском пабе, но он в международной зоне. Кажется, иногда пускают покурить на взлетное поле. Но здесь и сейчас это кажется невозможным.

Спустя несколько минут объявляют об очередной задержке и смене выхода на посадку. Очередь покорно передвигается к номеру 51. Место екатеринбуржцев занимают пассажиры, направляющиеся этой ночью в Уфу. Регистратор весело отрывает половинку билета и желает приятного полета. Мы продолжаем стоять. Кто-то бегает в аэромаркет за шоколадкой. Потом за водой. Одна «Аленка» стоит как три, но цены в кафе напротив пугают еще больше.

Я стою перед книжным киоском недалеко от аэромаркета. Взгляд задерживается на романе «Облачный атлас» Дэвида Митчелла. «А смотрели ли вы фильм Тыквера?» — строго спрашивает меня продавщица в косыночке. Таким тоном школьная учительница литературы интересовалась, читала ли я летом книги из списка внеклассного чтения… «Еще нет», — бодро вру, потому что не хочу расстраивать «косыночку». «Прочтите и только потом смотрите», — объявляет она и торжественно вручает книгу. Удивляться здесь нечему: мы в Москве, город — претендент на звание культурной столицы, где даже за час до Нового года на Театральной площади показывали балет и запись выступления Хворостовского.

Посадка на Уфу закончена, но самолет не может вылететь, потому что все ждут двоих отстающих. Параллельно заканчивается посадка на рейс в Екатеринбург другой компании. Люди из моей очереди тихо шуршат сумками. Кто-то начинает злиться. Объявляют окончание посадки на еще один рейс. На этот раз в Эмираты. Затем в Горно-Алтайск.

— Горно-Алтайск! Посадка закрывается, Горно-Алтайск! — кричит та же баба в зеленом жилете. Светоотражающие полоски на ее одежде сияют, как начищенный медный таз. По громкой связи женский голос обращается к неведомому Ошибкину: просит срочно пройти на посадку рейса №217 в Горно-Алтайск. Все пассажиры уже в самолете, но не летят, потому что нет Ошибкина.

Мимо нас проплывает женщина, смотрит на всех выразительным долгим взглядом и тихой скороговоркой произносит: «Гостиница на ночь, недорого». Мужчина в галстуке встает со своего места и со словами «Что это она имеет в виду?» направляется к информационному табло. И правда — рейс отложен в третий раз.

Большинство пассажиров выстроились в шеренгу, чтобы не пропустить свою очередь на посадку. Я нахожу свободное место и быстро направляюсь к нему. Секунда промедления — и придется ждать еще как минимум полчаса. Зал набит до отказа — задержали много рейсов: погода ни к черту, снег. Напротив освобождаются сразу два места. Женщина с ребенком просит говорить всем, чтобы не занимали их места. «Обязательно займут», — соглашаюсь я и тут же жалею об этом. За 15 минут, пока мать и сын гуляли по терминалу, на их места покушались не меньше семи раз.

В очереди около выхода №51 все по-прежнему молчат (редко кто-то вздохнет и, выразительно посмотрев на женщину-регистратора, протянет: «Ну сколько можно ждать?»). Регистратор не выдерживает и принимает реплику за личное оскорбление. Сообщает очереди, что это вовсе не она задерживает рейс, что она тут ни при чем («Я не задерживаю вам рейс, мужчина, понимаете, не задерживаю!»). Трагическую паузу разбивает женский голос. На этот раз он вкрадчиво просит объявиться хозяина ноутбука, найденного около кафе на втором этаже.

Наконец посадка. Очередь поделили на две части. Одну посадили в автобус, а другую оставили стоять на ветру.

— Нас забыли! — крикнул мужчина в черной дубленке с большим чемоданом. — А как же мы?!
— Все не поместитесь, вас 128 человек! — парирует регистратор. — К представителям вашим обращайтесь, почему ваш борт так сел! Сейчас еще один автобус будет.

Стоим еще минут тридцать. Наконец из темноты выруливает автобус. Проехав несколько метров, попадаем в пробку. «Оказывается, в аэропорту тоже бывают пробки», — констатирует мужчина, который больше всех возмущается задержкой рейса. Когда у автобуса не открываются средние двери, градус негодования начинает зашкаливать: «Он что, издевается, что ли?».

