Леонид Волков: «В Европе работать интереснее»

С Леонидом Волковым мы пообщались еще до того, как он объявил о новом повороте в своей карьере — как известно, сейчас он возглавляет штаб Алексея Навального. Кроме того, Волков заявил, что после выборов московского мэра намерен перебраться на постоянное место жительства в Люксембург, чтобы продолжить работу в европейском венчурном фонде Next Stop Ventures.

При этом у Леонида уже есть опыт сотрудничества с европейскими стартаперами. Например, в середине февраля этого года фонд Леонида Волкова Projector Ventures совместно с рядом партнеров (в частности, с Леонидом Глузманом) приобрел долю в финском проекте Walkbase — системе локации и трекинга людей в помещениях на основе анализа излучения включенных Wi-Fi-модулей смартфонов. Это первое в мире решение для предприятий розничной торговли, которое измеряет офлайн-трафик и интегрировано с Google Analytics. Размер инвестиций не раскрывается, но в итоге партнеры получили место в совете директоров.

— Я так понимаю, сама сделка-то получилась по большому счету случайно, вы познакомились с этими финскими парнями на какой-то конференции…
— Да, совершенно случайно.

— Понятно, что ты не ограничен Свердловской областью, даже чисто психологически, но как возникла идея, что надо этим парням предложить денег?
— Понравился проект, все очень просто. Как ты решаешь, как предложить денег?

«Мне нравится концепция, что можно начать методами виртуального мира работать с реальным».

— Все-таки чем тебя лично этот проект привлек?
— Мне очень нравится, что какие-то вещи, подсмотренные в виртуальном мире, неожиданно — в качестве алаверды — возвращаются в реальность. Мы привыкли, что мы полностью контролируем, что с сайтом делает его посетитель: можем узнать про него, как он ходит, куда он ходит, как себя ведет. Для этого, например, есть «Яндекс. Метрика» и Google Analytics. Все эти инструменты используем для улучшения продаж, для того чтобы более гибко работать с нашими клиентами и так далее.

А в реальном мире у нас таких инструментов, к сожалению, нет. В реальном мире мы про нашего посетителя практически ничего не знаем, он для нас как чужой. Именно поэтому мне нравится концепция, что можно начать методами виртуального мира работать с реальным. Я в такой перенос лучших практик очень верю. Когда я пришел в торговый центр, приложение меня там нашло, знает, кто я, знает по моему поведению о моей лояльности и о дисконтной системе, в которую я включен.

— Эта система понимает, кто я и что я делаю, благодаря тому, что я подключился к Wi-Fi, так?
— Система видит и отслеживает тех посетителей, у которых включен Wi-Fi-модуль на смартфоне. Вовсе не обязательно, чтобы он был подключен к одной из беспроводных сетей. Просто пока он включен — он постоянно сканирует сеть. Ты же когда в своем телефоне заходишь, хочешь подключиться к Wi-Fi, он тебе сразу дает некий список возможных сетей. А дальше уже дело техники — можно один раз примерно посчитать долю людей с включенным Wi-Fi-модулем в общем потоке посетителей и получить коэффициент, на который будут экстраполироваться полученные аналитические данные.

Финны весьма скромно оценили свой проект — в России за эти деньги предлагают стартапы, в которых ничего нет, кроме двух парней и красивой презентации

— Walkbase использует какую-то уникальную технологию?
— Это не уникальная технология, есть несколько конкурентов. У нас самый главный — Euclid. Этот проект уже привлек около 18 млн долларов инвестиций, находится уже на довольно поздней стадии. Общая идея — что по Wi-Fi-радиокартине можно делать триангуляцию, математическими методами точно определять положение. В принципе в этом нет ничего такого. Но мы считаем, что у нас математики получше, поточнее, чем у Euclid. Вообще меня в этом проекте еще привлекает нетривиальная технологически математическая составляющая.

— Сложный стартап.
— Ну, это непростой стартап, конечно. Это не то что — хипстеры придумали новую социальную сеть для котиков или там для фотографий.

— Как проходили с финнами переговоры о сделке?
— Я познакомился с Туомасом Вуоти, основателем и CEO компании, на конференции Slush в ноябре. Потом разбирал визитки и решил ему написать письмо, в котором попросил его каждый месяц сообщать, что происходит. Вижу, что по динамике ребята двигаются неплохо. Потом он стал сам мне говорить: «А не хочешь ли ты нас проинвестировать?». Я говорю: «Хочу, мне ваш проект нравится», — с партнерами посмотрел, обсудил. Но мне предложенные Туомасом условия не понравились.

Через пару недель он меня спросил, на каких условиях мы готовы? Вот это другой разговор! Мы пару недель обсуждали условия. Потом съездили в Финляндию, поговорили, пообщались с командой. В результате мы поняли, что оценка бизнеса у ребят реально невысокая. У нас по такой оценке часто пытаются привлекать инвестиции стартапы, в которых ничего нет, кроме двух парней и красивой презентации; а тут — команда из шести человек, есть уже продажи на несколько десятков тысяч евро, есть ключевые клиенты, самый главный из которых — аэропорт Vantaa. Ну как тут не проинвестировать?

