Во время инаугурации губернатор Куйвашев говорил долго. В его инаугурационной речи видна Аксанина рука. Он сказал в частности, что это свое назначенное губернаторство воспринимает исключительно как избирательную кампанию, предшествующую губернаторским выборам, которые вернутся ведь скоро. Та самая мысль, что высказала ему Аксана в ту самую ночь, когда Куйвашев, узнав о своем назначении, приехал к ней прямо из аэропорта, а Ройзман не довез Аксане из Быньгов теплые булки.
Инаугурация была 29 мая 2012 года.
А 17 июня умерла Таня Казанцева, пациентка женского реабилитационного центра в деревне Сарапулка. Эта Таня была из Тагила, ей было двадцать девять лет, у нее было двое детей, и наркотики она стала принимать уже совсем взрослой, кажется, в связи с тем, что никак не могла справиться с головными болями, мучившими ее после травмы черепа, полученной в автомобильной аварии.
Когда Таня поступила в реабилитационный центр, голова у нее болела почти ежедневно, и Таня не сразу поняла, что болит сильнее и иначе. Но однажды пожаловалась все же — очень сильно болит. Игорь Шабалин, возглавлявший тогда женский центр в Сарапулке, позвонил в скорую, но в скорой не нашлось машин, чтобы ехать в деревню. Таня наелась анальгина и легла спать.
На следующий день боли только усилились. Опять позвонили в скорую и получили отказ. Тогда две девушки-реабилитантки побежали в фельдшерский пункт, который все же есть в Сарапулке. Пришла фельдшерица. Велела Тане нагнуть голову к груди, поднять ноги, с закрытыми глазами достать рукою нос — опасалась энцефалита, потому что лето ведь было, клещи. Но Таня смогла склонить голову, поднять ноги и коснуться носа, чего обычно больные энцефалитом не могут. Фельдшерица пожала плечами и ушла, так ничего и не предприняв.
Еще через пару дней Таня потеряла сознание. Тут уж скорая приехала, увезла Таню в больницу в город Березовский, и в больнице Таня, не приходя в сознание, умерла.
Сразу после Таниных похорон во все реабилитационные центры и в сам офис фонда «Город без наркотиков» пришла полиция. Обыскивали, изымали документы, предлагали реабилитантам уйти, если хотят уйти. И ведь известно, как ведут себя наркопотребители, люди, чья воля подавлена наркотиками: если сказать им, что надо остаться и проходить реабилитацию, — они остаются, если сказать, что надо уйти, — они уходят и берутся за наркотики снова. Большинство ушли. Многие из ушедших написали заявления в милицию о том, что их удерживали в реабилитационных центрах насильно. Число реабилитантов в центрах «Города без нар-котиков» сократилось на шестьдесят человек, больше чем вполовину. Но многие и остались. И многие не стали писать в милицию никаких заявлений.
Ройзман называл это спланированной атакой на Фонд. Атакой, которая только ждала повода, и, когда Таня Казанцева умерла от менингоэнцефалита — дождалась. Но это было только начало атаки. Еще через неделю отряд СОБР окружил реабилитационный центр в Сарапулке. Бойцов пытались не пустить. Но они принялись ломать дверь кувалдой и сломали бы, потому что реабилитационный центр представляет собою обычную деревенскую избу. Перепуганные девушки-реабилитантки пустили бойцов СОБРа, а многие разбежались и попрятались в лесу. Полицейская пресс-служба потом скажет, что это Ройзман нарочно вывозил реабилитанток в лес и прятал.
Опять обыскивали, опять возили реабилитанток в отделение милиции, склоняли писать заявления, допрашивали до слез, добивались показаний, что, дескать, побои, незаконное лишение свободы, голод, пытки. Некоторые девушки написали такие заявления. Некоторые не написали и вернулись в Сарапулку.
А Ройзман раздавал интервью и говорил, что это атака, атака, атака, месть за то, что еще весной он обвинял полицейское начальство Екатеринбурга в коррупции и связях с наркоторговцами.