По пути к самолету на свой рейс проходим мимо гигантского А380 (авиакомпания Emirates). Для приема лайнера аэропорт Домодедово установил телетрапы на три рукава, подключаемые к разным палубам авиагиганта. Они позволят обеспечить высадку всех пассажиров за 15 минут и посадку за 25 минут.

Аэропорт Домодедово, ночь перед Рождеством. Самолеты готовятся к вылету. По белоснежному корпусу нашего самолета стекают капли растаявшего снега, покрывая его гусиной кожей. Пассажиры рейса в Екатеринбург, поеживаясь, спешат подняться по трапу.

На последней ступеньке трапа каждый считает своим долгом выразить презрение к бортпроводникам. На приветствие все отвечают гробовым молчанием, проходят мимо, стучат сумками, толкаются, долго не могут найти свои места.

— Просим извинить нас из-за задержки, вызванной поздним прибытием рейса, — вкрадчиво сообщает по громкой связи пилот. Его плохо слышно, поэтому все начинают напрягаться, морщить лоб. — Сейчас мы проведем противооб…ую обработку… — На слове «противообледенительную» голос запинается и проглатывает большую часть слова. — Желаем вам приятного полета.

Мы еще полчаса проводим на борту самолета. Все погрузились в чтение «Мэгэзин», взятого из сетки в кресле впереди. В нем есть большая статья про рождественские приметы и советы, как нужно встречать Рождество («Встретить праздник нужно благостно, помирившись с теми, с кем были в ссоре», — выделено красным цветом). Следующая статья — про прошлогодний юбилей мини-юбки — «самой революционной части женского гардероба». «Нет другой такой одежды, которая бы оказала такое большое влияние на демографию».

Разворот журнала «Мэгэзин». Статья про мини-юбки, которые «изменили демографическую ситуацию в мире». На экране — карта, все названия стран почему-то написаны на немецком.

Тут громко начинает плакать ребенок — мальчик лет семи. Рядом с ним сидит крепкий мужчина с пивным животом, забывший снять меховую шапку. У блондинки, сидящей сзади, сдают нервы.

— Ну сделайте что-нибудь, это невозможно! Ну поговорите, что ли, с ним!

Коротко стриженный белый затылок мальчика приподнимается в кресле, рука ребенка тянется к вентилятору. Он встает ботинками на сидение и начинает тыльной стороной руки бить по вентилятору. Задумчиво произносит: «Мааамааа… Мы голодные детишки».

— Ничего, потерпите как-нибудь! Все устали, а ребенок — тот вдвойне, — мужчина почесал лоб и уперся взглядом в иллюминатор. За окошком машина обрабатывает крылья самолета противообледенительной жидкостью. Во все стороны расходятся клубы белого пара.

Поняв, что мужчина не собирается предпринимать никаких репрессивных действий в отношении сына, блондинка переключается на стюарда.

— Молодой человек, сколько нам здесь еще сидеть? Мы тут как в клетке. Почему ничего не объявляете? Я когда в Москву летела, тоже задерживали!
— Что вы от стюарда хотите? Поехали домой! — предложил нетрезвый мужчина, сидящий в соседнем ряду.
— Может, ты подтолкнешь? — развеселился другой пассажир.
— И подтолкну, — не унимался нетрезвый.
— Что вы хотите, чтобы мы объявили? — нашелся наконец стюард. — Если вы желаете, я сейчас подойду к командиру и скажу!
— Обрабатывать жидкостью нужно в отсутствие пассажиров! — бросает ему вслед блондинка. Но бортпроводник уходит, оставив ее воевать с другими пассажирами и членами экипажа.

— Уважаемые пассажиры, просим застегнуть ремни. Через несколько минут мы будем готовы взлететь, — когда голос замолкает, через динамики начинает литься «Шери леди» «Модерн токинг».

Бортпроводники раздают конфеты. Мальчик, который минуту назад пытался сломать вентилятор, переключает внимание на сладости в синих обертках. Самолет выкатывается на полосу и тихо взлетает.

Фото автора