Люди-гвозди. Как конструктор самолетов построил кузню для своих сыновей

«Надо было кормить семью», — эту фразу мы много раз слышали от екатеринбургских предпринимателей, бросивших науку и оборонную промышленность ради собственного бизнеса в девяностые, когда «там, наверху профукали страну». Тогда доцент УПИ пошел закапывать под землю трубы, строители ракет с ЗиКа начали собирать яхты, а наш сегодняшний герой — Рудольф Воробьев навсегда оставил пост конструктора самолетных двигателей и принялся варить металлоконструкции.

«В кузню меня жизнь привела»

Рудольф Воробьев закончил авиационный институт. После оказался в Крыму, где и прожил десять лет. Но все равно вернулся на Урал.

Пока Союз не развалился по кускам, конструктор Воробьев спокойно работал по профессии, собирал двигатели для самолетов. Жизнью своей был вполне доволен и до сих пор считает, что профессию выбрал правильно — по душе.

Но после перестройки и уничтожения прежнего государства его, так же, как и многих, «жизнь сильно покидала из стороны в сторону». В итоге он оказался владельцем небольшого, но зато собственного бизнеса. Начинал с варки металлоконструкций, понемногу расширялся, нанимал людей и однажды купил механический кузнечный молот.

Принял на работу заводчанина, умеющего обращаться с такой техникой. Потом — другого. Обоих пришлось выгнать, «потому что оба закладывали за воротник и прогуливали». В итоге взялся сам.

Рудольф Воробьев:

— Я смотрел за ними, обучался понемногу. В итоге решил: справлюсь. С молотом тяжело психологически: он шумный, он опасный. Не каждый рискнет. У меня получилось. Вот так меня жизнь в кузню и привела. Но я не думаю, что это случайность. Так и должно было сложиться: я же все детство провел с лобзиком и молотком.

Собственно, вот так он и стал кузнецом. Специальных учебных заведений не заканчивал (ближайший толковый вуз, где учат кузнецов, — в Питере), к мастерам в ученики не напрашивался, оттачивал навыки старым добрым методом проб и ошибок. Начинал с решеток и оград, а теперь и скульптуры кует, и клинки. На ножи, говорит, в последнее время особенный, постоянный спрос, «хотя сейчас любой нож можно в магазине купить, но люди хотят свой, собственный, чтобы он один такой был».

«Продажник из меня никакой»

По собственному признанию, Рудольф в своей кузне — «один за всех: от уборщицы до продажника». Правда, по его же словам, продавать он так и не научился.

Рудольф Воробьев:

— Я как-то сделал орла. Очень он мне нравится. Не хвастаясь, скажу, что на совесть сработал. И однажды этого орла я выставил на одной выставке. Выставил с ценником — в надежде продать. Ко мне там подошел один предприниматель и говорит: «А вы в курсе, что продаете эту работу по цене в два раза ниже рыночной?». «В курсе, — отвечаю, — но я его уже два года продаю».

«Кузня — это искусство, а не ремесло», — повторяет Рудольф. Потому, продолжает он, тем, кто рвется к богатству, тут делать нечего: «Хлеб всегда будет, но на икру заработать очень сложно». Сам он на жизнь не жалуется, оставлять свое дело даже не думает и все же признает: хороший продавец смог бы решить многие проблемы. Но где ж его взять?

Опыт работы с профессиональными дилерами у кузнеца Воробьева был. Продавали неплохо, дела шли, но работали «как-то не совсем честно».

Рудольф Воробьев:

— Два молодых парня взялись продавать мои работы. И все нормально было, пока я не узнал, какую цену они выставляют клиенту. Я работу делаю за 70 тыс. рублей, а они ее за 150 тыс. продают. Не дело это. Нельзя так на людях наживаться.

Теперь чужих в свои финансовые дела он больше не пускает. Иногда, говорит, бывает тяжко. Особенно обидно, что местным кузнецам многие клиенты предпочитают испанцев, хотя то, что они втридорога покупают за границей, порой оказывается на уровень ниже работ уральских мастеров.

Рудольф Воробьев:

— Мы когда собираемся с другими кузнецами, даже в шутку составляем планы в складчину открыть торговую фирму в Испании, чтоб туда свои работы отправлять. Там-то купят. Причем купят наши же, местные заказчики. Смех смехом, а правда в этом есть.

Тем не менее с продажами кузнец кое-как справляется. Без работы не сидит. Хотя надвигающийся финансовый кризис грозит сильно урезать клиентскую базу: кованые вещи стоят недешево, и от такой роскоши в непростые времена отказываются в первую очередь. Но остаться без кузни Рудольф не боится. Сохранит ее при любом стечении обстоятельств, потому что надеется оставить свое дело сыновьям… если они, конечно, сами этого захотят.

«Хочу передать свое дело сыну: он сможет сделать больше, чем я»

Передать бизнес по наследству кузнец Воробьев планирует не только для того, чтобы его дело жило и после него. Есть в этом и трезвый расчет. Кузнечное мастерство оттачивается поколениями. Это очень сложный и длительный процесс, потому принято передавать ремесло от отца к сыну — так появляются настоящие мастера.

Рудольф Воробьев:

— Мой сын уже начнет не с чистого листа, не с нуля, как я. Он будет на сто ступеней выше и сможет сделать намного больше, чем я. В этом смысле очень показательный пример — индийцы с их кастовой системой. В Индии веками у людей не было выбора: родился в семье кузнеца — значит будешь кузнецом, продолжишь семейное дело. Во многом благодаря такой жесткой преемственности они достигли таких высот, что до сих пор никто не может сделать тот булат, что делали индийские кузнецы в начале прошлого тысячелетия.

План логичный. Осталось найти преемника. У Рудольфа — двое сыновей. И старший уже отказался продолжать дело отца. «Я его сам выгнал», — коротко отрезает кузнец. Подробно об этом не рассказывает, лишь говорит, что сын оказался не готов, «не захотел осваивать мастерство по крупицам, хочет зарабатывать много и быстро».

Вся надежда на младшего. Ему сейчас одиннадцать. И отец уже водит его на работу, учит всему, что умеет сам. Признается, что порой приходится заставлять, но надеется, что сын все же проникнется и однажды сам примет решение остаться в кузне.