Ройзман отбивался, презрев простое правило, что если тебя атакуют силами полиции — беги. А не можешь бежать — затихни и ищи покровителей. И вот тут Аксана Па-нова и Евгений Ройзман допустили ошибку. Вместо того, чтобы бежать или затихнуть, Аксана отважилась на контратаку.
Это было нарушением договоренностей и это было про-сто глупо — Аксана теперь признает. Если воюешь с ментами, не трогай одновременно другие силовые структуры. Не трогай фээсбэшников, не трогай прокурорских — нельзя воевать со всеми сразу. К тому же, продавая URA.RU подставному кремлевскому бизнесмену, Аксана обещала, что громких коррупционных скандалов на ее портале больше не будет. И нарушила обещание. И можно сколько угодно кричать, что менты первые нарушили шаткое перемирие, первые использовали трагическую смерть Тани Казанцевой, чтобы разгромить Фонд. Можно говорить даже, что это про-сто губернатор Куйвашев перестал защищать ее, Аксану, потому что Аксана окончательно из двух Евгениев выбрала Ройзмана. Ничего не изменится: нарушила договоренности — получи войну.
1 августа 2012 года на сайте URA.RU за подписью Аксаны Пановой была опубликована статья «Именем заместителя генпрокурора». В статье рассказывалось про то, как екатеринбургский замгенпрокурора Пономарев построил себе дачу по подложным документам и прорубил к даче дорогу по территории заповедника. Аксана утверждает, что дальнейшие злоключения мертвой Тани Казанцевой и живых сторонников Евгения Ройзмана были прямым следствием этой статьи.
Сразу после публикации, чуть ли не на следующий день следователь, занимавшийся делом Тани Казанцевой, сказал отцу погибшей молодой женщины, что тело будут эксгумировать, что будут искать и найдут следы побоев. Что, по версии следствия, в смерти Тани виновен не энцефалитный клещ, не давнишняя травма черепа и даже не наркотики, а сотрудники Ройзмана — начальник реабилитационного центра Шабалин и вице-президент «Города без наркотиков» Маленкин. Что, дескать, они, с ведома Ройзмана, избивали Таню и однажды забили до смерти.
Так примерно сказал следователь, но Танин отец наотрез от эксгумации дочери отказался и даже — вот оно, уральское упрямство! — установил на могиле дочери автомобильную сигнализацию.
9 августа 2012 года сигнализация сработала. Отцу Тани Казанцевой пришла на телефон эсэмэска. Мужчина оделся быстро, сел в машину и помчал на кладбище.
А полицейские, когда сняли с могилы венки и выкорчевали крест, обнаружили, что венки и крест связаны про-водами. И если полицейский в России видит провода, ему не приходит в голову, что это отец покойной провел сквозь венки автомобильную сигнализацию, дабы не допустить осквернения могилы дочки. Полицейский думает — бомба. И вызывает саперов. А с саперами приезжает ФСБ. А с ФСБ приезжают спецподразделения. И начинают действовать по плану, заранее разработанному на случай бомбы. Оцепляют всю территорию на расстояние взрывной волны. Выводят за оцепление всех гражданских. Не пускают журналистов. Никому ничего не говорят.
И отец молодой женщины, которую выкапывают сей-час из могилы, приехав на кладбище к дочке, натыкается на оцепление. А сапер, разобрав провода, говорит: «Это ж сигнализация автомобильная. Во дает мужик!» И уезжает. А полицейские остаются эксгумировать как хотят — без понятых, без протоколов.
Тело достают из земли, еще раз обследуют и по итогам обследования арестовывают Игоря Шабалина, который был в Сарапулке, когда Тане стало плохо. А Игорь Шабалин дает показания против вице-президента Фонда Евгения Маленкина, который ведь и правда чуть ли не каждый день в Сарапулку ездил. Из показаний Шабалина (он заявит потом, что даны они под пытками) следует, что это Маленкин велел ему применять к реабилитанткам физическую силу. Теперь Маленкин должен сказать следователям, что, в свою очередь, ему насильно девчонок удерживать, бить и не кормить велел Ройзман.