— Первое предложение Туомаса тебя чем не устроило? Много денег просили?
— Нет, денег они, наоборот, попросили мало. После избалованного российского рынка я получил огромное удовольствие от того, как мало денег они попросили. Меня с первого взгляда не очень устроило, что, конечно, продаж еще маловато и что ребята немножко распылены. Но на самом деле каждый стартап проходит через такую фазу. Ребята говорили, что они могут делать это, это и это, но никак не могли структурировать, чем заняться в первую, во вторую и в третью очередь. В частности, это мы им помогли этот момент исправить.

Внеочередные выборы мэра Москвы заставили Волкова отложить отъезд в Европу. Но в сентябре он все-таки планирует перебраться в Люксембург.

— Думаю, что за эти несколько месяцев ты понял, чем отличаются иностранные стартаперы от российских?
— Прежде всего у них гораздо больше взрослости и структурности. Они гораздо более взрослые по мышлению. Им не надо объяснять, что не стоит сразу открывать офис в ЮАР, что сначала надо стены построить, а потом крышу класть. Во-вторых, там гораздо более отстроенные процессы. Я только вернулся с собрания акционеров. Мне очень понравилось, как все было организовано. Все проходит очень планомерно, а не так — ой-ё-ёй, давайте навалимся, это сделаем, то сделаем... Я и сам, в общем-то, учусь всему этому, потому что работа организована очень системно и хорошо. И при этом она масштабная, мы ориентируемся сразу на весь европейский рынок.

— Хорошо. Чисто технологически как строится работа? Насколько ты внедрен в проект?
— Стартап на ранней стадии хочет получить не просто финансового инвестора, который деньги положил и ждет, пока созреет золотой апельсин, а хочет получить партнера, который будет помогать развиваться, который реально даст какой-то положительный импульс. У меня в папочке сейчас 346 сообщений от них. Два письма в день в среднем они пишут мне — и одно я им.

— То есть ты втянут в проект достаточно интенсивно?
— Конечно.

— Через какое время планируешь продать свою долю в проекте?
— Я рассчитываю, что мы к концу года поднимем венчурный раунд настоящий — 3–5 млн евро по оценке — около 10 млн евро. И это позволит нам к лету 2015 г. поднять раунд по оценке в 30–40 млн евро. И там мы уже должны будем выходить. Рассчитываю, что мы будем участвовать в проекте около двух лет и выйдем из него хотя бы с двадцатикратным приростом стоимости инвестиций.

— Смотришь еще на какие-то европейские стартапы?
— Да, мы смотрим еще на один проект в Финляндии, на один проект в Бельгии, мы смотрим даже на парочку проектов в Силиконовой долине, хотя я не до конца пока сам себе верю, что мы отсюда сможем эффективно с ними работать.

— Ты уже несколько месяцев активно работаешь с финнами. Нет ли от этого еще большего разочарования от того, что происходит в этой сфере у нас? Что на самом деле мы здесь дети малые…
— У меня нет «еще большего» разочарования, я в целом вполне объективно себе и раньше представлял, что у нас происходит в этой сфере. Я понимаю, как она у нас устроена, почему она далеко не идеальна, в силу абсолютно объективных причин, связанных с тем, что у наших стартаперов нет достаточно денег, опыта, что у нас в стране три раза по крайней мере проводился геноцид по признаку способности самостоятельно мыслить, то есть фактически — по наличию предпринимательских способностей (после 1917 года, в 30-х годах после НЭПа и в 70-х годах после сворачивания косыгинских реформ). И в этом смысле понятно, что у нас плохо с яркими предпринимателями, которые способны брать и делать проект мирового уровня. Это я всегда знал и так, ну что делать. Работаем с тем, что есть.

Леонид Волков рассчитывает выйти из проекта через два года с двадцатикратной прибылью.

— Как ты думаешь, когда на местном рынке, среди тех людей, которых мы знаем, произойдет какая-то сделка — такая, чтобы мы сказали: ну все, ну, блин, парни молодцы, вышли с деньгами, получили 20х, 30х, 100х!…
— Слушай, ну, извини, пожалуйста, может, и никогда. Никто не обещал. Все работают, все стараются, всем хочется. Рынок ждет. Я недавно был в Германии, где сейчас все ждут IPO интернет-магазина Zalando, это гигант электронной коммерции с оборотом в несколько миллиардов евро. Они считают, что, если оно будет успешным, то можно будет говорить о том, что венчурный рынок Германии состоялся. Только тогда! С этой точки зрения в России все лучше, у нас уже было IPO «Яндекса». Если говорить про венчурную отрасль Среднего Урала, то я не знаю, услышим ли мы какую-то громкую историю в обозримом будущем, но стараться все равно надо.

— Тема стартапов развивается активно года три. В начале говорилось, что должна создаться определенная среда. Есть ее признаки?
— Да, есть. Признаки среды заключаются в том… что она есть. Ну, то есть люди думают о том, как бы вместе сидеть, как бы вместе общаться. Люди очень много сотрудничают. Проекты между собой пытаются взаимодействовать. Видно, что бульон варится.

— Но пока не очень крепкий, да?
— На самом деле, в общем-то, неплохой.

Штабы Алексея Навального внесены Росфинмониторингом в перечень организаций, причастных к терроризму и экстремизму.