Только Маленкин этого не скажет. Маленкин сбежит.
Кто такой Евгений Маленкин — надо понимать. Евгений Маленкин — алкоголик, не пьющий пятнадцать лет. (Он, даже и когда его арестуют спустя год скитаний, скажет, что алкоголик, несмотря на пятнадцатилетнюю трезвость. И попадет на медицинское освидетельствование).
Алкоголик — это такой человек, чья жизнь подчинена алкоголю полностью, состоит из опьянения и похмелья. И вот однажды алкоголик понимает, что не может сам с этим справиться, погиб, пропал. И тогда идет на анонимную группу или в общество трезвенников и просит помочь. И получает помощь. Держится, не пьет, обсуждает свои новые ощущения от жизни на группе с такими же, как он, завязавшими алкоголиками. Ведет дневник. В письменном виде пере-осмысливает свою жизнь по модной ли западной системе «12 шагов», по доморощенной ли системе Шечко, — так или иначе перебирает свою жизнь поэпизодно, пытаясь вспомнить, когда именно и почему именно алкоголь стал для него важней работы, семьи, друзей, любви — всего на свете.
Однажды алкоголик понимает, что трезв уже долго и может оставаться трезвым всю жизнь, до самой смерти. Алкоголиком он остается потому, что ему нельзя на Новый год выпить бокал вина — сорвется, снова примется напиваться до чертиков. Но совсем не пить — может.
И, поняв это, алкоголик испытывает благодарность. К тем людям, которые помогли ему, к тем, кто не отверг его, опустившегося, к анонимной своей группе или обществу трезвости, к женщине, которая его полюбила, к детям, которые согласны поиграть с ним или сходить с ним в кино.
Второе сильное чувство, которое движет алкоголиком че-рез год трезвости, — это желание помочь. Таким же, как он, алкоголикам и наркоманам, зависимым. Живущий в трезвости алкоголик чувствует себя как бы вышедшим на сво-боду узником. Главное его желание — помочь тем узникам, что остались в тюрьме.
Алкогольную или наркотическую зависимость трезвый алкоголик всерьез считает главным в мире злом, и смысл жизни, следовательно, находит в том, чтобы с зависимостью бороться. К тому же у непьющего алкоголика обнаруживается непривычный избыток сил. Работать, жену носить на руках, с детишками возиться, по дому хозяйничать, спортом заниматься, еще общественное что-нибудь… Энергичность непьющего алкоголика иногда даже мучительна для окружающих. И вот такой человек — Евгений Маленкин.
У него есть жена Катя, женщина с ресницами, подобными мотылькам, совершенно уверенная, что ничего дурного и ничего страшного с нею и с детьми никогда случиться не может, потому что муж же есть и он решит все проблемы. И Маленкину, кажется, нравятся эти Катины иллюзии.
У него три дочки. И если бы они были мальчиками, Маленкин гонял бы с ними в футбол. А они девочки, и потому особенно трогательна неуклюжая нежность к ним хрупким со стороны огромного Маленкина.
Он состоит в обществе трезвости — том самом, которое устраивало митинг на площади к избирательной кампании Ройзмана в Государственную думу. Потому что Ройзман для Маленкина — что-то вроде Джедая, рыцаря, сражающегося с абсолютным, на взгляд Маленкина, злом. И именно поэтому, даже когда его поймают через год скитаний, никаких показаний против Ройзмана Маленкин не даст.
А еще Маленкин провел в Екатеринбурге несколько кампаний против производителей паленой водки. Находил под-польные цеха, выяснял, откуда идут поставки, свидетельствовал в судах — так что все, кто попал в тюрьму по делам о паленой водке, ненавидят Маленкина.
А еще Маленкин был чуть ли не самым активным в Фонде оперативником. Сидел в засадах, врывался в наркопритоны, таранил своим автомобилем автомобили наркоторговцев, пытавшихся скрыться, свидетельствовал в судах. Сотни наркоторговцев в тюрьмах ненавидят Маленкина, потому что он посадил их.
Именно поэтому Маленкину нельзя в тюрьму. Его просто убьют в тюрьме. Даже если тюремное начальство не подсадит нарочно к Маленкину пойманных им наркоторговцев, рано или поздно Маленкин встретится с ними случайно. Нельзя будет спать ночей, нельзя будет отвернуться к стене — удавят самодельной веревкой, сплетенной из рас-пущенных шерстяных носков или из распоротых штанов.
Как удавили Хабарова. И скажут, что повесился в камере.
Поэтому Маленкину нельзя в тюрьму. Можно быть в Фонде вице-президентом. Можно особенно любить женский реабилитационный центр в Сарапулке. Относиться к тамошним пациенткам, как к дочкам. Ездить к ним каждый день. Возить им цветы, «потому что они девочки и им надо смотреть на красивое». Возить конфеты, «потому что они девочки и у них от шоколада радость». А в тюрьму нельзя.
И когда разгромили женский реабилитационный центр, Маленкин бежал. Написал в твиттере, что отправляется в длительный отпуск-паломничество по святым местам.
И исчез.
Дело было седьмого ноября, ночью. Жена Маленкина Катя, когда муж исчез, а в квартиру пришли полицейские с обыском, не смогла даже дозвониться никому из фондовских адвокатов, потому что обыски одновременно происходили и во всех остальных помещениях Фонда.
На следующий день Катя пошла к Ройзману, а Ройзман только сказал ей, чтобы она не беспокоилась о деньгах. Что зарплату мужа будут теперь привозить ей. Что ипотечный кредит помогут выплачивать. Что если какие-то непредвиденные расходы — помогут. Кате показалось, что Ройзман знает, где ее муж. И она даже попросила Ройзмана сказать ей по секрету. Но Ройзман только покачал головой. Молча.
Не верил даже, что и в помещении Фонда не пишут полицейские жучки их разговора. Промолчал и покачал головой, понимая, что если Маленкина найдут, то у Кати в тюрьме окажется муж, у Катиных дочек — отец, а у него, у Ройзмана, — заложник.
Маленкина найдут. Но год спустя. К тому времени Ройзман успеет собраться с силами, и то, что взяли заложника, будет уже не так страшно.
Шабалин… Маленкин… Третьим ройзмановским заложником к концу 2012 года оказалась Аксана. Есть у людей странное свойство, особенно здесь, на Урале, — чем страшнее события, которые происходят с ними, тем меньше страха.
На фоне этой своей информационной войны со всеми в Екатеринбурге силовыми структурами, Аксана затевает еще и рекламную кампанию URA.RU. Кампания, как принято говорить, креативная, получит еще «Каннских львов» — приз международного фестиваля рекламы.
В городе плохие дороги. На дорогах полно ям. Некоторые глубиною по полметра, и если машина попадает в та-кую яму, то стойкам конец и амортизаторам конец, и всех уральцев объединяет раздражение по поводу плохих до-рог, потому что уральцы любят не только танки, но и автомобили. И вот Аксана придумывает вокруг ям на дорогах рисовать несмываемой краской портреты городских и областных руководителей, причем так, чтобы зияющая яма приходилась начальнику вместо рта. Портрет губернатора Куйвашева тоже красуется где-то на мостовой, и вместо рта у губернатора — яма. Весь город говорит об этом. С перепугу дорожные службы засыпают дорожные ямы мусором, и получается еще обиднее: портрет губернатора на мостовой, а во рту у губернатора — мусор. Куйвашев даже звонит и кричит, что вот в уплату за дружбу Аксана напихала ему в рот дерьма, как будто это Аксана засыпала ямы мусором, а не дорожная служба.
К удивлению Аксаны, не только губернатор, но и прочие городские начальники воспринимают ее рекламную кампанию не как хоть и острую, но шутку, а оскорбляются всерьез. И глупо объяснять им, что это искусство, рекламное искусство, успешная коммуникация, вот же и «Каннских львов» дали… Оскорбляются смертельно.
Не за эту рекламную кампанию именно, а за все Аксанины похождения в совокупности — и главное, за Ройзмана, — заводится против Аксаны четыре уголовных дела. Предприниматель Кремко утверждает, что четырьмя годами ранее Аксана вымогала у него миллион рублей за то, чтобы не печатать в URA.RU статью о скором банкротстве его компании «Бона». А четыре года чего ж ждал, не обращался в полицию? Однако и через четыре года грозит по этому делу Аксане семь лет тюрьмы.
Директор областного телевидения Стуликов обвиняет Аксану в том, что вынудила его подписать с URA.RU договор информационного сотрудничества, а иначе грозилась опубликовать про Стуликова порочащую информацию. И это почти правда: Стуликов через свою телекомпанию действительно распределял между екатеринбургскими средствами массовой информации деньги от губернатора Мишарина, чтобы писали про губернатора хорошее. И это, конечно, дурно с точки зрения рафинированной свободы слова. Это подкуп журналистов, и журналисты становятся подкупленные. Но так все делают в регионах, мы уже говорили, иначе не выживешь. И уж совсем вранье, что Аксана вынудила Стуликова передать ей губернаторскую подачку, угрожая компроматом каким-то. Ведь если Стуликов распределил Аксане губернаторские деньги, боясь, что Аксана напишет про Стуликова какую-нибудь гадость, то выходит, Стуликов растратил казенные деньги на решение личных проблем. И тем не менее по этому обвинению грозит Аксане от семи до пятнадцати лет тюрьмы.
Предприниматель Белоносов обвиняет Аксану в том, что перевел на счет URA.RU 100 000 рублей за то, чтобы издание не печатало компрометирующих статей про политика Шадрина. Но нет никаких документов, подтверждающих передачу той взятки. 100 000 рублей на счет URA.RU действительно были переведены, но сразу же отправлены обратно.
И тем не менее шесть лет тюрьмы грозит Аксане по этому делу.
Наконец, налоговая инспекция обвиняет Аксану в том, что сняла со счета своей компании и обналичила 12 миллионов рублей. И вот это Аксана правда сделала. Сняла деньги и заплатила людям зарплату, потому что новые владельцы URA.RU зарплату задерживали. И это правда незаконно — уход от налогов. По этому эпизоду Аксана идет в Главное управление МВД Свердловской области и пишет явку с по-винной. За уклонение от налогов, в котором она сама же и призналась, Аксане полагается штраф. Но нет, следователи обвиняют Аксану в хищении средств (у себя же, Аксана совладелица), и грозит Аксане еще четыре года тюрьмы.
Двадцатипятилетний срок может набежать в зависимости от того, как будет вести себя Аксана и даст ли показания против Ройзмана, и как будет вести себя Ройзман. Вот это заложник так заложник.
Обыски, выемки документов, задержания. Сын Аксаны рыдает, когда идет обыск в квартире. Бухгалтер URA.RU рыдает, когда после обыска в редакции ее арестовывают (отпустят вскоре и все обвинения снимут). Аксана публикует фотографии рыдающих. Война так война.
В довершенье бед выясняется, что плод у Аксаны нежизнеспособен и беременность надо прерывать. Аксана публикует и это с тем намеком, что, дескать, довели правоохранители до гибели плода. И публикует фотографию эмбриона. И кто-то из журналистов докапывается, что не своего эмбриона Аксана опубликовала фотографию, а просто какую-то фотографию эмбриона, найденную в Сети. И поднимается вой, что Панова, дескать, вообще не была беременна, а придумала беременность ради информационной войны.
Никому никого не жалко. Война
